Время предательства - Луиза Пенни

Но что-то тут было не так. Что-то в этом фильме не согласовывалось с тем, что уже успел узнать старший инспектор.

Он прикрыл рот рукой и уставился на черный экран.

– Позволь спросить у тебя кое-что, – сказала Тереза Брюнель. – Какой самый верный способ уничтожить человека?

Жером отрицательно покачал головой, не зная ответа.

– Сначала ты завоевываешь его доверие, – сказала она, не сводя с него глаз. – А потом предаешь.

– Кри верили Пьеру Арно? – спросил Жером.

– Он помог восстановить порядок. Относился к ним с уважением.

– А потом?

– А потом, когда обнародовали планы сооружения плотины и стало ясно, что вода затопит остатки принадлежащей кри территории, он убедил их согласиться.

– Как же ему это удалось? – спросил Жером.

Будучи квебекцем, он всегда относился к громадным плотинам как к предмету гордости. Да, он понимал, что они наносят ущерб природе севера, но эта цена не казалась большой. Цена, которую он лично не платил.

– Они доверяли ему. Долгие годы он убеждал их, что он им друг и союзник. А потом те, кто сомневался в нем, в его мотивах, стали исчезать.

Жером почувствовал тошноту.

– Это он их устранял?

Тереза кивнула:

– Не знаю, был ли он таким с самого начала, или кто-то его подтолкнул, но он это делал.

Жером опустил глаза и подумал об имени, которое нашел. Имени, скрытом за именем Арно. Если Арно пал низко, то тот, другой человек пал еще ниже. Лишь для того, чтобы много лет спустя его откопал Жером Брюнель.

– Когда Арман впутался в это? – спросил Жером.

– Племя выбрало старейшину, пожилую женщину, и отправило ее в Квебек-Сити просить о помощи. Она хотела сообщить кому-нибудь из властей, что исчезают молодые мужчины и женщины. Погибают. Их находили повешенными, застреленными, утопленными. Отделение Квебекской полиции утверждало, что эти смерти – следствие несчастных случаев или самоубийств. Несколько молодых индейцев-кри просто исчезли. Полиция пришла к выводу, что они убежали. Вероятно, на юг. Что их нужно искать в наркопритонах или вытрезвителях в Труа-Ривьере или Монреале.

– Она приехала в Квебек-Сити просить о помощи в их поиске? – спросил Жером.

– Нет, она приехала сообщить властям, что это ложь. Среди пропавших был ее собственный сын. Она знала, что они никуда не убегали, что причиной их смерти стали вовсе не несчастные случаи и не самоубийства.

Жером понимал, как угнетающе воздействуют на Терезу – офицера Квебекской полиции, женщину, мать – эти воспоминания. Ему тоже было больно, но они зашли слишком далеко. Они не могли остановиться посреди трясины. Должны были двигаться дальше.

– Никто ей не поверил, – сказала Тереза. – Ее выпроводили как слабоумную. Еще одна пьющая старуха из племени кри. Такому отношению к ней способствовало и то, что она не знала, где находится Национальное собрание Квебека, а потому останавливала людей, которые входили и выходили из «Шато Фронтенак».

– Из отеля? – спросил Жером.

Тереза кивнула:

– Это довольно внушительное здание, вот она и решила, что там расположены властные органы.

– Но каким образом в дело оказался втянут Арман?

– Он приехал в Квебек-Сити на конференцию в «Шато» и увидел эту женщину на скамейке перед отелем. Она была в отчаянии. Он спросил, что с ней.

– И она рассказала ему?

– Все рассказала. Арман спросил, почему она не пришла с этой информацией в полицию.

Тереза опустила глаза на свои наманикюренные пальцы.

Краем глаза Жером увидел, как начинают расходиться от телевизора люди, но не стал торопить жену. Наконец-то они достигли дна болота, дошли до последних слов, осталось их только вычерпать.

– Старейшина кри сказала, что не пошла в полицию, потому что сама полиция это и сделала. Это они убили молодых индейцев. Включая, вероятно, и ее собственного сына.

Жером пристально взглянул в ее родные глаза. Он не хотел продолжать это и оставаться в мире, где такое возможно. Он видел, что Тереза испытывает почти облегчение. Потому что верит, что конец близок и худшее позади.

Но Жером знал, что худшее еще впереди. И конец наступит не скоро.

– Что же сделал Арман?

Он увидел, что Клара идет в кухню, а Оливье направляется к ним. Но он продолжал смотреть в глаза жене.

Тереза наклонилась к нему и, перед тем как к ним подошел Оливье, прошептала:

– Он поверил ей.

Глава двадцать вторая

– Обедать! – позвала Клара.

Они уже досмотрели видео до конца. Кроме съемок НКК и киножурналов, имелось еще несколько коротких сюжетов о пятерняшках. Пятерняшки на первом причастии, на встрече с молодой королевой, делающие реверанс перед премьер-министром.

Разумеется, одновременно. И этот великий человек удовлетворенно смеялся.

Доставая кастрюлю из духовки, Клара думала о том, как странно видеть маленькой девочкой ту, которую она знала только пожилой женщиной. Но еще необычнее было видеть, как она растет. Видеть так много про нее и так мало ее самой. Видеть эти фильмы один за другим, от очаровывающих до приводящих в замешательство и обескураживающих. Еще более необычным казалось то, что она не могла определить, кто из них Констанс. Они все были Констанс. И никто.

Фильмы неожиданно закончились, когда девочкам исполнилось лет семнадцать-восемнадцать.

– Давай помогу, – сказала Мирна, забирая теплый хлеб из рук Клары.

– Что ты думаешь об этих фильмах? – спросила Клара, укладывая нарезанный Мирной багет в корзиночку.

Оливье расставлял тарелки на длинном сосновом столе, Габри тем временем перемешивал салат. Рут пыталась то ли зажечь свечи, то ли устроить пожар. Арман куда-то исчез, а с ним Тереза и ее муж Жером.

Мирна перестала нарезать хлеб и уставилась перед собой:

– Я все время вижу первую сестру, Виржини, кажется. Как она смотрит в камеру.

– Когда мать не пускает их в дом? – уточнила Клара.

Мирна кивнула и подумала: как странно, что в разговоре с Гамашем она привела аналогию с домом, сказав, что Констанс стала пленницей, запертой в эмоциональном доме.

Но что хуже, спросила себя Мирна: когда тебя запирают внутри или когда тебя не впускают?

– Они были такие маленькие, – сказала Клара и взяла нож из зависшей руки Мирны. – Может, Констанс и не помнила.

– Нет-нет, она помнила, – возразила Мирна. – Они все помнили. Если не конкретные события, то общую обстановку.

– И ни с кем не могли поделиться, – сказала Клара. – Даже с родителями. В особенности с родителями. Интересно, как это влияет на человека.

– Я знаю как, – раздался знакомый голос.

Они обе повернулись к Рут, которая чиркнула очередной спичкой. Скосив глаза, она смотрела, как горит деревянная палочка. Пламя уже готовилось лизнуть ее желтые ногти, но тут Рут дунула и загасила спичку.

– И как же? – спросила Клара.

В комнате воцарилась тишина, все глаза устремились на старую поэтессу.

– Маленькая девочка превращается в старого морехода[43].

Раздался общий вздох. Они-то и в самом деле подумали, что Рут знает ответ. Глупо. Уж кому, как не им, знать, что не стоит искать мудрости у старой пьяной пироманки.

– Альбатрос? – спросил Гамаш.

Он стоял в дверях между гостиной и кухней. «Давно ли он нас слушает?» – подумала Мирна.

Рут чиркнула еще одной спичкой, и Гамаш взглянул в ее горящие глаза, видя за этим пламенем обугленное сердце.

– Это что должно означать? – нарушил тишину Жиль. – Старый моряк и тунец?

– Тунец зовется не альбатрос, а альбакор[44], – поправил его Оливье.

– Бога ради, – рявкнула Рут и махнула рукой так, что пламя погасло. – Когда-нибудь я умру, и что тогда у вас будет с разговорами о культуре, тупоголовые?

– Touché[45], – сказала Мирна.

Рут напоследок посмотрела на Гамаша строгим взглядом и повернулась к остальным:

– «Сказание о старом мореходе»? – Увидев лишь недоуменные взгляды, она добавила: – Знаменитая поэма. Кольриджа?

Жиль наклонился к Оливье и прошептал:

– Надеюсь, она не будет декламировать поэму. Мне хватает стихов и дома.

– Верно, – сказала Рут. – Люди всегда путают творения Одиль и Кольриджа.

– По крайней мере, они оба пишут в рифму, – заметил Габри.

– Не всегда, – доверительно сообщил Жиль. – В последнем стихе у Одиль «турнепс» рифмуется с «сараем».

Рут вздохнула так тяжело, что ее последняя спичка погасла.

– Ну хорошо, я заглатываю наживку, – сказал Оливье. – С какой стороны то, что мы увидели, напоминает тебе «Сказание о старом мореходе»?

Рут огляделась:

– Неужели здесь только я и Клузо[46] получили классическое образование?

– Постойте, – сказал Габри. – Я вспомнил. Это, случайно, не старый мореход и Эллен Дедженерес[47] спасли Немо из аквариума в Австралии?

– Нет, его спасла Русалочка, – возразила Клара.

– Неужели? – повернулся к ней Габри. – Мне что-то помнится…