Время предательства - Луиза Пенни

– Прекратите! – Рут махнула рукой, призывая их к молчанию. – Старый мореход нес свою тайну, как мертвого альбатроса на шее. Он знал, что единственный способ избавиться от альбатроса – открыть тайну другим. Снять груз с души. И вот он остановил незнакомого человека, свадебного гостя, и все ему рассказал.

– А что у него была за тайна? – спросил Жиль.

– Мореход убил в море альбатроса, – ответил Гамаш, входя в кухню и ставя на стол корзиночку с хлебом. – И за этот жестокий поступок Господь забрал жизнь у всех членов команды.

– Силы небесные! – поразился Жиль. – Я не ахти какой любитель охоты, но наказание кажется мне чересчур суровым.

– Один лишь мореход остался в живых, – сказал Гамаш. – Чтобы он жил и мучился. Когда его наконец спасли, он понял, что сможет освободиться от душевных мук, только если расскажет о случившемся.

– О том, что птичка померла? – спросил Жиль, все еще пытаясь вникнуть в суть.

– О том, что убито невинное существо, – ответил Гамаш. – И что он сам его и убил.

– Вам не кажется, что Господь тоже должен был ответить за убийство всей команды? – высказался Жиль.

– Ой, да замолчи ты, – рявкнула Рут. – Старый мореход накликал проклятие на себя и на других. Он был виноват, и перед ним стоял выбор: либо признать это, либо нести бремя вины всю жизнь. Понял?

– И все равно до меня не доходит, – пробормотал Жиль.

– Если вам трудно понять, попробуйте почитать «Королеву фей»[48], – сказала Мирна.

– «Королева гей»? – с надеждой в голосе проговорил Габри. – Наверное, неплохое чтение перед сном.

Они расселись за обеденным столом, причем гости жульничали, лишь бы сесть подальше от Рут или от утки.

Гамаш проиграл.

А может, он и не участвовал в игре.

А может, он выиграл.

– Вы думаете, на шее у Констанс висел альбатрос? – спросил он Рут, накладывая на ее тарелку порцию курицы.

– Тебе не кажется, что это очень иронично? – спросила Рут, не поблагодарив его. – Говорить об убийстве невинной птички и одновременно трескать курицу?

Габри и Клара положили вилки. Остальные сделали вид, что не слышат слов Рут. Ведь курица была очень вкусная.

– Так какого же альбатроса носила Констанс? – спросил Оливье.

– Что ты у меня спрашиваешь, олух царя небесного? Откуда я знаю?

– Но ты думаешь, она знала какую-то тайну? – не отставала Мирна. – Что-то такое, из-за чего она чувствовала себя виноватой?

– Слушай. – Рут положила вилку и нож и уставилась на Мирну. – Будь я гадалкой, что бы я говорила людям? Я бы заглядывала им в глаза и говорила… – Она повернулась к Гамашу и своими тощими руками сделала несколько пассов перед его изумленным лицом. Потом, понизив голос, заговорила с восточноевропейским акцентом: – Ты несешь тяжелый груз. Тайну. Ты не можешь поделиться этим ни с одной живой душой. Сердце твое разрывается, но пусть все идет как идет.

Рут опустила руки, однако продолжала смотреть на Гамаша. Он ничем не выдал своих чувств, но замер, словно окаменел.

– У кого нет тайн? – тихо сказала ему Рут.

– Вы, конечно, правы, – ответил Гамаш, подбирая на вилку кусочек восхитительного куриного мяса. – У нас у всех есть тайны. И большинство из них мы уносим в могилу.

– Но некоторые тайны тяжелее других, – сказала старая поэтесса. – Они удерживают нас, замедляют нас. И мы не уносим их в могилу, потому что могила сама приходит к нам.

– Думаешь, именно это случилось с Констанс? – спросила Мирна.

Рут еще несколько мгновений смотрела в задумчивые карие глаза Гамаша, потом перевела взгляд:

– А ты так не думаешь, Мирна?

То, что Рут обратилась к ней по имени, пугало больше, чем сама мысль. Столь серьезной была эта неожиданно и подозрительно трезвая поэтесса, что она забыла забыть имя Мирны.

– Так в чем, по-твоему, была ее тайна? – спросил Оливье.

– Я думаю, она была трансвеститкой, – произнесла Рут значительным тоном.

Оливье удивленно поднял брови, однако тут же нахмурился. Сидящий рядом с ним Габри расхохотался.

– Значит, все-таки «Королева гей», – сказал он.

– Откуда, черт побери, мне знать ее тайну? – пожала плечами Рут.

Гамаш посмотрел на Мирну. Он подозревал, что Мирна была тем самым «свадебным гостем», на плечи которого Констанс Уэлле собиралась переложить свой груз. Но ей не представилось такой возможности.

И Гамаш все больше и больше проникался мыслью: Констанс Уэлле, последнюю из пятерняшек, не случайно убили накануне ее возвращения в Три Сосны.

Кто-то хотел помешать ее возвращению в деревню.

Кто-то хотел помешать ей раскрыть душу.

Но тут его осенила еще одна мысль. Возможно, Мирна была не единственным «свадебным гостем». Возможно, Констанс раскрыла душу перед кем-то еще.

Остальная часть вечера прошла в разговорах о планах на Рождество, о меню, о предстоящем концерте.

Пока все, кроме Рут, убирали со стола, Габри принес из холодильника кулинарное творение Оливье – бисквит, прослоенный виноградом, сладким кремом, свежевзбитыми сливками и вареньем с добавкой бренди.

– Любовь, которая не осмеливается назвать себя[49], – сказал Габри, баюкая лакомство на ладонях.

– Сколько там калорий? – поинтересовалась Клара.

– Не спрашивай, – ответил Оливье.

– Не говори, – попросила Мирна.

После обеда, когда со стола было убрано и посуда вымыта, гости поднялись, облачились в теплые куртки и принялись разбирать обувь в прихожей.

Кто-то схватил Гамаша под локоть и потащил в дальний уголок кухни. Оказалось, это Жиль.

– Кажется, я знаю, как подключить вас к Интернету, – сказал бывший лесоруб, сверкая глазами.

– Правда? – спросил Гамаш, боясь поверить услышанному. – И как?

– Тут уже есть вышка. И вы про нее знаете.

Гамаш озадаченно посмотрел на него:

– Что-то я не помню. Мы сможем ее увидеть?

– Нет. В этом-то вся и прелесть, – возбужденно сказал Жиль. – Она практически невидима. Вы не сможете ее увидеть, даже если окажетесь под ней.

Гамаша это не убедило. Он, конечно, не так хорошо знал окружающий лес, как Жиль, но все же неплохо. И ему ничего не приходило в голову.

– Объясните же, о чем вы толкуете, – велел старший инспектор.

– Когда Рут заговорила об убийстве той птички, я подумал об охоте. И сразу же вспомнил о скрадке.

От удивления старший инспектор открыл рот. «Merde», – подумал он. Охотничий скрадок. Деревянная сторожка высоко на дереве в лесу. Построенная охотниками площадка из досок, где удобно сидеть и ждать, когда на тропе появится олень. А потом убить его. Современный эквивалент старого морехода и его наблюдательного поста на мачте.

Для человека, который видел слишком много смертей, скрадок был недостойным местом.

Но сегодня он мог искупить прошлые грехи.

– Скрадок, – прошептал Гамаш. Он забирался туда в первый свой приезд в Три Сосны, когда расследовал убийство мисс Джейн Нил, но с тех пор ни разу не вспомнил о нем. – Он все еще на месте?

– Думаю, да. Он не такой высокий, как передающая башня, однако он находится на вершине холма и очень устойчив. Мы наверняка сможем прикрепить к нему тарелку.

Гамаш помахал Терезе и Жерому:

– Жиль придумал, как нам установить тарелку.

– Как? – хором спросили Брюнели, и Гамаш им рассказал.

– И она будет работать? – спросил Жером.

– Вот попробуем и узнаем, – ответил Жиль, но его улыбка говорила, что он не сомневается, а может даже, абсолютно уверен. – Когда она вам нужна?

– Тарелку и другое оборудование привезут сегодня вечером, – ответил Гамаш, к удивлению Терезы и Жерома.

Жиль пошел вместе с ними к двери. Остальные уже уходили, и эти четверо стали надевать куртки, ботинки, шапки и рукавицы. Они поблагодарили Клару и ушли.

Жиль остановился у своей машины.

– Так я приеду утром, – сказал он. – À demain[50].

Они обменялись рукопожатиями, и Жиль уехал. Гамаш попросил Брюнелей:

– Вы не могли бы выгулять Анри? Мне нужно перекинуться несколькими словами с Рут.

Тереза взяла поводок:

– Не буду спрашивать, какими словами.

– Хорошо.

Сильвен Франкёр на мгновение оторвал взгляд от документа, который загрузил его заместитель, затем вернулся к компьютеру. Они находились в кабинете старшего суперинтенданта в его доме.

Пока босс читал отчет, Тесье пытался читать своего босса. Но за все годы, что он с ним работал, ему ни разу это не удалось.

Классически красивый в свои шестьдесят с небольшим, старший суперинтендант мог с улыбкой оторвать вам голову. Он мог цитировать Чосера и Тинтина[51] хоть на литературном французском, хоть на уличном жаргоне. На ланч он мог заказать poutine[52], а на обед – фуа-гра. Он был каким угодно. Для любого человека. Он был все и одновременно ничто.

Но у Франкёра тоже имелся начальник. Человек, которому он подчинялся. Однажды Тесье видел старшего суперинтенданта с его начальником. Франкёр, конечно, не представил того человека как своего босса, но поведение старшего суперинтенданта говорило само за себя. Тесье не сказал бы, что Франкёр подхалимничал, однако в поведении старшего суперинтенданта наблюдалось какое-то беспокойство. Он волновался, потому что хотел угодить этому человеку. Точно так же, как Тесье хотел угодить Франкёру.