Пирамида. Ленинградский альпинизм в четырех киносценариях - Григорий И. Сидько

шумит невидимый ручей, сидит на рюкзаке, в расшнурованных ботинках, Вера и любуется торчащим с противоположной стороны ущелья огромным обломком сиреневой скалы, в виде цветка с острыми, поднятыми кверху каменными лепестками.

Снизу появляется Эдик, в трусах, с огромным рюкзаком за плечами. Он поднимается очень медленно, тяжело переставляя ноги и глядя прямо перед собой. Время от времени останавливаясь, он, запрокинув голову, прикладывается к висящей на поясе металлической фляге и, заметно взбодрившись после этого, продолжает движение дальше.

Подойдя к Вере, он осторожно опускается на землю и освобождается от лямок, блаженно закрыв глаза и привалившись к рюкзаку спиной. На его загорелых, поросших редкими волосами, плечах остаются две глубокие красные полосы.

Эдик (устало): Трусы — спортивные…

Вера: Эдик, дай, пожалуйста, глотнуть.

Не открывая глаз, Эдик вынимает флягу, отвинчивает крышку и, хлебнув немного сам, протягивает ее Вере. Бережно взяв флягу, она, дрожащими, растрескавшимися, пересохшими губами приникает к горлышку и делает несколько глубоких жадных глотков, после чего вдруг вскакивает и начинает отчаянно плеваться во все стороны.

Вера: Тьфу!.. Эдя… Гад…

Открыв глаза, Эдик начинает ржать, как лошадь:

— Дай сюда!.. А то прольешь еще… — он отбирает флягу, делает еще один мощный глоток и аккуратно завинчивает крышку.

УСТУП МЕЖДУ ВЗЛЕТАМИ. ДЕНЬ.

Володя, Валера и Андрей бредут, друг за другом, по тропе, через каждый десяток шагов останавливаясь и устало сгибаясь пополам, на короткое время избавляя плечи от давящей тяжести рюкзаков.

Из одежды на них только кеды. Трусы они несут в руках, футболки Андрея и Валеры подсунуты под лямки, а Володина, по-прежнему, обмотана вокруг головы.

Валера: Суть "Теории циклов", как и все гениальное, проста:

Я составляю список из десяти человек — цифры, естественно, условные, — моих хороших знакомых, друзей там, родственников, — не важно. Они образуют первый круг, или цикл, по научному, — он ненадолго останавливается и, немного передохнув, двигается дальше. — У стоящего в списке первым я занимаю, к примеру, тысячу рублей на год. После того, как год проходит, я прихожу ко второму из списка человеку, тоже занимаю у него тысячу рублей на год и отдаю первому. Еще через год беру тысячу у третьего и отдаю второму. Таким образом, через десять лет, когда я должен отдать деньги десятому, первый уже забыл о том, что я у него что-то там, когда-то занимал. А может и не забыл, но срок уже достаточный, для того, чтобы он пришел в себя…

Согнувшись пополам, Валера вытирает трусами мокрое от пота лицо. Андрей и Володя тоже останавливаются рядом, тяжело и часто дыша. Постояв так, в молчании, некоторое время, они снова начинают идти.

Валера: Поэтому я снова занимаю у него на год тысячу рублей и так далее… Отныне, этот цикл будет все время повторяться.

Володя (после недолгой паузы): Ну хорошо… Предположим, ты эти деньги потратил, а дальше что? Цикл-то крутится!

Валера: Но я и говорю, что жить с этой теории сложно и поэтому надо брать крупные суммы… В общем, когда эти деньги заканчиваются, ты вынужден закручивать новый цикл. Причем тут могут быть некоторые побочные воздействия, влияние которых тоже надо учитывать… К примеру, если кто-то из задействованных в цикле людей умирает, то цикл, естественно, убыстряется, что, в общем-то, конечно, ухудшает ситуацию, потому что с каждым новым умирающим постоянно будет сокращаться время между взятиями долга у одного и того же человека. Зато, если умирает тот, кому ты должен отдать деньги в данный момент, то это большая удача, потому что цикл распадается сам собой, а оставшихся в живых людей можно задействовать в новых циклах…

Андрей (после продолжительной паузы): А что происходит, если умирает сам автор теории?

Валера (смеется): Я еще об этом не думал… Но в любом случае правильная, а главное, нужная теория должна пережить своего автора, привлекая на свою сторону все большее и большее количество практиков…

Володя: Примерно тоже самое делает один мой знакомый… Только он не деньги берет, а ходит обедать…

ПЛАТО

ПЛАТО КУЛИКАЛОН. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ.

Володя, Валера, Андрей, Эдик и Вера выходят на край гигантской чаши и останавливаются, созерцая открывшуюся перед ними картину.

Огромное плоское плато, в виде подковы, усыпанное зелеными арчовыми лесами, упирается своими рогами в широкую, километровой высоты, отвесную красно-коричневую скальную стену, укрытую шапками белого вечного снега и сверкающую бледно-голубыми лентами сползающих с вершин висячих ледников. Низкие облака, надвигаясь из-за хребтов, укрывают от глаз высокие перевалы и плывут вдоль стены, цепляясь за ее острые выступы.

Вода тающих ледников образует на дне чаши сеть больших и малых, застывших, как стекло, горных озер, матово-голубых у подножия стены и прозрачных, цветом меняющихся от густо-синего до ярко-голубого на изгибе подковы.

Серые осыпи по берегам озер чередуются с невысокими, поросшими лесом, перешейками. Пологие склоны чаши, окаймленные желтыми каменными грядами, покрыты изумрудного цвета лугами.

Зажав в кулаке панаму, Валера торжественно простирает руку в сторону плато:

— Я поселю здесь разврат!..

Холодные потоки воздуха, стекающие в долину, заставляют путников спешно достать из рюкзаков легкие штаны и куртки, а сильные порывы ветра, вырывая их из рук, мешают им одеваться.

ПАМИРСКИЙ ТРАКТ. ПЕРЕВАЛ 3410. ВЕЧЕР.

Грузовая военная машина с московским номером выезжает на верхний горизонтальный участок перевала и останавливается перед шлагбаумом. Невдалеке от дороги — несколько домиков метеорологов и высокий треангуляционный знак.

Водитель спрыгивает на землю с мешком гаечных ключей, открывает капот и начинает копаться в моторе. Сраженный сном подполковник ВВС спит в кабине, прислонившись к дверце и подложив под голову скомканную пуховую куртку.

Саша, Мафия и еще несколько человек вылезают из кузова поразмять ноги.

За перевалом открывается захватывающая картина: синие хребты гор, самые высокие из которых покрыты снегом, сталкиваясь между собой, переплетаясь и снова разветвляясь, уходят к горизонту и теряются в сизой вечерней дымке. Солнце последними лучами освещает лишь самые их кромки. Глубокие темные долины внизу поблескивают серебристыми нитями рек.

От одного из домиков не спеша подходят два солдата погранвойск. Один — белобрысый, застегнутый на все пуговицы, в сапогах и защитного цвета панаме. Другой — грузин, в расстегнутой до пупа гимнастерке, закатанных штанах и покрытых пылью сандалиях на босу ногу.

Белобрысый: Здравия желаю. Кто у вас старший?

Долговязый парень в пуховке кивает в сторону машины:

— Старший спит в кабине.

Белобрысый: Мне нужно пропуска посмотреть… Вы, случайно, не из Казани?

Мафия: Бог миловал…

К ним подходит коренастый приземистый мужчина:

— Мы из Ленинграда.

В кузове появляется заспанный молодой человек. Сонно, как