Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг

воплощала всех трех этих женщин одновременно, и ты тоже.

Мне тесно в груди.

– Шон, я…

– За тебя, Алекс. – Он чокается с моим бокалом. – И за всех женщин в тебе.

Я глотаю шампанское.

– Ожерелье твоей матери должно храниться в твоей семье.

– Вот именно. – Он усмехается, в его глазах пляшет веселая искорка.

Мое сердце прыгает, как рыба в садке.

– Пожалуй, мы можем обсудить это за коньяком.

– Превосходно. – Он нежно целует меня, и мои губы жаждут большего.

– Сейчас я вернусь, просто хочу освежиться, – шепчу я. Наверху я надеваю шикарное белье, заказанное в Париже. Защипы на лифе и тонкие кружевные оборки на манжетах, переливающиеся бусины по вырезу и пояс из органзы. Взглянув на себя в большое зеркало, я решаю оставить жемчуг, сияющий на моем декольте. Огонь свечей смягчает возрастные морщинки вокруг моих все еще темно-синих глаз. Фигура такая же стройная, как в юности. Он не будет разочарован.

Я приготовилась к этой ночи. Служанка сменила белье, наполнила лампы лавандовым маслом и убавила фитиль. Лепестки роз на подушках. Мы заслужили этот момент. Тогда почему мой желудок сжимается узлом? Я стараюсь оттолкнуть сомнения.

Но когда я спускаюсь по лестнице, внизу, словно мечи, звучат мужские голоса. Шон и Вольф орут друг на друга с красными лицами. Вольф в ночной рубашке, Шон в килте, волосатые ноги у обоих. Меня невольно разбирает смех.

Мужчины поворачиваются и с удивлением глядят на меня. Тут я осознаю, что выгляжу странно в парижском пеньюаре.

– Вам нельзя вставать, месье Вольф, – говорю я, взяв его за руку. – Вы приняли много лекарств.

– Я умираю с голода, – орет он. – Как я могу заснуть на пустой желудок?

Шон берет его за другую руку, чтобы поддержать.

Вольф вырывается.

– Руки прочь от меня, шотландский волынщик.

– Вы не должны разговаривать так с бароном. Я пришлю к вам в комнату поднос с едой, – говорю я.

– Ннееет, – бурчит он. – Я буду есть с вами в столовой.

Я вздыхаю.

– Месье, мы уже поужинали. Теперь мы готовимся ко сну.

Глаза Вольфа останавливаются на моих тапочках с перьями марабу и скользят кверху до моего полупрозрачного лифа. По подбородку течет крупная капля слюны. Он падает в кресло.

– Я сейчас объяснял барону, что Наполеон не такой умный, как принято считать. Его втянули в войну прусский король Вильгельм и канцлер Бисмарк.

– Зачем Франции воевать с Пруссией? – спрашивает Шон, садясь в кресло рядом с Вольфом.

Я наливаю себе шампанского. Зачем Шон затеял с ним разговор, когда я появилась в неглиже?

– Бисмарк намерен объединить земли Германии, а лучший способ для этого – война с другой страной.

– Это в вас говорит лауданум, – возражает Шон. – Немецкие аристократы слишком любят себя, чтобы объединять свои земли.

– Давайте пойдем спать, хорошо? – говорю я.

– Я даже не ужинал, а вам не хватает вежливости, чтобы предложить мне бокал вина! – орет Вольф. – Всего лишь бокал!

Шон наливает Вольфу виски.

– Вы объелись квашеной капустой, дружище. Наполеон не потерпит угроз от Пруссии. Он отличный шахматист. Вы ведь не играете в шахматы, нет, самодовольный нахал?

Я ахаю.

– Нахал? – Вольф со стуком ставит стакан на консоль. – После приезда вы только и знаете, что наносите мне оскорбления. Мне плевать, за каким вы прячетесь титулом; вы просто невыносимы. – Он отталкивается от кресла. – Давайте выйдем и поговорим как мужчина с мужчиной.

Я скрещиваю руки на груди, прикрывая неглиже.

– Сегодня вы не в том состоянии, месье Вольф.

Банкир стучит себя в грудь.

– Этот так называемый барон обозвал меня наглой обезьяной. Он оскорбил мою родину и мое достоинство. Задета моя честь, и я намерен защищать ее на дуэли.

– Я принимаю ваш вызов, – отвечает Шон. Он спокоен, словно берет чашку чая. – Мадам Поммери будет моим секундантом. – Он делает церемонный жест в мою сторону.

Я вскидываю руки.

– Какой абсурд! Перестаньте немедленно!

– Слишком поздно, раз он бросил перчатку, – говорит Шон. – Вы знаете правила, дорогая Алекс. – Каждого дуэлянта должен сопровождать секундант, чтобы гарантировать честное соблюдение правил и достойное завершение. Должен быть и распорядитель.

Распахивается входная дверь, и в нее вваливаются вернувшиеся из таверны мужчины, а с ними – наряженная в шелк Люсиль. Луи сразу идет к бару.

– Кто-нибудь будет крепенькое? – Он наливает несколько рюмок, а Эмиль разносит их.

Анри отмахивается от него и с удивлением глядит на меня. О, да, неглиже.

– Минутку. – Я увожу Люсиль в вестибюль. – Кто вам позволил идти с ними?

Ее лицо становится белее мела.

– Луи попросил меня. Я думала, он спросил у вас позволения.

Я фыркаю с досадой, но круглые черные глаза Люсиль – сама невинность.

– Идите спать. Сейчас же. – Я машу рукой на комнаты служанок за кладовой.

В гостиной Вольф сжимает в пухлых пальцах рюмку.

– Луи будет моим секундантом. – Он опрокидывает жидкость в глотку. – Тогда месье Лубе остается роль распорядителя.

Я нервно сжимаю в кулаке жемчуг.

– Пожалуйста, джентльмены. Давайте уладим это недоразумение. Не надо браться за шпаги. Пожмите друг другу руки.

– Алекс, вы лучше всех знаете – раз вызов принят, честь обязывает нас завершить дуэль, – рычит барон. – Дуэль должна состояться на рассвете.

Вольф вскидывает подбородок.

– Наши секунданты приготовят сабли.

Я с облегчением перевожу дух.

– Ах, месье. Увы, но в Шиньи нет сабель. Значит, дуэль следует отменить.

Луи вытаскивает из-за бара кожаный футляр, и у меня падает сердце.

– Луи, нет. – Я машу рукой. – Эти сабли предназначены для шампанского, а не для дуэли.

Он расстегивает бронзовые пряжки, поднимает кожаную крышку и показывает мужчинам две сверкающие сабли с витыми серебряными рукоятками.

– Вот такие подойдут?

Шон проводит пальцем по лезвию.

– Лезвие очень тонкое.

– Не пытайтесь увильнуть, шотландец, – ухмыляется Вольф. – Примите мой вызов или примите поражение.

– Я не позволю, – говорю я.

– Гребень холма на рассвете, – рычит Шон.

Вот и вся ночная романтика.

20

Заранее проигранный поединок

Всю ночь я ломала голову, как спасти их жизни и честь, и вспомнила про некий обычай, который играет мне на руку. Независимо от исхода дуэли она должна быть украшена шампанским. Раз я секундант, моя обязанность принести шампанское. На льду. И льда побольше. Важнейшая часть плана.

Мы выходим из дома перед рассветом в холодный туман. В руках мужчин качаются фонари; пахнет китовым жиром. Наша мрачная группа молча шагает вверх по холму, слышен лишь хруст камней под башмаками. У меня снова болит щиколотка.

Макнейловский тартановый шарф барона так туго обернут вокруг шеи, что может его задушить. Лоб наморщен, на лице тревога. Я не понимаю