Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг

в массивных кожаных креслах, а Шон открывает бутылку «Глентаррит» и наливает всем в стаканы. Я отказываюсь и прошу Люсиль принести мне кофе.

Сидящий рядом со мной Анри нюхает виски.

– Тонкие ароматы белого перца и костра.

– Ты все придумал, – смеюсь я и, наклонившись, нюхаю его стакан, но вместо виски ощущаю запах Анри. – Я заметила дуновение лакрицы.

Он улыбается и предлагает мне жестяную коробку с лакрицей. Шон хмурится.

– Что случилось потом с Родериком Неистовым? – спрашивает Эмиль.

– Его освободил король Яков. Он спросил прадеда, почему тот ограбил корабль королевы Елизаветы. Родерик ответил, что он сделал это из мести за убийство Марии, королевы Шотландии. После такого умного ответа король Яков помиловал Родерика и отправил его в Барру.

– Вы должны восхищаться мудростью Родерика. – Вольф предлагает коробку с сигарами. – Попробуете лучшие сигары, какие есть на свете? Их делает в Гаване немецкий банкир Упманн.

Мужчины зажигают сигары, пьют виски и спорят о выборах во французский парламент.

– Партия оппозиции получила семьдесят пять процентов в законодательном органе, обогнав Наполеона, – с волнением говорит Луи. – Бунтари пели запрещенную «Марсельезу», били витрины лавок и фонари.

– Я читал, что кавалерия и пехота арестовали больше тысячи человек.

– Попомните мои слова, господа, – говорит Вольф, выпуская из губ черные клубы дыма. – Теперь Германия видит трещину во власти Наполеона, и Франция не защищена от ее нападения.

Почему мужчины всегда говорят о политике, войне и спорте, а не о музыке, искусстве и литературе? Шон подливает всем виски, всем, кроме Анри, который накрывает ладонью свой стакан. Напольные часы бьют одиннадцать раз. От сигарного дыма и громких споров у меня стучит в висках. Пожелав мужчинам bonne nuit, я поднимаюсь по лестнице в будуар.

Услышав за спиной шаги, оглядываюсь.

Анри протягивает мне коробку с лакрицей.

– Вот – от головной боли.

Я беру коробку с его ладони.

– Спасибо, Анри. – Мне не нужно спрашивать, откуда он знает про мою головную боль: он видит все. Меня это успокаивает.

– Ваш барон рассказал какую-то невероятную историю, – говорит он.

– Да, невероятную, – соглашаюсь я. – Барон получил титул, замок и состояние от своей жены.

* * *

Кажется, барон еще спит. Рейнар Вольф пожирает глазами Ивонну, когда она подает шотландский завтрак – картофельные лепешки, колбасу Лорн, белый пудинг и порридж. Я заказала его специально для Шона. После завтрака мужчины нетерпеливо ждут его. Я говорю им, чтобы они шли на утиный пруд, а я приведу туда барона.

В долине уже рассеивается туман. Наконец барон спускается по лестнице, одетый, как на картинке из «Спортивного журнала» – куртка в мелкую клетку, бриджи и высокие ботинки на пуговицах.

– Кровать с периной проглотила меня. – Он разводит руками. – Что, остальные еще не проснулись? Мы сидели до глубокой ночи, пили виски и говорили о политике – это всегда нехорошая комбинация.

– Они ушли на пруд час назад. – Я наливаю ему кофе.

– Наконец-то мы одни. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я подставляю щеку, потом другую для la bise. – Как я рад видеть тебя снова, Алекс.

От теплого тембра его голоса у меня бегут мурашки по декольте.

– Ты позавтракаешь? – Чтобы унять нервы, я снимаю с вешалки охотничий жакет и продеваю руки в рукава.

– Никакого завтрака. – Он допивает кофе, берет кофр с ружьем и жестом показывает на дверь. – После вас, моя дорогая мадам Поммери.

Я беру за дверью буковую трость и иду к утиному пруду. Шон рядом со мной. Вот уж никогда не думала, что в пятьдесят лет у меня будет учащенно колотиться сердце и трепетать все внутри. Вот такая чепуха. Возможно, это страх. Шон пугает меня. Вернее, не Шон, а сказочная жизнь, которую он представляет. Когда-то я так мечтала о ней.

Тогда я была настолько уверена в нашем будущем и написала маман, что жду от Шона предложения руки и сердца. Но потом, на большом обеде с нашими друзьями, его родители с гордостью объявили, что барон Шон Мак-Нейл Родерик Неистовый помолвлен с кузиной. Все наши друзья ахнули. Стыд, испытанный мной в тот вечер, жжет меня до сих пор, почти через тридцать лет.

Мы идем, я опираюсь на буковую трость. Пока еще я не вернула ее доктору, потому что лодыжка еще слаба.

– Что у тебя с ногой? – спрашивает он.

– Долгая история.

– Мне хотелось бы послушать ее.

– Может, потом, за виски.

Он стучит основанием ладони по виску.

– К сожалению, виски закончился. Твой банкир прожужжал мне уши про тебя и твою винодельню. Говорил так, словно владеет ее частью и что вы с ним очень близки. Тут есть что-то, что мне следует знать?

– Господи, нет. – Я смеюсь. – Я единственный собственник. Вольфа интересует все, что выдвигает его на первый план в империи банков. За прошедшие годы он ссужал нам очень много денег. Без его помощи я не могла бы ничего сделать.

– Значит, ты опираешься на его финансовое содействие, – говорит Шон.

– И он держит его над моей головой, как нож гильотины. – Я надуваю щеки. В лодыжке пульсирует боль, но утиный пруд уже виден. – Просто банк Вольфа держит закладную на винодельню, и в случае недостаточных доходов я буду вынуждена взять его в партнеры или все продать.

– Этого банкира нужно осадить, чтобы он умерил свои амбиции на пару делений. – Шон шумно вздыхает, адамово яблоко прыгает вверх-вниз.

– О нет, не говори ничего. – Я кладу ладонь ему на грудь. – Пожалуйста, Шон, это лишь ухудшит мое положение.

Он проводит пальцами по моему лбу, щекам и останавливает их под подбородком.

– Значит, с Вольфом чисто деловые отношения.

– Конечно.

– Тогда он не будет возражать, если я поцелую хозяйку дома. – Его губы приближаются ко мне, но они все еще далеко. Шон гладит пальцем мою нижнюю губу. Дразнит меня, и я не могу пошевелиться. Потом целует, и меня накрывает с головой волна желания.

* * *

– Где вы были? – с подозрением спрашивает Вольф, когда мы входим под навес.

Остальные охотники, замаскировавшись камышом и рогозом, не отрывают глаз от неба и поверхности пруда. Три утки лежат в корзине.

– Молодцы, вижу, что хорошо поработали. – Я хвалю подбежавших ко мне собак и чешу каждую за ухом.

– Спасибо Эмилю, сегодня у нас будет хороший обед. – Луи хлопает своего одноклассника по спине, и тот сияет.

Шон наклоняется и треплет собак по холке.

– Бретонцы?

– Французский брак, – отвечаю я, почесывая Харли. – Я купила щенков для мужа, когда он отошел от дел. Теперь соседи держат их для меня.

Шон открывает кофр и достает ружье, а в это время Вольф