Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов

неумолимой, как стальные тиски, которые будто бы росли в силе с каждым мгновением. Софи отчаянно цеплялась за её холодные, искусственно гладкие суставы, но фарфоровая поверхность была скользкой, а силы уходили слишком быстро.

Её прерывистое и рваное дыхание постепенно угасало. С каждым вдохом воздух становился всё более недоступным, словно сам мир пытался стереть её присутствие. Лёгкие пылали огнём от нехватки кислорода, а горло сдавливало не только механическое усилие куклы, но и невидимая сила, исходящая от шкатулки.

Мир вокруг неё начал вращаться, растворяясь в хаосе расплывчатых теней и оглушающих звуков. Каждая тень в комнате казалась живой, издевающейся над её попытками бороться. Пространство становилось зыбким, границы между реальностью и чем-то чуждым стирались.

Музыка из шкатулки, внезапно прерванная на мгновение, снова ожила, но теперь её резкие ноты будто кричали. Мелодия превратилась в мучительный визг, который пробивался прямо в сознание. Казалось, что она создавалась не для удовольствия, а для того, чтобы разорвать нервы своей жертвы. Этот оглушающий звук поглощал последние остатки разума Софи, заполняя её голову какофонией боли и ужаса.

Глаза куклы, сверкающие неестественным мёртвым светом, впились в лицо Софи. В этом взгляде не было ни малейшего намёка на жизнь, лишь пустота и холод, от которых мороз пробегал по коже. Её голова дёрнулась с резким металлическим скрежетом, как у сломанного механизма, и этот звук, казалось, прокатился по комнате, ударяя по каждой клетке тела Софи. Она почувствовала, как волна ледяного страха парализует её.

Фарфоровые пальцы сжались ещё сильнее, и Софи поняла, что её тело больше не подчиняется ей. Она снова пыталась вдохнуть, но воздух не доходил до лёгких. В ушах зазвенело, и этот звук заглушал всё вокруг. Руки ослабли, и она уже не могла сопротивляться – её силы были полностью исчерпаны. Слёзы потекли по её щекам, но это были не слёзы осознания, а лишь инстинктивная реакция тела, уже наполовину перешедшего в небытие.

Кукла, ведомая невидимым дирижёром, продолжала душить её с неумолимой силой. Софи почувствовала, как её зрение начинает меркнуть, но перед тем, как всё исчезло, она увидела своё отражение в глазах куклы. Это был не её взгляд, а что-то чуждое, как будто сама шкатулка смотрела на неё через эту механическую оболочку.

Когда её глаза стали остекленевшими и безжизненными, кукла внезапно отпустила её. Её механические руки разжались с неестественной плавностью, позволив телу Софи сползти вниз по стене. Оно рухнуло на пол с глухим звуком, словно лишённое веса, но наполненное тяжестью случившегося.

Шкатулка за её спиной внезапно смолкла. В этот момент в комнате возникла звенящая тишина. Кукла, так ожесточённо сражавшаяся за свою жертву, медленно вернулась на своё место. Её движения снова стали плавными, почти изящными, но в этой грации было нечто ужасающе холодное.

Она села на платформу внутри шкатулки, и её голова слегка наклонилась в прощальном жесте. Глаза, недавно сиявшие ледяным светом, потускнели, став мёртвыми и пустыми. Теперь кукла выглядела как обычная антикварная игрушка, безобидная и безжизненная.

Комната окуталась зловещей тишиной. Лунный свет скользил по неподвижному телу Софи, придавая ему странную хрупкость. Её лицо застыло с выражением страха, который она испытала в последние мгновения своей жизни.

На следующее утро в гостиной «Ля Вертиж» гости ели молча, избегая смотреть друг на друга.

– Где Софи? – неожиданно забеспокоилась Катрин.

Гости переглянулись, но никто не ответил. Пьер, стоявший неподалёку, нахмурился.

– Может, она ещё спит, – предположил Филипп, но в его словах не было уверенности.

– Это на неё не похоже, – тихо добавила Жанна, глядя на Пьера.

Тот решительно встал.

– Я проверю, – сказал он, направляясь к лестнице.

Его шаги звучали гулко и каждое движение давалось с усилием. Добравшись до двери комнаты Софи, он постучал. Ответа не было.

– Софи? – позвал он более жёстко, чем того хотел.

Тишина за дверью только усиливала тревогу. Он постучал снова, сильнее, но в ответ вновь услышал лишь тишину. С сомнением он потянулся за ключом, который всегда носил с собой, и осторожно открыл дверь.

В комнате всё было неподвижно. Лунный свет, который ночью освещал её, сменился серым утренним светом, придающим интерьеру мрачный оттенок. На полу, у стены, лежало тело Софи. Её лицо, застывшее с выражением ужаса, казалось ещё более хрупким в этом свете.

Шкатулка, стоявшая на туалетном столике, выглядела совершенно обычной, но в её безмолвии было что-то зловещее. Пьер замер, но сердце его забилось чаще.

– Нет… – прошептал он.

Он сделал шаг вперёд, но замер, чувствуя, как в его сердце поднимается холод. Взглянув на шкатулку, он почувствовал, как по спине пробежал мороз.

В это же время в гостиной Катрин, не дождавшись возвращения Пьера, поднялась с места. Её внутренний инстинкт тянул её к картине маркиза де Сада. Глубоко вдохнув, она подошла ближе. Её взгляд скользнул по фигурам, окружающим центральный образ, и остановился.

Среди серых, безликих теней одна из фигур приобрела черты. Черты, которые она узнала мгновенно.

– Софи… – произнесла она, её голос дрогнул.

Глаза на холсте смотрели прямо на неё, и в этом взгляде читалась не только боль, но и немое отчаяние. Это лицо было слишком четким, чтобы можно было сомневаться.

Катрин отступила на шаг, её руки дрожали.

– Это не может быть правдой, – прошептала она, но в её голосе не было уверенности.

Филипп подошёл ближе, его лицо побледнело, когда он тоже увидел изменения на картине.

– Она… она там, – сказал он, его голос сорвался.

Жанна, оставаясь позади, наблюдала за происходящим с холодной сосредоточенностью.

– Картина забирает нас одного за другим, – произнесла она с тихой, но пугающей уверенностью.

Катрин обернулась к ней, её глаза были полны отчаяния.

– Как мы можем это остановить?

– Я не уверена, что это возможно, – ответила Жанна. – Картина сама выбирает, кого забрать.

Молчание, накрывшее гостей, было невыносимым. Катрин, сделав ещё один шаг назад, попыталась справиться с охватившей её паникой.

– Если мы ничего не сделаем, – тихо произнесла она, её голос звучал почти шёпотом, – мы все окажемся на этом холсте.

Пьер, вернувшись в гостиную, остановился в дверях. В его глазах читалось невыразимое.

– Софи мертва, – произнёс он, стараясь сохранить спокойствие, но его голос дрожал.

Гости замерли, осознавая неизбежное. Каждый из них почувствовал, как что-то внутри рушится, оставляя только холод и страх перед тем, что