Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов

наполнять комнату. Звук был мягким, как дыхание старинного музыкального инструмента, но в нём было что-то настораживающее. Ноты, хотя и звучали гармонично, казались чуждыми, словно их автор пытался запечатлеть в музыке нечто, что должно было остаться сокрытым.

Софи наклонилась ближе, её взгляд был прикован к шкатулке. Она подалась вперёд, словно звук завораживал её, погружая в странное оцепенение. Мелодия становилась громче, её ритм ускорялся. Вдруг крышка шкатулки начала медленно подниматься.

Она затаила дыхание, её пальцы непроизвольно сжались. Изнутри появилось что-то, что сначала показалось крошечной фигуркой. Но с каждым мгновением детали становились всё отчётливее. Это была механическая кукла, одетая в белое платье невесты. Её лицо было идеально гладким, изысканным, как фарфоровая маска. Глаза, сделанные из блестящего стекла, смотрели прямо на Софи.

Кукла слегка покачивалась из стороны в сторону с грациозными движениям танцовщицы. Ноты мелодии словно подчёркивали её шаги, которые выглядели одновременно изящными и пугающими. Белое платье переливалось в свете ночника, делая фигуру куклы почти живой.

Софи не могла отвести глаз. Она чувствовала странное притяжение, как будто кукла двигалась не по воле механизма, а по собственной прихоти. Её маленькие руки изящно приподнялись, и в этом движении было нечто зловещее.

Мелодия продолжала звучать, теперь она стала навязчивой, почти гипнотической. Кукла внезапно остановилась, её голова повернулась в сторону Софи. В этот момент ей показалось, что глаза куклы вспыхнули холодным светом, едва уловимым, но реальным.

Софи почувствовала, как по её спине пробежал холод, когда кукла снова начала двигаться. Её изящные, грациозные шаги постепенно переходили в танец, мелодия звучала всё громче, а движения становились более уверенными. Белое платье куклы развевалось, создавая иллюзию жизни, но в её грации было что-то тревожное, словно в каждом шаге и повороте скрывалась угроза.

Сначала Софи наблюдала за этим в оцепенении, её взгляд не отрывался от механической фигуры. Но по мере того, как мелодия становилась всё более навязчивой, а движения куклы – резкими, её оцепенение сменилось беспокойством. Повороты головы куклы теперь выглядели как удары: резкие, угрожающие, будто она замечала всё, что происходило в комнате. Руки куклы поднимались выше, вытягивались в сторону Софи, её пальцы двигались, словно пытались дотянуться до неё.

– Хватит… – прошептала Софи, её голос сорвался.

Она поднялась с кресла, сделав шаг назад, но танец куклы не останавливался. Фигурка продолжала двигаться, её шаги становились более агрессивными, а мелодия – почти оглушающей. Звук музыки заполнил всё пространство комнаты, заглушая даже её мысли. Казалось, что шкатулка жила собственной жизнью, управляемая чем-то гораздо более сложным, чем заводной механизм.

Софи потянулась к шкатулке. Она взяла крышку и попыталась опустить её, но шкатулка не поддавалась. Её пальцы скользнули по гладкому дереву, а крышка сопротивлялась, как будто была частью чего-то большего, чем просто музыкального устройства.

– Почему ты не закрываешься? – в панике прошептала она, снова прикладывая силу.

Кукла, не прерывая танца, повернула голову прямо к Софи. Её стеклянные глаза теперь казались ярче, а в их блеске было что-то жуткое, как будто она действительно наблюдала за ней. Шкатулка, мелодия, движения куклы – всё это становилось частью одного зловещего ритуала, от которого невозможно было убежать.

Софи отчаянно боролась с крышкой шкатулки. Её пальцы, дрожащие от страха и напряжения, скользили по гладкому, отполированному дереву. Шкатулка, казалось, противилась её усилиям, как будто обладала собственной волей. Крышка не поддавалась, словно сама шкатулка наслаждалась паникой своей владелицы. Мелодия, которая раньше звучала тихо и даже изысканно, теперь усиливалась, её звуки становились всё более резкими, как острые лезвия, разрывающие воздух.

Софи почувствовала, как по её спине пробежал холод. Мелодия начала казаться бесконечной, била по её сознанию, превращаясь в оглушающий звон. Кукла, до этого изящно покачивающаяся в такт музыке, замерла. Её движения прекратились с пугающей внезапностью. Её невидимый дирижёр дал сигнал к смене ритма.

Софи отступила на шаг, сбивчиво задышав. Она не могла отвести взгляд от куклы, которая внезапно повернула голову прямо к ней. Этот жест был слишком живым для механизма, слишком осмысленным. Глаза куклы засветились ярким, ледяным светом, и в этом свете было нечто, что заставляло кровь в жилах стынуть.

Её сердце забилось быстрее, когда кукла начала вновь двигаться. Теперь её движения стали не такими плавными и грациозными, как прежде. Они были судорожными, резкими, будто кто-то дёргал за нитки. Белое платье, которое раньше лишь слегка развевалось, теперь будто шипело, как грозовое облако, готовое обрушить молнии.

– Нет… этого не может быть, – едва слышно прошептала Софи.

Но кукла не останавливалась. Её фарфоровые пальцы поднялись, вытягиваясь в сторону Софи. Эти движения не были похожи на механическую программу – в них читалась слишком реальная агрессия. Мелодия в шкатулке вдруг оборвалась, оставив в комнате мёртвую тишину. Лишь слабый, почти неслышный треск напоминал о том, что механизм ещё работает.

Кукла, которая до этого стояла на месте, резко подалась вперёд. Её руки начали удлиняться. Фарфоровые пальцы вытягивались, их пропорции становились неестественными. Сгибы на запястьях хрустели, как сухие ветви, и звук заставлял Софи зажмуриться.

– Уходи! – закричала она, но её голос был полон отчаяния, а слова утонули в гулком звуке, раздавшемся от шкатулки.

Кукла прыгнула вперёд. На этот раз её движения напоминали рывок хищника, готового схватить добычу. Софи инстинктивно отшатнулась, ударившись спиной о стену. Она с ужасом смотрела, как кукла сходит со шкатулки, её маленькие ноги разрастаются, а белое платье начинает рваться, открывая жуткие, неровные соединения в суставах.

– Нет… этого не может быть, – снова прошептала она срывающимся голосом.

Кукла вдруг резко наклонила голову, изучая Софи. Затем её руки, теперь размером с человеческие, потянулись к ней. На их концах блестели острые, почти металлические пальцы, которые тянулись, желая обвиться вокруг её шеи. Софи попыталась уклониться, но было уже поздно.

Кукла в один миг преодолела расстояние между ними. Её пальцы, холодные, как лёд, сомкнулись на горле Софи с пугающе реальной силой. Она захрипела, её руки рефлекторно потянулись к чужим пальцам, пытаясь оттолкнуть их, но хватка была неумолимой.

Глаза куклы продолжали светиться, но выражение оставалось пустым. В этом безразличии было что-то ужасающие знакомое, словно оно отражало внутренние страхи Софи. Она уже не могла дышать, но кукла не отпускала. Шкатулка за её спиной всё ещё играла тихий, искажённый мотив, который теперь звучал зловещим аккомпанементом к её мучениям.

Механические пальцы куклы сжимались всё сильнее, её хватка становилась