Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

– Но вернемся к нашим баранам, то бишь к моей научной карьере. Не в силах похвалиться ощутимыми успехами, вынужден я был создать этих успехов видимость. Пошло легко.

– Знаешь о том, что существуют отличные от нашего миры, доступ к которым отрезан нам Сопряжением Сфер? Вселенные, что зовутся планами стихий и парастихий? Населенные существами, что зовутся демонами? Достижения Альзура и его сотоварищей объясняли тем, что отыскали они доступ к этим планам и существам. Что сумели эти существа вызвать и подчинить себе, что вырвали у демонов и обрели их секреты и знания. Я-то думаю, что это чушь и вымысел, но все в это верят. А что делать, если вера столь сильна? И чтобы все считали, что я близок к раскрытию тайны мастеров прошлого, пришлось утвердить Риссберг в уверенности, будто умею вызывать демонов. Ортолан, который некогда и впрямь успешно занимался гоэцией, не захотел меня этому искусству научить. Позволил себе оскорбительно низкую оценку моих магических умений и велел запомнить, где мое место. Ну что ж, ради блага собственной карьеры запомню. До поры, до времени.

Черный кот, утомленный поглаживаниями, спрыгнул с колен чародея. Смерил ведьмака холодным взглядом золотых широко распахнутых глаз. И ушел, задрав хвост.

Геральт дышал со все большим трудом, чувствовал трясущую тело дрожь, с которой совершенно не мог совладать. Дело выглядело не лучшим образом, и лишь два обстоятельства позволяли сохранять надежду. Во-первых, он все еще был жив, а пока ты жив, жива и надежда, как говаривал в Каэр Морхене его наставник Весемир.

Вторым позитивным обстоятельством было раздутое эго и самомнение Дегерлунда. По всему, чародей влюбился в собственные слова еще в ранней молодости, и это, очевидно, была любовь всей его жизни.

– Так вот, не имея возможности заняться гоэцией, – рассказывал чародей, покручивая медальон и все еще наслаждаясь собственным голосом, – я вынужден был изображать адепта гоэции. Прикидываться. Известно, что вызванный при помощи гоэции демон часто вырывается и сеет опустошение. Вот я и посеял. Несколько раз. Вырезал под корень несколько селений. А они поверили, что это был демон.

– Ты бы удивился, насколько они легковерны. Как-то раз я отрезал пойманному мужику голову и биоразлагающимся кетгутом пришил на ее место башку здоровенного козла, замаскировав стык гипсом и краской. А потом продемонстрировал моим ученым коллегам как териоцефала, результат невероятно сложного эксперимента по созданию людей со звериными головами, эксперимента, к сожалению, удачного лишь отчасти, поскольку указанный результат не выжил. Поверили, ты прикинь. Я в их глазах еще больше вырос! Они все еще ждут, когда я создам что-то такое, что выживет. Я их в этом мнении поддерживаю, время от времени пришивая чью-нибудь голову к безголовому трупу.

– Но это была дигрессия, то бишь я отвлекся. О чем это я? Ах да, о вырезанных селениях. Так, как я и ожидал, магистры в Риссберге приняли это за работу демонов или одержимых ими энергуменов. Но я совершил ошибку, переборщил. На одно селение лесорубов всем было бы плевать, но мы вырезали несколько. Работали в основном Буэ и Банг, но и я поучаствовал в меру сил.

– В той первой колонии, в Тисах или что-то вроде этого, я себя не очень проявил. Как увидел, что творят Буэ и Банг, тут меня и стошнило, весь плащ себе обрыгал. Пришлось выбросить. Плащ из наилучшей шерсти, отделанный серебристыми норками, почти сто крон стоил. Но потом у меня пошло все лучше. Во-первых, одеваться я стал соответственно, в рабочем стиле. Во-вторых, мне эти операции начали нравиться. Оказалось, что это чертовски приятно – отрубить кому-то ногу и смотреть, как кровь брызжет из обрубка. Или глаз кому-нибудь вырвать. Или вытащить из распоротого брюха полную горсть дымящихся кишок… Буду краток. Вместе с сегодняшними вышло почти полсотни лиц обоего пола и разного возраста.

– Риссберг решил, что надо меня остановить. Но как? Они все еще верили в силу моей гоэции и боялись моих демонов. И боялись разозлить влюбленного в меня Ортолана. И решением должен был стать ты. Ведьмак.

Геральт неглубоко дышал. И набирался оптимизма. Видел он уже гораздо лучше, дрожь проходила. Он был иммунизирован против большинства известных токсинов; яд белого скорпиона, безусловно убийственный для простого смертного, исключением, к счастью, не оказался. Симптомы отравления, вначале угрожающие, с течением времени слабели и исчезали, организм ведьмака оказался способен нейтрализовать яд достаточно быстро. Дегерлунд не знал об этом, либо самоуверенно этим пренебрег.

– Я узнал, что они планируют натравить тебя на меня. Не скрою, я слегка испугался, кое-что о ведьмаках я слышал, а уж о тебе в особенности. Со всех ног тогда я побежал к Ортолану, спасай, любимый мой наставничек. Любимый наставничек сперва обругал меня и все бухтел, что это будто бы очень нехорошо, убивать лесорубов, что это некрасиво, и чтобы это у него было в последний раз. Но потом посоветовал, как тебя обмануть и заманить в ловушку. Как поймать, используя сигил, печать телепортации, которую сам пару лет назад вытатуировал на моем мужском торсе. И однако же, запретил мне убивать тебя. Не думай, что по доброте. Ему нужны твои глаза. А точнее, tapetum lucidum, слой ткани, выстилающей изнутри твои глазные яблоки, ткани, что усиливает и отражает свет, попадающий на фоторецепторы, благодаря чему ты, подобно коту, видишь ночью и в потемках. Новейшая идея-фикс Ортолана заключается в том, чтобы дать всему человечеству способность кошачьего зрения. В рамках подготовки к такой благородной цели он планирует пересадить твою tapetum lucidum какой-нибудь очередной мутации, которую создает, а ткань эта для пересадки должна быть взята у живого донора.

Геральт осторожно шевельнул пальцами и ладонью.

– Ортолан, маг этичный и милосердный, после удаления у тебя глазных яблок в своей несравненной доброте планирует подарить тебе жизнь. Считает, что слепцом быть лучше, чем покойником, а к тому же претит ему мысль о причинении боли твоей любовнице, Йеннифэр из Венгерберга, которую дарит большим и странным в его случае чувством. К тому же он, Ортолан, близок к выработке магической регенерационной формулы. Через несколько лет ты сможешь к нему обратиться, и он тебе глаза вернет. Ты рад? Нет? И правильно. Что? Хочешь что-то сказать? Я слушаю, говори.

Геральт сделал вид, что с трудом шевелит губами. Собственно, и вид делать не пришлось. Дегерлунд поднялся со стула, склонился над ним.

– Ничего не понимаю, – скривился он. – Да мне в общем-то и все равно, что ты там хочешь сказать. А вот у меня, кстати, есть еще кое-что тебе поведать.