Четверть века назад. Часть 1 - Болеслав Маркевич

Княгиня воззрилась на нее недоумѣвая.

— Повѣрьте мнѣ, я знаю! закивала ей та;- онъ ни на кого не согласится, онъ не желаетъ чтобъ Лина вышла за мужъ!

Аглая Константиновна недовѣрчиво качнула головой:

— Olga, зa-c'est une bêtise что ты говоришь: я вѣдь знаю, Larion любитъ Лину…

— Еще бы! хихикнула барышня, — слишкомъ любитъ!..

Круглые глаза княгини растерянно заморгали: она не понимала…

— Онъ влюбленъ въ нее! скороговоркой, наклоняясь къ ней, промолвила Ольга.

— Quelle horreur! Un oncle! такъ и взвизгнула Аглая.

— Княгинюшка, милая, вскинулась съ своей стороны, барышня, страшно перепугавшись вдругъ того что только что сказала и тѣхъ послѣдствій въ которыя могла вовлечь ее, по своей несомнѣнной глупости, ея покровительница, — ради Бога, ради всего святаго, чтобъ никто кромѣ васъ этого не зналъ!.. Вы понимаете, я бѣдная дѣвушка… мой отецъ исправникъ, онъ зависитъ отъ графа, а князь его другъ… А я только изъ преданности моей, изъ любви къ вамъ…

Но безграничной глупости въ русской натурѣ какъ извѣстно не бываетъ;- послѣ перваго взрыва цѣломудреннаго негодованія, княгиня Аглая смутно сообразила что въ чувствѣ такого человѣка какъ князь Ларіонъ къ такой дѣвушкѣ какъ Лина «il ne deutyavoir rien de scabreux,» а если онъ, дѣйствительно, «un peu amoureux de за nièce,» то это можетъ еще, пожалуй, какъ-нибудь послужить ей, Аглаѣ, въ пользу, если бы Larion вздумалъ и въ самомъ дѣлѣ упрямиться… Она поспѣшила успокоить барышню, и, въ свою очередь, крестилась на уголъ что никому не передастъ сообщеннаго ей, а Ольгу и отца ея никогда не оставитъ.

— Surtout si la chose réussit, многозначительно напирала она, — онъ (то есть, графъ Анисьевъ) чрезъ своего дядю можетъ доставить твоему отцу гораздо лучшее мѣсто: il ne sera plus ispravnik, ma chère, — on pourra le faire gouverneur dans une province élagnée!..

Посреди этихъ изліяній послышался легкій кашель, которымъ Зяблинъ счелъ нужнымъ повѣстить о своемъ возвращеніи.

— Arrivez, arrivez! крикнула ему хозяйка, завидя его въ дверяхъ, — мы однѣ съ Ольгою.

— Его сіятельство давича меня такъ безцеремонно выпроводилъ… съ нѣкоторою язвительностью усмѣхался «бригантъ,» мягко пробираясь къ нимъ, мимо всякихъ name, dos à dos и низенькихъ causeuses, которыми усѣянъ былъ кабинетъ княгини.

— Oui, и послѣ васъ il m'а fait une scène affreuse! завздыхала она опять.

Зяблинъ опустился въ кресло противъ нея, оперся подбородкомъ на обѣ руки, и погрузился своими воловьими глазами въ ея бараньи глаза.

— Бѣдная! проговорилъ онъ только, — но вздохнулъ такъ, какъ могъ вздыхать развѣ одинъ Байроновскій Манфредъ на своей скалѣ.

— Ça, c'est, un vrai ami, Olga! томно проговорила княгиня, протягивая ему черезъ столикъ съ чаемъ свою жирную руку, которую Зяблинъ благоговѣйно принялъ обѣими своими руками, и принялся цѣловать палецъ за пальцемъ.

— Finissez, polisson! игриво промолвила она, и отдернула ее изъ подъ его губъ. — Онъ все знаетъ давно quant à l'affaire de Rome, кивнула она на него Ольгѣ,- mais il est discret!.. И Larion объ этомъ узналъ теперь… Ему, вѣрно, сказалъ графъ, а тому, я теперь увѣрена, писалъ, vous savez… братъ графини, объясняла она Зяблину;- et Larion est furieux почему я сама не пришла ему сказать тогда же, à Rome…

— Мнѣ кажется, началъ «бригантъ» своимъ, напоминавшемъ о сдобномъ тѣстѣ, голосомъ, — что судьба княжны прежде всего зависитъ отъ ея матери…

— Je crois bien! воскликнула княгиня, — sa mère, qui l'a mise au monde!

— А потому, продолжалъ онъ, — я смѣю думать что князь… что онъ не можетъ требовать…

— Онъ ея дядя, возразила она глубокомысленно, — son propre oncle, vous savez, и попечитель d'après la loi…

— Дядя не отецъ, еще мягче и опуская глаза проговорилъ Зяблинъ.

Она уперлась въ него взглядомъ, какъ бы соображая чтj-то очень сложное.

— Вы знаете, Larion теперь въ отставкѣ, mais… il а toujours une grande position dans le monde! пришла она къ заключенію.

Зяблинъ, проводившій дни свои въ обществѣ этой умной женщины, привыкъ къ необыкновеннымъ ходамъ ея мыслительнаго процесса.

— La position графа Анисьева, мнѣ кажется, не уступитъ княжьей, слегка усмѣхнулся онъ, и глянулъ на нее изъ подъ низу. Это значило: «при такомъ зятѣ нечего тебѣ будетъ бояться твоего beau-frére'а,» — и Аглая тотчасъ-же это поняла, и все лице ея словно озарилось сіяніемъ.

— Да воскликнула она, — у него будетъ une position superbe! Я поставлю его домъ sur un pied anglais. Et la Cour viendra! даже задрожалъ ея голосъ…

«Неудавшійся бригантъ» уныло поднялъ на нее очи: «а меня на кого же ты покинешь!» говорили они. А думалъ онъ въ тоже время слѣдующее: «главное, выдать скорѣе княжну замужъ, и спустить Ларіона, а тамъ увидимъ какъ я тебя изъ Москвы выпущу!»

— Вы также, mon ami, вы также въ Петербургъ переѣдете! Аглая протянула ему опять руку свою черезъ столъ;- et Olga aussi! Je vous prends avec moi, petite; vous n'êtes pas faite pour pourrir en province….

— Княгинюшка, милая, я съ вами готова на край свѣта! кинулась къ ней та на шею; въ глазахъ бойкой барышни такъ и замелькали гвардейскіе мундиры, богатые холостяки, завистливыя институтскія подруги, и дворъ, — дворъ, куда она «могла попасть за голосъ…»

— Но, княгиня, — вдругъ, среди упоенія этими золотыми снами, припомнилась ей дѣйствительность, — если Лина… если ей не понравится этотъ графъ и… можетъ быть, кто нибудь… другой ей нравится?…

Аглая Конcтантиновна окинула ее свысока взглядомъ, усмѣхнулась, и внушительно проговорила:

— Этого я не боюсь. Lina est trop bien née pour cela!

Барышня прикусила себѣ губу — и осторожно замолчала…

XXVII

Amantes-amentes.[24]

Князь Ларіонъ, выходя изъ апартаментовъ Аглаи Константиновны, встрѣтился съ проходившею къ себѣ на верхъ Надеждой Ѳедоровною.

— Не знаете ли вы гдѣ Hélène? спросилъ онъ ее.

— Она, кажется, въ свою комнату сейчасъ прошла…

— Сдѣлайте мнѣ одолженіе, сходите къ ней и спросите: можетъ-ли она принять меня? На десять минутъ! примолвилъ онъ, почему-то считая нужнымъ назначить срокъ… Но у него сердце билось какъ у юноши въ ожиданіи перваго свиданія… Онъ сложилъ на груди руки и прислонился къ периламъ лѣстницы…

— Княжна васъ проситъ! доложила, вернувшись отъ нея, Надежда Ѳедоровна.

Князь Ларіонъ медленными шагами поднялся по ступенькамъ. Послѣ многихъ, многихъ дней онъ теперь опять будетъ говорить наединѣ съ Линой…. И тяжекъ для него будетъ этотъ разговоръ, онъ зналъ…

Подойдя къ ея двери онъ, по заграничному обыкновенію, стукнулъ въ нее три раза пальцами.

— Войдите, дядя, послышался голосъ Лины.

Онъ вошелъ.

Ольга Елпидифоровна была права: комната Лины — ея кабинетъ — если не по удобству, то по строгости своего вида напоминалъ, дѣйствительно, монашескую келью. Полъ обтянутый верблюжьимъ сукномъ, ситцевыя занавѣси съ темнымъ узоромъ по бѣлому фону, простой дубовый столъ, съ большимъ на немъ портретомъ отца ея въ черной рамѣ, такой-же длинный шкафъ съ книгами, плетеные соломенные стулья приставленные къ стѣнамъ, а на стѣнахъ старинныя, пожелтѣвшія по краямъ, въ черныхъ же рамахъ, гравюры библейскаго содержанія, — все это свидѣтельствовало о странномъ душевномъ настроеніи у дѣвушки съ милліоннымъ приданымъ… Единственно цѣнные, но того-же строгаго, религіознаго характера, предметы въ ея покоѣ представлялись въ виднѣвшихся изъ растворенныхъ дверей ея спальни старинномъ католическомъ, изящной венеціанской рѣзьбы, prie Dieu, на которому лежала объемистая, переплетенная въ бархатъ, съ золотыми застежками книга — Евангеліе или Молитвословъ, — и надъ нимъ драгоцѣнное по работѣ Распятіе изъ слоновой кости на крестѣ изъ чернаго дерева… Въ углу той-же спальни золоченая лампадка лила свой блѣдный пламень среди яркаго дневнаго свѣта предъ родовою, изукрашенною смарагдомъ и алмазомъ иконою Пречистой Матери Одигитріи, когда-то, послѣ казни Шастуновыхъ при Биронѣ, зарытой въ землю вѣрнымъ слугою, и возвращенною имъ при Елисаветѣ послѣднему представителю ихъ рода. Князь Ларіонъ, которому она перешла по наслѣдству отъ отца, подарилъ ее Линѣ…

Она пошла къ нему на встрѣчу:

— Вамъ нужно говорить со мною, дядя?

— Да… я сейчасъ отъ твоей матери…

— Она не-здорова? вскрикнула княжна.

— Здоровехонька! отвѣчалъ онъ, — рѣчь не о ней…. О тебѣ!..

Онъ никакъ не могъ совладать со своимъ голосомъ: онъ ему измѣнялъ, — онъ чувствовалъ.

— Гдѣ-бы у тебя сѣсть? сказалъ онъ, самъ въ эту минуту избѣгая ея глазъ, — у тебя во всей комнатѣ одно кресло.

— И садитесь на него, мнѣ все равно гдѣ сѣсть.

Онъ подошелъ къ креслу, окинулъ взглядомъ комнату, — отыскивая мѣсто потемнѣе, — и придвинулъ его къ стѣнѣ за оконную занавѣсь.

Лина помѣстилась на стулъ у того-же окна, и ждала, сложивъ руки на колѣняхъ….

— Нынѣшней зимою, началъ князь, — былъ у твоей… у Аглаи Константиновны, графъ Анисьевъ, сынъ этой…

Она утвердительно кивнула.

— Ты его видѣла?

— Да.

— Говорила съ нимъ?