Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв. - Эугениуш Иванец

съезда: <«…названную общину во всеми прихожанами принять под покровительство Собора и на будущее время считать подчиненной в духовном отношении всем распоряжениям, исходящим от Высшаго Старообрядческаго Совета в Польше» [ВВССП 1930/31: 32].>

Несомненно, деятельность старообрядцев, проживавших на территории независимой Польши, в определенной степени способствовала оживлению активности мазурской колонии. 20 июля 1930 г. в Войнове был торжественно отмечен юбилей столетия общины на Мазурах. Одним из главных организаторов мероприятия стал Егор Крассовский. В 1929 г. он вернулся из Польши, с украинских земель, и с воодушевлением вовлек в организацию праздника молодежь. Подготовленное зрелище было насыщено элементами русской культуры. Через деревню проехала вереница возов, на которых сидели ткачи, лесорубы, рыбак и др. Жители деревни надели свои народные костюмы. Хор спел около 30 старинных русских песен, был поставлен также собственный спектакль под названием «Взойдет солнце». Нарядные парни в казачьих шапках везли зеленый флаг, который, по их мнению, должен был символизировать надежду [Programm zur Jahrhundertfeier 1930]. Мероприятие стало запоминающимся событием для многочисленных гостей, прибывших в Войново; торжества были широко отражены в немецкой прессе [Sukertowa-Biedrawina 1961: 65]. В Германии значительно возрос интерес к мазурским старообрядцам, к их духовной и материальной культуре. С разных концов рейха стали прибывать туристы, чтобы посмотреть на «russiche Dórfe» (русские деревни), что должно было способствовать росту благосостояния их жителей [Giertych 1933: 110]. Во время гитлеровского правления по убедительной просьбе ландрата, монахиням пришлось показывать монастырь немецким туристам, чтобы в повяте развивался туризм [Wańkowicz 1936: 78]. Из-за непрерывного потока немецких посетителей монахини решились взимать определенную плату за посещение монастыря, которой, однако, они не требовали от мазуров-поляков. Это привело в негодование гитлеровских чиновников, которые 3 июня 1936 г. подали официальную жалобу в НСДАП в Мронгове [Sukertowa-Biedrawina 1961: 39–40, см. фотокопию жалобы на с. 40]. Последние годы перед Второй мировой войной характеризовались усилением германизации в Пруссии, которая осуществлялась, главным образом, при посредстве школы. Русским языком старообрядцы могли пользоваться только в моленной и дома. Хотя в 1936 г. Войново во второй раз посетил рижанин Иван Никифорович Заволоко, один из самых образованных и известных в мире старообрядцев (1897–1984) [Begunov 1969: 103–112], который впервые побывал здесь в 1932 г., больше таких посещений не было отмечено. В 1937 г. Станислав Сроковский писал, что старообрядцы – «совершенная противоположность легко поддающимся германизации литовцам», отмечая также, что они «никогда не пользовались поддержкой российского общества, зато немецкое правительство делало все возможное, чтобы их германизовать» [Srokowski 1937: 105].

При гитлеровском режиме особо трудно пришлось о. Александру Аваеву, которого часто допрашивали в полиции и за квартирой которого велось постоянное наблюдение. Основываясь на слухах, немецкие власти подозревали его в связях с иностранной разведкой. Из-за этого он отказался от поездок за пределы деревни и вообще редко выходил на улицу. Частично сохранившаяся библиотека свидетельствует о его всесторонней начитанности. Наблюдая усилия властей, проводивших германизацию населения, он старался активно противодействовать этому и, несмотря на запрет гитлеровцев, обучал на уроках религии также русскому языку, давал молодежи и взрослым различные книги для чтения на русском языке, пропагандировал русскую культуру. Библиотекой о. Александра пользовались не только единоверцы, но и местные старообрядцы. Пытаясь сохранить родную материальную культуру, о. Александр создал при церкви небольшой этнографический музей, в экспозиции которого были представлены модели старых построек и хозяйственная утварь. Считаю необходимым отметить, что поколение единоверцев, современное Аваеву, лучше владеет русским языком, чем то же поколение старообрядцев. <Поэтому мне кажется, что описание личности А. Аваева, данное Мельхиором Ваньковичем в книге «На тропах Сментка», выглядит не слишком глубоким [Wańkowicz 1936: 76–77].>

Во время Второй мировой войны погибло много мазурских старообрядцев, а из уцелевших многие не вернулись домой. Не смог состояться запланированный на 1940 г. юбилей – 110-летие Войнова, а тех, кто пытался об этом напомнить, обзывали «русофилами» или «коммунистами» <как написал Е. Крассовский в своем письме от 28 октября 1968 г.> Когда фронт подошел к старообрядческим поселениям, при первой встрече с советскими солдатами старообрядцам иногда было трудно объяснить, что они не «власовцы», а издавна проживающие здесь старообрядцы. После войны они получили те же права, что и все граждане Польской Народной Республики. В 1945 г. о. Аваев обратился к православной иерархии в Париже с вопросом, как функционировать в новых условиях. Ему велели подчинить единоверческий приход православному митрополиту в Варшаве, что он официально оформил 14 октября 1946 г. [Ленчевский 1956: 44]. В вопросах управления староообрядческая колония на Мазурах стала руководствоваться теми же самыми правовыми нормами, что и старообрядческие общины на территории Польши. Польские власти очень дружелюбно отнеслись к монахиням. 30 января 1956 г. в Войновском монастыре загорелся электрический свет. Электрификация монастыря была проведена по инициативе Русского культурно-образовательного общества и Сельскохозяйственного отдела Воеводского народного совета в Ольштыне [Среди старообрядцев в Войнове 1959: 4]. В это время были также установлены первые контакты между мазурскими старообрядцами и их собратьями из Августовского повята. В 1959 г. в Войново приехала группа девушек из Габовых Грондов и Бора, чтобы под руководством опытных староверок совершенствоваться в ремесле ткачихи. Затем в 1960 г. по инициативе Русского общества дети из Войнова провели время в совместном летнем лагере в Габовых Грондах [Письмо в редакцию 1959: 6; А-ак 1960: 7]. Однако более широких контактов не отмечено, если не считать частных встреч, преимущественно родственников, хотя и эти контакты были немногочисленными. Религиозные связи между колониями были нарушены. Спустя год после смерти о. Александра Аваева (1957) к единоверцам был прислан новый священник – о. Александр Макаль, который окормлял также православных репатриантов. В настоящее время приход фактически стал православным с элементами единоверия и насчитывает около 100 прихожан. С июня 1971 г. во главе прихода стоит священник Александр Шеломов.

Судьба же монастыря была решена – его ожидало закрытие, так как молодых девушек из старообрядческой среды больше не привлекал монашеский сан. В 1968 г. в помещениях монастыря проживали только две монахини: настоятельница Антонина (Антонина Кондратьева, род. 1890 г.) и Анафролия (Анна Илюшкина, род. 1885), и четыре белицы: Анисия (Анна Гурковская, род. 1897), Фима (Афимья Кушмеж, род. 1916), Паня (Прасковья Вавилова, род. 1898) и Лена (Елена Стопка, род. 1912). Они по-прежнему соблюдали федосеевские правила и не допускали ни к общим молитвам, ни к трапезе остающихся в браке. <Матушка Антонина скончалась 24 июля 1972 г., а не «несколько лет тому назад», как пишет А. Токарчик [1971: 38], в книге много и других ошибок, касающихся старообрядцев в Полыне>

Местные старообрядцы посещают свою моленную гораздо реже, чем раньше. Молодежь почти не принимает участия в богослужениях. Однако некоторые традиции сохраняются по-прежнему. Раньше взгляды местного наставника Василия Крассовского