Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв. - Эугениуш Иванец

длительного молебна. Плевать на пол было строго запрещено, считалось грехом, а носовых платков раньше у крестьян не было. Кроме того, плевать можно было только в левую сторону – т. е. на «беса», а в правую нельзя, потому что там находится «ангел».

Уже в 1797 г. прусские чиновники отметили, что рядом с частной моленной в Иванишках около Переросли (польск. Przerośl, нем. Przeroslen) на Сувалкско-Сейненской земле было две староверческих моленных, представлявших собой специальные церковные здания. Одна из них находилась в деревне Гута (нем. Hutta) около Филиппова (нем. Philippowen), а другая – в деревне Глубокий Ров (Клинорез) неподалеку от Еленева. Местные прусские власти в своих отчетах информировали о том, что эти моленные имели в плане квадрат и были построены из дерева, но находились в плохом состоянии [Acta DZA: 7об., 15]. Следует предположить, что их строители – местные крестьяне – воздвигали моленные по образцу собственных домов, с сохранением некоторых традиций русского храмового зодчества. Еще в 1871 г. писалось, что моленные старообрядцев в этом регионе строились по образцу «старинных русских церквей» [Обзор Сувалкской губернии 1871: 50]. В России простейший тип древних церковных построек представляли т. н. клетские церкви. Их характерной чертой были двускатные кровли, на которых находилась главка (маковка) с крестом, соединенная с коньком кровли при помощи барабана. Барабан устанавливался непосредственно на коньке [Брунов/Власюк и др. 1956: 113–114; Орфинский 1972: 54–74]. Первые моленные на Сувалкско-Сейненской земле строились именно так, с тем отличием, что в восточной части моленной не прирубался дополнительный квадратный придел, функционировавший в клетских церквях в качестве апсиды, алтарного выступа. В беспоповских моленных «алтари»[33], не отгороженные иконостасом [см.: Ильин 1966: 79–88], как в церквях поповцев (и в официальной церкви), находятся непосредственно у восточной стены.

Возможность сооружения моленной и поддержание ее в надлежащем состоянии часто зависели от организационных способностей и личного авторитета наставника. Именно так было в Глубоком Рве, где, как нам уже известно, Стефан Афанасьев поначалу отправлял богослужения в собственном доме, а затем с помощью прихожан построил в деревне моленную, вокруг которой сосредоточилась религиозная жизнь всего региона. Так же было и в Погорельце, где сын Стефана Афанасьева Иван, переселившись из Глубокого Рва в 1802 г., сразу приступил к строительству моленной, которое было завершено уже через год. В первые годы XIX в. в Сувалкско-Сей-ненском регионе эти две моленные играли ведущую роль, а об их внутреннем убранстве заботились все старообрядцы. Прочие моленные постепенно закрывались или носили исключительно частный характер, а богослужения в них отправлялись нерегулярно. Описание моленной в Погорельце не сохранилось, однако можно предположить, что по своим размерам она превышала моленную в Глубоком Рву.

Фото 12. Войново, фрагмент внутреннего убранства деревенской моленной

Первые моленные на Сувалкско-Сейненской земле не были рассчитаны на века, строились с очевидными намерениями будущих усовершенствований или замены на новые сооружения. На это указывает несколько более позднее распоряжение генерала Ю. Зайончека (от 11 февраля 1826 г.), который в целях разрешения конфликта со старообрядцами для «лояльных по отношению к местным властям филиппонов велел поставить на казенный счет две деревянных церкви» [Mecherzyński 1861: 92]. Из этого распоряжения следует, что построенные ранее моленные, очевидно, были в плохом состоянии, если возникла необходимость строительства новых. Существуют также основания для предположений о том, что вышеупомянутое распоряжение не было осуществлено. Необходимо напомнить о том, что политика властей Царства Польского по отношению к старообрядцам напрямую зависела от мнения правительства царской России. Царь Николай I 17 августа 1826 г. повелел тайно собрать сведения обо всех молельнях, часовнях и проч. [Огарев 1862: 38]. Одновременно он распорядился строго придерживаться распоряжения от 26 марта 1822 г., в котором старообрядцам запрещалось возведение новых церквей и часовен. Следует полагать, что запрет 1826 г. «вновь же строить не дозволять ни по какому случаю» «ничего похожего на церковь» [Огарев 1862: 21, 38] был введен на территории всей империи [ср.: Gerss 1845: 8]. Очередное распоряжение, основанное на высочайшем указе от 5 июля 1827 г., запрещало какие-либо поправки или переделки в раскольничьих молитвенных домах, которые должны были оставаться в том самом положении до самого их разрушения [Огарев 1862: 38].

Положение старообрядцев ухудшилось в связи со сменой на посту наместника Царства Польского в 1826 г. Покойный генерал

Зайончек был настроен по отношению к старообрядцам гораздо более либерально, чем его преемник. В сложившихся условиях не могло быть и речи о развертывании храмового строительства в Сувалкско-Сейненском регионе, а потому <сведения о постройке моленных в Глубоком Рву и в Погорельце, приведенные К. Мехежинским [Mecherzyński 1861: 93], я считаю не соответствующими действительности> В этой ситуации у старообрядцев появился очередной повод для эмиграции в Восточную Пруссию, где власти не создавали никаких проблем, связанных с возведением храмов [Gerss 1909: 80].

В то же время царские власти не жалели средств на строительство большой церкви для единоверцев, проект которой 19 сентября (1 октября) 1842 г. утвердил сам Николай I. В бывшем имении Каролин, переименованном в деревню Покровск, 3 (15) мая 1846 г. был заложен краеугольный камень и начато возведение храма. Автором проекта был выдающийся русский архитектор Константин Тон (1794–1881). 8 (20) мая 1850 г. была освящена т. и. зимняя часть, а в следующем году – летняя. Общие расходы на строительство церкви составили 30 тысяч рублей. Во внутреннем убранстве были сохранены древние традиции. С этой целью из Черниговской губернии были привезены художники-единоверцы. Затем были повешены большие колокола и приглашен из Москвы, из Свято-Троицкой церкви, пономарь [ср.: Tykiel 1857: 667–669; Mecherzyński 1861: 95; Wiśniewski 1963: 188–190]. Собор был возведен на небольшой возвышенности, в десяти километрах от ближайшей единоверческой деревни и со всех сторон окружен старообрядческими поселениями [Добровольский 1877: 9]. Некоторые уверяют, что единоверческая церковь в Покровске, до того как в 1922–1923 гг. была передана Римско-католической церкви и перестроена, имела 7 невероятной красоты куполов.

Как только строительство церкви в 1851 г. завершилось, окрестные моленные были опечатаны и отправлять в них богослужения было запрещено. Особенно строго запрещалось звонить в колокола, которым русские с давних времен придавали особое значение. Запрет на колокольный звон остался в силе даже тогда, когда были вновь открыты старые моленные, и только в 1865 г. старообрядцам было разрешено использовать колокола [Обзор Сувалкской губернии 1871: 51–52]. Сведения об этих событиях, полученные от старейших жителей деревни, следует считать правдивыми, поскольку известно, что в то время старообрядцы вместо колоколов использовали исключительно «била», иначе называемые «клепалами».

Различалось два типа бил: большие и малые. «Било великое» – это простая деревянная доска, прикрепленная к козлам или к специальной