Любовь на уме (ЛП) - Хейзелвуд Али

— Нет.

— У него были очень красивые глаза и он мог дотронуться языком до кончика носа — это примерно десять процентов населения.

Я мысленно помечаю, что нужно проверить, правда ли это. — Я еду туда работать, а не встречаться с парнем с носом и языком.

— Ты можешь делать и то, и другое.

— Я не встречаюсь.

— Почему?

— Ты знаешь почему.

— Нет, вообще-то. — Тон Рейке приобретает свое обычное упрямое качество. — Послушай, я знаю, что в последний раз ты встречалась…

— Я была помолвлена.

— Та же разница. Возможно, все прошло не очень хорошо… — я поднимаю одну бровь на самый эвфемистический эвфемизм, который я когда-либо слышала, — …и ты хочешь чувствовать себя в безопасности и практиковать поддержание своих эмоциональных границ, но это не может помешать тебе встречаться снова. Ты не можешь класть все яйца в научную корзину. Есть и другие, лучшие корзины. Например, корзина для секса, корзина для поцелуев, корзина для того, чтобы позволить парню заплатить за твой дорогой веганский ужин, и… — Финнеас выбирает именно этот момент, чтобы громко мяукнуть. Благословите его маленькое кошачье время. — Ты взяла того котенка, о котором говорила?

— Это соседский. — Я наклоняюсь, чтобы погладить его, в знак молчаливой благодарности за то, что он отвлек мою сестру во время проповеди.

— Если ты не хочешь встречаться с парнем с носом-языком, то хотя бы заведи чертову кошку. Ты уже выбрала это дурацкое имя.

— Мари Кюри — отличное имя, и нет.

— Это твоя детская мечта! Помнишь, когда мы были в Австрии? Как мы играли в Гарри Поттера, и твоим Патронусом всегда был котенок?

— А твой был рыбой-блобом. — Я улыбаюсь. Мы вместе читали книги на немецком, всего за несколько недель до переезда к нашей двоюродной сестре по материнской линии в Великобританию, которая была не в восторге от того, что мы остановились в ее маленькой свободной комнате. Ненавижу переезды. Мне грустно покидать мою объективно дрянную, но ужасно любимую квартиру в Бетесде. — В любом случае, Гарри Поттер испорчен навсегда, и я не буду заводить кошку.

— Почему?

— Потому что она умрет через тринадцать-семнадцать лет, согласно последним статистическим данным, и разобьет мое сердце на тринадцать-семнадцать кусочков.

— О, черт возьми.

— Я согласна любить чужих кошек и никогда не знать, когда они умрут.

Я слышу стук, вероятно, Рейке снова заваливается на кровать. — Ты знаешь, что у тебя за состояние? Оно называется…

— Не состояние, мы уже это прошли…

— …Избегающая привязанность. Ты патологически независима и не подпускаешь других близко из страха, что они в конце концов покинут тебя. Ты возвела вокруг себя забор и боишься всего, что напоминает эмоциональные… — Голос Рейке переходит в раздирающий челюсть зевок, и я чувствую волну привязанности к ней. Даже несмотря на то, что ее любимое занятие — вводить мои личностные характеристики в WebMD и диагностировать у меня воображаемые расстройства.

— Иди спать, Рейке. Я скоро тебе позвоню.

— Да, хорошо. — Еще один небольшой зевок. — Но я права, сучка. А ты не права.

— Конечно. Спокойной ночи, детка.

Я кладу трубку и провожу еще несколько минут, поглаживая Финнеаса. Когда он выскальзывает на свежий ветерок ранней весенней ночи, я начинаю собираться. Складывая свои узкие джинсы и разноцветные топы, я натыкаюсь на то, чего давно не видела: платье с желтыми точками в горошек на синем хлопке — таком же синем было свадебное платье доктора Кюри. Target (прим.: Американская компания, управляющая сетью магазинов розничной торговли, работающих под марками Target и SuperTarget.), весенняя коллекция, примерно пять миллионов лет назад. Двенадцать долларов, плюс-минус. Именно оно было на мне, когда Леви решил, что я — всего лишь разумная косточка, самое отвратительное из созданий природы.

Я пожимаю плечами и запихиваю его в чемодан.

Глава 2

— Кстати, от броненосцев можно заразиться проказой.

Я отрываю нос от иллюминатора самолета и смотрю на Росио, моего научного ассистента. — Правда?

— Да. Они заразились ею от людей тысячелетия назад, а теперь возвращают ее нам. — Она пожимает плечами. — Месть, холодные блюда и все такое.

Я внимательно изучаю ее красивое лицо в поисках намека на то, что она лжет. Ее большие темные глаза, сильно подведенные подводкой, непостижимы. Ее волосы настолько черные, что поглощают 99 процентов видимого света. Ее рот полон, изогнут вниз в типичной для нее пошлости.

Нет. Я ничего не поняла. — Это правда?

— Разве я когда-нибудь солгу тебе?

— На прошлой неделе ты клялась мне, что Стивен Кинг пишет спин-офф про Винни-Пуха. — И я поверила ей. Так же, как я верила в то, что Леди Гага — известная сатанистка, или в то, что ракетки для бадминтона делают из человеческих костей и кишок. Хаотичная готическая мизантропия и жуткий сарказм — это ее бренд, и мне лучше знать, чем воспринимать ее всерьез. Проблема в том, что время от времени она вбрасывает какую-нибудь безумно звучащую историю, которая при дальнейшей проверке (т. е. поиске в Google) оказывается правдой. Например, знаете ли вы, что фильм «Техасская резня бензопилой» был вдохновлен реальной историей? До Росио я не знала. И я спала значительно лучше.

— Значит, ты мне не веришь. — Она пожимает плечами, возвращаясь к своей книге по подготовке к поступлению в аспирантуру. — Иди погладь прокаженных броненосцев и умри.

Она такая чудачка. Я обожаю ее.

— Эй, ты уверена, что тебе будет хорошо вдали от Алекса в течение следующих нескольких месяцев? — Я чувствую себя немного виноватой за то, что забрала ее от ее парня. Когда мне было двадцать два, если бы кто-то попросил меня побыть в разлуке с Тимом несколько месяцев, я бы ушла в море. Но ретроспектива доказала, что я была полной идиоткой, и Росио, похоже, в восторге от этой возможности. Осенью она планирует подать документы на нейропрограмму в Джонс Хопкинс, и строчка NASA в ее резюме не помешает. Она даже обняла меня, когда я предложила ей поехать с нами — момент слабости, о котором, я уверена, она глубоко сожалеет.

— Хорошо? Ты шутишь? — Она смотрит на меня как на сумасшедшую. — Три месяца в Техасе, представляешь, сколько раз я увижу Ла Ллорону?

— Ла… что?

Она закатывает глаза и вставляет свои наушники в уши. — Ты действительно ничего не знаешь о знаменитых феминистских призраках.

Я сдерживаю улыбку и отворачиваюсь к окну. В 1905 году доктор Кюри решила вложить деньги, полученные за Нобелевскую премию, в найм своего первого научного ассистента. Интересно, работала ли она в итоге с мягко говоря страшной, поклоняющейся Ктулху девочкой-эмо? Я смотрю на облака, пока мне не надоедает, а потом достаю телефон из кармана и подключаюсь к бесплатному Wi-Fi в самолете. Я бросаю взгляд на Росио, чтобы убедиться, что она не обращает на меня внимания, и отворачиваю экран.

Я не очень скрытный человек, в основном из-за лени: Я отказываюсь брать на себя когнитивный труд по отслеживанию лжи и умолчаний. Однако у меня есть один секрет. Одна-единственная информация, которой я никогда ни с кем не делилась — даже со своей сестрой. Не поймите меня неправильно, я доверяю Рейке свою жизнь, но я также знаю ее достаточно хорошо, чтобы представить себе эту сцену: она в легком сарафане, флиртует с шотландским пастухом, которого встретила в траттории на Амальфитанском побережье. Они решают попробовать грибы, которые только что купили у белорусского фермера, и в середине пути она случайно проговорилась о том, что ей было категорически запрещено: ее сестра-близнец Би ведет один из самых популярных и противоречивых аккаунтов в академическом Твиттере. Кузен шотландского пастуха — закрытый борец за права мужчин, который прислал мне по почте мертвого опоссума, сдал меня своим безумным друзьям, и меня уволили.

Нет, спасибо. Я слишком люблю свою работу (и опоссумов) для этого.

Я создала @WhatWouldMarieDo во время первого семестра аспирантуры. Я преподавала нейроанатомию и решила дать своим студентам анонимный опрос в середине семестра, чтобы получить честные отзывы о том, как улучшить курс. То, что я получила, было… не то. Мне сказали, что мои лекции были бы интереснее, если бы я читала их голой. Что мне следует набрать вес, сделать пластику груди, перестать красить волосы в «неестественные цвета», избавиться от пирсинга. Мне даже дали номер телефона, по которому я могу позвонить, если у меня «когда-нибудь будет настроение для десятидюймового члена». (Да, точно.)