Дух старины - Ли Бо

Ли Бо написал это стихотворение как итог наблюдений за жизнью приближенных ко двору вельмож. Их внешний лоск обманчив, но где же мудрец (Сюй), который в силах распознать истинную сущность?

25

Мир Путь утратил, Путь покинул мир,Забвенью предан праведный Исток,Трухлявый пень сегодня людям мил,А не коричных рощ живой цветок.И потому у персиков и сливБезмолвно раскрываются цветы.Даны веленьем Неба взлет и срыв,И мельтешения толпы — пусты…Вослед Гуанчэн-цзы уйду — туда,Где в Вечность открываются врата.

Мир погряз в безнравственности, отвергнув каноны высшего Пути, отвернувшись от естества, тогда как истинная мудрость — в природе, где Дао осуществляется посредством «неговорения» («персики и сливы» — метоним природы в целом и в переносном смысле — последователей Учителя). Мудрецу остается лишь одно — покинуть мир и уйти вслед за святым в вечность.

26

Таинственный исток наверх выноситЛазурный лотос, ярок и душист.Устлала воды лепестками осень,Зеленой дымкой ниспадает лист.Коль в пустоте живет очарованье,Кому повеет сладкий аромат?Вот я сижу и вижу — иней раннийНеотвратимо губит дивный сад.Все кончится, и не найдешь следов…Хотел бы жить я у Пруда Цветов!

Ли Бо еще молод (28 лет), он рвется к идеализированной чистоте государева служения и не представляет себе, как высокомудрый человек («лазурный лотос») может оставаться в пустоте одиночества, зря растрачивая свои таланты («сладкий аромат»). Пруд Цветов — это не только эстетический и философский образ вечного цветения, но и метоним императорского двора.

27

Есть в Чжао-Янь прелестница однаВ чертоге, что за облаками скрыт,Глаза лучисты — что твоя луна,Улыбкой царство может покорить.Ей грустно видеть увяданье трав,Ветров осенних слышать дикий вой,И струны, под перстами зарыдав,Ей отвечают утренней тоской…Ах, где тот благородный господин,С кем на луаняхвместе полетим?!

Написано тем же двадцативосьмилетним Ли Бо, осознающим собственные возможности и жаждущим встретить того «благородного господина» (государя), в служении которому он сумеет применить свои таланты.

28

Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк,Как ветер, улетают времена.Свежа трава, но иней пал поверх,Закат истаял, и опять — луна.Несносна осень, что виски белит,Мгновенье — и останется труха.Из тьмы времен к нам праведники шли —И кто же задержался на века?Муж благородный — птицей в небе стал,Презренный люд преобразился в гнус…Но разве так Гуанчэн-цзы летал?! —Был в тучку впряжен легкокрылый Гусь.

А это — уже пятидесятитрехлетний Ли Бо, осознавший мимолетность жизни и тщетность всех земных усилий. Лишь даосская святость способна благородной птицей («легкокрылый Гусь») вознести в вечность.

29

Из Трех Династий вышли семь воякИ смуту учинили на просторе.Как гневны «Нравы» и печальны как!Наш мир сошел с Пути себе на горе.Постигший мудрость — тайны Тьмы прозрел,К Заре Пурпурной воспарил над тучей,Мудрец Конфуций в пустынь захотел,И предок мой исчез в песках зыбучих.Святые, мудрые — все канули в века…В сей смутный час о чем еще тоска?!

В том же возрасте Ли Бо сетует на суетность бренного мира, который один за другим покидают великие мудрецы, уходя в вечность инобытия.

30

Дух Сокровенный первозданных днейВ веках утрачен. Нас не ждет возврат,В конце веков смятенье все сильней,Толпятся люди у столичных врат.Кто знает про Злаченого коня —Не станет о Пэнлае помышлять.Шелками дев лишь бредит седина,Вино процедят — и давай гулять,Смешны им вечность, Эликсир святой…А ведь погаснет дев веселый взгляд,Ученый Муж со спицей золотойМогильник вскроет, совершив обряд.Дерев жемчужных зелень далекаДля тех, чья бездна мрака глубока.

Тот же период (поэту 53 года), та же горечь утраты высоких идеалов («Жемчужные деревья») теми, кто не помышляет об истинной святости (остров бессмертных Пэнлай), а суетно рвется к власти («Злаченый конь») и проводит время в пирах с веселыми девами. Все это бренно, и даже в могилах они не обретут покой.

31

Чжэн Жун, через заставу въехав в Цинь,Тащился до столицы очень долго,И в Пинъюань с горы даос одинК нему спустился в маленькой двуколке.Властителю Пруда он яшму нес —Как знак, что тот умрет в году грядущем.И всполошились люди этих мест:Беда идет, уж не бежать ли лучше?Ушли туда, где персиковый цветНе облетает много тысяч лет.

Устранение государя от заботы о подданных (смерть циньского императора — «Властителя Пруда» — как метафорическое обозначение этой мысли) ведет к хаосу и бедствиям, спастись от которых можно лишь в идиллическом «Персиковом источнике», наглухо отгороженном от внешнего мира.

32

Дух осени Жушоу злато жнет,Над морем — месяц, тонкий, как струна,Кричит цикада и к перилам льнет,Печали нескончаемой полна.Где исчезает ряд блаженных дней?Дает нам Небо перемены знак,Осенний хлад рождает ветр скорбей,Сокрылись звезды, бесконечен мрак.Мне грустно так, что лучше помолчатьИ в песне до зари излить печаль.

Лирическое стихотворение стареющего и разочарованного поэта, прозревающего еще худшие времена.

33

На севере — Пучина-Океан,Там рыбища невиданной длины.Что три горы, стоит над ней фонтан,Вбирает сотню рек глотком одним.Чуть шевельнется — и валы пошли,Взыграет — ураганы понеслись…Как вдруг — на девяносто тысяч ли,Неудержимая, взлетает ввысь.

Создавший это стихотворение молодой Ли Бо еще полон азарта, высоких устремлений, жаждет заоблачного полета, как мифическая птица Пэн (образ, проходящий через все творчество Ли Бо). Позже он напишет, что и этот гигант падает на землю, если его не поддержат ветра, но здесь такого пессимизма еще нет.

34

С пером указ кометой прилетел,Тигровый знак доставлен до границ,Тревога каждый подняла удел,Не спят, кричат ночами стаи птиц.Но ясен свет над Пурпурным дворцом,Власть трех князей спокойствия полна,Земля и Небо следуют Путем,Вода морская не замутнена.О чем тревожиться? — спросить могу,Ответят: путь далекий впереди,Лишь к лету мы достигнем речки Ху,Чтобы в зловещий южный край войти.Кто гибели бежит — тот не боец,В палящих странах все пути трудны.Протяжный вздох: я ухожу, отец…И гаснет свет и солнца, и луны.Из глаз не слезы — льется кровь теперь,Сил не осталось даже на слова.Добыча тигра — утомленный зверь,В зубах акулы — рыбья голова.Из тысяч не пришел никто домой,Расставшись с телом, жизнь не сохранить…Но смог ведь Шунь, с секирой боевойСплясав, строптивых мяо усмирить!

В 751 г. начался поход многотысячного войска в жаркие края юга, чтобы привести в повиновение государство Южное Чжао (на территории совр. пров. Юньнань). Солдаты прощаются с семьями, собираются, вспугивая ночных птиц, в тяжелый поход на юг, где должны форсировать опасную реку Ху. Но войны нарушают установившийся в стране гармоничный покой, тогда как можно было бы поступить, как легендарный «идеальный правитель» Шунь, усмиривший непокорные племена мирным путем, — ритуальными пассами воздействуя на их энергетику.