Д.В.Ж.Д. 2035 - Степан Тё

     Мы платили сейчас именно за это…

     По обрывочным сведениям, приносимым время от времени полубезумными сталкерами, иногда с промежутками в целые годы, Хабаровск относился как раз к «развитым» в продуктовом отношении анклавам. Гидропоника и подземные парники, освещаемые электричеством, давали им то, чего не имелось у нас - возможность создавать не только технику и штамповать патроны (а у нас осталось для этого прекрасное оборудование - не хватало только металла и селитры, для возобновления производства пороха), но и выращивать пищу.

     Зерно. Овощи. Грибы. Животных на мясо. Птицу, яйца. Свежую зелень. Сокровища, которым не подобрать цены.

     Всего на русском Дальнем востоке сохранилось несколько десятков анклавов. Нам были известны, по крайней мере, «Хабаровский», «Бикинский», «Сахалинский», а также анклав «Большой Камень», находящийся ближе всего к нам, но испытывающий те же проблемы, что и мы - недостаток провизии, а значит, поставленный на грань существования.

     Возможно, существовали и иные, но сведений о них за десятилетия после Катастрофы до нас не дошли, очевидно, в силу большой удаленности.

     По сравнению с соседями, дела в России после Армагеддона обстояли относительно неплохо - если гибель 99,9 % населения можно в принципе назвать «неплохим» результатом. В соседнем Китае, густонаселенном, промышленном, а потому более всего пострадавшем от удара противника, не выжил, по имевшимся сведениям, вообще никто. И, что страшно, - никто не выживет в будущем.

     Южнее и западнее приморской границы, там, где совсем недавно стояли многомиллионные города, теперь простиралась ядерная пустыня. Баллистические ракеты ложились в Манчжурии и Даурии так близко, что каверны, образовавшиеся от ударов, практически сливались одна с другой. Это объяснялось, безусловно, большим количеством городов и заводов, которые нужно было уничтожить. Китай, вероятно, отвечал своему противнику адекватным образом.

     Мне не довелось видеть, во что превратились Америка и Канада, после ударов китайских водородных бомб, но во что превратились Япония и Корея - две «местные» союзницы США - мы знали доподлинно.

     Вокруг Приморья со всех сторон простиралась Великая пустошь, однообразие которой нарушали лишь чудовищные воронки. С запада она переваливала через старую таёжную границу, с востока и юга - отделялась от наших берегов отравленной морской акваторией. Земля, но почти с лунным ландшафтом - разве что с кратерами значительно большего размера, с ветром, гоняющим пыль, да радиацией, убивающей всё живое.

     Только на севере, где лежали остатки российских земель, слишком малонаселенных и слабых, а потому, очевидно, не представлявших интереса для ударов союзников, сохранилась жизнь.

     Так выстояли Дальневосточные Анклавы. Мы пытались связаться с каждым из них. Но радиус действия приборов связи ограничивал эти судорожные попытки. Сеть приемо-передающих радиорелейных станций, работавших на деци- и сантиметровых волнах погибла с наступлением Армагеддона. Их никто не обслуживал - и использоваться они не могли. Действие же компактных радиопередатчиков, имевшихся в нашем распоряжении, не превышало сорока-пятидесяти километров, даже с помощью высотных антенн, установленных в окрестностях Анклава на самых высоких сопках. С помощью радио - до Хабаровска было не дотянуться.

     В пределах же этих сорока-пятидесяти километров мы оставались единственным выжившим очагом человечества. Единственным - среди вымершей, выжженной, отравленной излучением земли. И все же, слухи до нас доползали. Раз или дважды в год, одинокие таёжные сталкеры, сами обычно на грани полного истощения, прибывали к нам для обмена. Они приносили муку и зерно, обычно везомые на волокушах, а также бесценный товар - информацию об окружающем мире.

     Хабаровск, твердили они в последний раз, еще жив и ищет партнёров для обмена.

     Затем меняла отдавали нам свой товар и набивали сумки патронами. И возвращались обратно - в радиационный ад, на тысячу километров пути.

     Такова была доставшаяся нам «импортная» торговля - две или три волокуши в год. Разумеется, этого было недостаточно.

     Гудок второй

     - Бронепоезд особого назначения –

     …С ветром мы поспорим,

     С песней мы друзья,

     Мы паровозы водим

     В страшные края!..

     Провожая купцов-сталкеров взглядом, мы часто думали о разделяющем нас расстоянии. Всего одна тысяча километров! Меньше суток дороги - для грузового автомобиля, день для - легкового. Одна ночь - для рейсового поезда по железной дороге, шесть-семь часов для скоростного экспресса. Месяц или чуть меньше для спортсмена-бегуна по шоссе, ставящего личный рекорд или пробующего себя на прочность.

     Но так было в том, старом мире. Реалии нового были таковы: минимум два месяца пути для пешего путешественника с волокушей в условиях зимы, фактического отсутствия дорог, обилии зверей, бандитов и при самых неблагоприятных условиях.

     Мрачная картинка.

     Именно тогда родилась идея пройти этот путь не пешком, а на транспорте. Пройти - и вернуться с товаром, который мог бы спасти нас всех.

     Автомобильный транспорт тут не годился - когда к задумке рейда на Хабаровск стали относиться всерьез, у нас не оставалось машин на ходу. А ведь требовался целый караван! Автобан, запланированный между нашими городами к началу Армагеддона, так и не достроили, а существовавшие на тот момент еще советская «федеральная трасса» вряд ли могла выдержать десятилетия без эксплуатации и ремонта. Дожди со снегом, град, бураны, бурная смена сезонов - всё это, наверняка, привело её в негодность значительно сильнее, чем «элитное» железнодорожное полотно. Дороги в России всегда были дрянного качества и таяли как сахарные на радость дорожным службам и негодованию автомобилистов. В отличие от асфальтированной трассы железная дорога должна была точно выстоять, как минимум сорок пять лет. А если не проросла деревьями, и то все сто. Согласно путевым циркулярам, технические условия для прокладки железной дороги и автобана отличались невероятно - железную дорогу всегда строили исключительно на века!

     Кроме того, для запуска «каравана» по железнодорожному пути, нам требовался единственный локомотив - с довольно примитивной с технической точки зрения паровой установкой. А для отправки «каравана автомобилей» - как минимум десяток автомашин с рабочими двигателями внутреннего сгорания, воссоздать которые с нашим оборудованием было теоретически возможно - но невозможно в большом количестве. А значит локомотив с подвижным составом из лишенных двигателя вагонов, в этом смысле, выглядел предпочтительней

     Каждый житель анклава был готов положить свою жизнь, чтобы наладить эту торговлю. Оружия у нас имелось черте сколько. Склады 178-го завода, базы подводных лодок, части ТОФ, здания штабов и военучилищ, «сухопутные» войсковые части, раскиданные во Владивостоке по десятку на каждый район, «Экипаж», «Улисс» и множество прочих частей и учреждений.

     Юридически Россия не участвовала в войне, соблюдала нейтралитет, однако, в последний год перед Армагеддоном, когда все ожидали ядерной перестрелки между Штатами и Китаем, все склады и базы Владивостока оказались забиты оружием и боезапасом под завязку - чтобы остановить возможный поток беженцев с юга и просто, на «всякий пожарный случай». Этот случай и пригодился. Радиация и ядерная зима не делали разница между воюющими и нейтральными странами…

     Как бы ни было, военная база «Владивосток», и главный порт дислокации Российского Дважды Краснознаменного Тихоокеанского флота на момент Катастрофы обладала крупнейшим запасом оружия и боеприпасов на всем огромном Дальнем востоке! Имелись даже вертолёты - Ка-50 и Ка-52, «Чёрная акула» и «Аллигатор», для нового вертолетоносца, спущенного на воду как раз перед началом Войны.

     Возникла вроде простая мысль - идти до Амура воздухом. Однако авиационное топливо в порту было в дефиците, пожалуй, еще большем, чем сама провизия. Но самое главное, на винтокрылой машине не возможно было привезти обратно много продуктов. А значит, для большой торговли вертолеты по определению не годились. Не удивительно, что капраз Седых и мои будущие инженеры остановили свой выбор на железнодорожном составе, ибо самое простое решение, ей богу, являлось для нас самым лучшим.

     С тех пор весь Анклав потерял покой.

     * * *

     Мой бронепоезд (а после назначения командующим это был именно мой бронепоезд, чёрт подери!), я назвал незамысловато - «Варяг». Не слишком звучно и несколько даже фатально, но зато просто и благородно. Идти ко дну мой сухопутный крейсер не мог по определению, но встречать врагов огнем орудий под гордо реющим флагом - вполне.