Черно-белый оттенок нежности - Юлиана Мисикова

молчала, не в силах осознать смысл слов, которые он говорит. Она слышала эти слова, читала их в отчете криминалистов, который он ей предоставил, но мозг все равно отказывался вникать в их суть и применять все это к Миру. Перед мысленным взором всплывала только его улыбка, его глаза, наполненные невысказанными мыслями, его голос, густой и бархатный, шепот в полумраке площадей, его слова, полусвященные полуоткровенные. Дальше воспоминания становились более горячими и размытыми – его обнаженное тело, настолько идеально пропорциональное, словно творение величайшего скульптора, напряженные мышцы, на которых едва заметно блестели капельки пота, гладкая, как шелк, бронзовая кожа с пьянящим ароматом специй, влажные волосы, пахнущие миндальным шампунем, и наконец его глаза, в которых отражалась вселенная. Как она не старалась заглушить эти образы, они снова и снова всплывали перед глазами, мешая объективно оценивать ситуацию.

Неожиданно затянувшуюся паузу нарушил голос дознователя.

– Последний раз спрашиваю кто дал тебе тротил?

Она молчала, стараясь избегать его взгляда.

– Что он приказал тебе сделать? Зачем ты приехала?

И снова его вопросы наткнулись на глухую всепоглощающую тишину, которой она отгородилась от причиняющей боль реальности.

– Молчишь? Ты по-прежнему его защищаешь? Даже несмотря на то, что твой дружок международный террорист?

Она вскинула на него полный отчаянного негодования взгляд.

– Вы ничего не знаете! Ничего! И сейчас вы пытаетесь убедить меня в том, что Мир психопат и убийца, виновный в смерти всех этих людей?!

– Его родной дядя – Карим Далаев уже десять лет находится в международном розыске, спецслужбы нашей страны тоже ведут за ним охоту. Мы давно уже следим за Мирзой, в надежде что он приведет нас к Кариму, но до сих пор этот сукин сын был очень осторожен.

Он замолчал и на некоторое время в кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием.

– Ты думала, что он случайно познакомился с тобой или что ты для него хоть что-то значишь? Он использует тебя в своих целях, а когда ты станешь ему не нужна – избавиться, как от всех, кто встает у них на пути. У тебя есть два варианта – или сотрудничать с нами и помочь поймать этих мерзавцев или стать их соучастницей и сесть в тюрьму на много лет.

Она долго молчала, пораженная его словами, глядя в пол у себя под ногами и не в силах произнести ни слова. Сделав пару судорожных вдохов, она наконец подняла взгляд и произнесла, стараясь не встречаться с ним взглядом:

– Я ничего не знаю и не могу вам помочь.

– Что ж, ты сделала свой выбор. Очень жаль, что он неправильный.

С этими словами, он вышел из кабинета, оставив ее утопающую в своих мыслях и окруженную оглушительной тишиной.

Она лежит с закрытыми глазами в полумраке пустой камеры, не в силах заснуть и не в силах встать. От долгой неподвижности тело не слушается. Мышцы сделались слабыми и вялыми. Она не может пошевелить рукой, но все еще может вспоминать, хотя предпочла бы забыть многие вещи. Память никуда не делась, она всегда с ней, болезненными толчками выкидывая на поверхность очередное воспоминания, от которого хочется спрятаться, зарыть голову в песок, чтобы не помнить, не видеть эти красочные образы, то и дело мелькающие перед глазами. Но она ничего не может поделать со своими мыслями, снова и снова утопая в их стремительном водовороте. Они подхватывают ее как пушинку и уносят далеко вперед, в гигантскую воронку неотвратимости, из которой уже нет выхода. Она часто задается вопросом – зачем? Зачем судьба свела ее с ним? Зачем рука проведения привела ее в мечеть в тот жаркий летний день? Возможно, она искала прохлады под темными каменными сводами, а может бежала от самой себя, желая раствориться в ком-нибудь другом, кто будет вести ее по жизни, не давая оступиться и упасть? О чем она думала, слушая его слова, жаркий полушепот фраз, эхом отражающийся от низких сводов старой мечети? Верила ли она хоть одной из них? Задумывалась ли о смысле священного писания? Пыталась ли найти истину, связывая вырезки из Корана с его трактовкой их смысла? Или она, как многие другие, слепо, безоговорочно верила ему, хотела верить, не подвергая сомнениям ни одно слово, только потому что его глаза ласкали ее, не давая упасть в пустоту?

Она не хотела помнить тот день, когда впервые увидела его. Не хотела чувствовать трепет во всем теле от его легкого, почти неуловимого прикосновения, не хотела так глубоко заглядывать в его темные бездонные глаза, не хотела чувствовать запах его кожи на своих руках. И тем более не хотела слышать чарующий звук азана. Но никто, даже сам Бог не в силах стереть все это из ее прошлого, оно намертво врезалось в память и огненным знаменем запечатлелось во всеобъемлющей картине мироздания.

Она стояла на мосту, задумчиво глядя на несущиеся со стремительной скоростью потоки воды внизу и думала о том, где бы скоротать несколько часов, до автобуса. Впереди во всем своем великолепии раскинулась старинная сунитская мечеть, располагающаяся в одном из красивейших зданий города. Она была построена в начале прошлого века в египетском стиле и представляла собой монументальное прямоугольное сооружение из красного кирпича с двумя изящно возвышающимися на фасаде башнями, устремившими в небо свои острые шпили. Замысловатый восточный орнамент обвивал стены здания, устремляясь вверх и органично вплетаясь в огромный позолоченный купол, смыкаясь на его вершине маленьким золотым полумесяцем.

Она сотни раз видела мечеть, проходя или проезжая мимо, спеша по своим делам и не особо обращала внимание на красоту архитектурных форм, но сейчас у нее было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть все детали, каждый камушек, каждый выступ, каждый завиток этого архитектурного шедевра. У нее возникло чувство, что она впервые видит это здание, монументальные железные ворота, ведущие в полумрак просторного зала, людей, то и дело входящих и выходящих оттуда. Она пересекла мост и оказалась на другом берегу реки, прямо перед мечетью, утопающей в голубых елях. Медленно прошлась по набережной в сторону мечети, полной грудью вдыхая едва уловимый аромат хвои и слушая глубокий и мелодичный звук азана, призывающий всех мусульман к послеобеденному намазу. Этот звук проникал глубоко в душу, намертво врезаясь в открытое окружающему миру сознание и принося странное, сказочное умиротворение. Вслушиваясь в него, она словно слышала тихое, едва различимое нашептывание свыше и сердце успокаивалось, перестав бешено колотиться в предвкушении чего-то ужасного.

Словно под гипнозом, она дошла до самых ворот мечети и медленно опустилась