Мегаполис ноль - Геннадий Черников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да мы пока с вами стоим, разбираемся, больше мешаем! – возмутился Колыхалов. – Да и других прохожих нет! Оглянитесь – никого!
– Пререкания с представителями органов охраны правопорядка, – невозмутимо сказал второй инспектор. – Это уже нарушение статьи третьей пункта Д Административного кодекса. Это уже серьезное нарушение. Еще сто единиц. Возможен административный арест и последующий штраф до десяти тысяч.
Полномочия уполномоченных Колыхалов знал. Его могли просто безнаказанно убить. Тут же, на месте. За сопротивление властям. Но видимо, у инспекторов не было заказа на свежие донорские органы. Также Колыхалов знал, что если у прохожего запросили с индивидуального встроенного микрочипа данные о состоянии здоровья, группе крови и так далее, то это тоже почти смертный приговор. Если данные подойдут заказчику, через считанные минуты несчастного подстрелят и отправят в специальный приемник, где тело порежут на запасные части для тел богатых пациентов.
Но у него пока не запрашивали данных о состоянии здоровья. Колыхалов на всякий случай согнулся, чтобы казаться больным и слабым. Инспекторы выжидали его дальнейшей реакции. Может, он налетит на другие нарушения и сумма штрафа увеличится? Но Колыхалов взял в себя в руки и остолбенел, не говоря больше ни слова.
Потом осторожно произнес самую ходовую фразу при подобных конфликтах:
– Фифти фифти?
Фраза означала следующее – «пятьдесят на пятьдесят». «Я готов заплатить вам взятку размером в половину штрафа, и мы расходимся без последствий».
Инспекторы промолчали, это означало согласие. Колыхалов напрямую перечислил со своего кошелька половину суммы штрафа, и пошел дальше, глубоко вздохнув на половину единицы…
«Коррупция – это бизнес», – этот лозунг пробегал над городом бегущей строкой, пока его не сменил сегодняшний пугающий лозунг «Пусть неудачник умрет»…
Колыхалов подходил к зданию фирмы в совершенной прострации.
– Шестьдесят пять единиц штрафа, мама родная… – шептал он в отчаянии. – Еще насморк… Только бы не заметили насморк…
Он хотел отдышаться на улице, чтобы охранник на проходной не заметил насморка, но вспомнил, что в здании воздух бесплатный. Потому выгоднее, наоборот, не дыша, забежать в здание и уже там отдышаться. Он так и сделал. Правда, охранник смотрел на него очень подозрительно. Выглядел Колыхалов и вправду странно, он это заметил и сам в зеркало. Глаза выпучены, как у рыбы, выброшенной на берег. И также, как жабры у обреченной рыбы, часто дергаются губы.
– Фу-у… – отдышался Колыхалов и отметил свой приход на работу в автомате, стоящем на проходных.
Работа у Колыхалова была простая и безобидная. Он втайне гордился тем, что не приносит другим людям вреда. Это другие создавали из ядов вещества, имитирующие вкус разных пищевых продуктов. Другие создавали белок из нефти, детское питание из опилок, переработанных кислотами и бактериями, другие разрабатывали психотронные технологии продаж. А он всего лишь изучал влияние цвета этикетки на объем продаж. Он также гордился тем, что знает в своей сфере все, что можно знать об этом. И каждый день узнает все новое и новое. Все знают, что лазурно-зеленые цвета на этикетке увеличивают объемы продаж в зимнее время года. Но он знал намного больше. Лазурно-зеленый в ходу не весь зимний период, а только когда лежит устойчивый снежный покров. Причем, чем белее снег, тем более насыщенным должен быть зеленый цвет на этикетке. Как только снег вокруг темнел от смога, популярными становились другие тона.
Он знал, какой цвет больше нравится беременным блондинкам и холостым брюнетам, детям и старикам, богатым и бедным. Он также давно и очень хорошо знал, что даже если любимый цвет человека – синий, он все равно зимним вечером охотно купит товар с теплым желтым цветом. И что детям, как это ни странно, иногда больше нравятся взрослые серьезные цвета. Он знал все в этой своей очень узкой области деятельности. И его работа реально увеличивала объемы продаж искусственного сгущенного молока. Потому что новые этикетки могли менять цвет. Один щелчок тумблера с пульта Колыхалова, и все банки с товаром в супермаркете меняли цвет этикетки.
Однажды он чуть не остался без работы. Руководство приняло решение увеличивать объем продаж за счет качества товара. Но потом крупная маркетинговая группа просчитала, что дешевле продвигать товар не за счет качества, а за счет исследований психологии покупателя. Выгоднее потратить единицу на продвижении почти ядовитого товара, чем тратить пять единиц на улучшение качества товара. К тому же оказалось, что качественный товар производить уже невозможно. Коровы вымерли, как динозавры. Животноводы не смогли откупиться от санитарных врачей, и коров истребили из-за лунной лихорадки – нового невиданного вируса, который залетел на Землю с пылью из космоса. Или, по другой версии, попал в атмосферу с костей динозавров, вырытых археологами в какой-то пустыне. Вирус, конечно, невидим. Но убрать конкурентов помог.
Вместе с коровами исчез и этот варварский напиток – молоко.
И все осталось на местах. Молоко по-прежнему делали из опилок. Это выгодно.
Колыхалов еще помнил вкус молока. Правда, это уже было не совсем настоящее молоко, а разведенный кипятком порошок «сухого молока» из старых запасов…
Как давно это было. А сегодня молоко считается первобытным напитком, источником инфекций и расстройств желудка. Производители искусственного молока заказали несколько телесериалов, где потребили этого природного продукта были показаны такими же монстрами, как мифические вампиры-кровопийцы. Пить кровь и пить натуральное молоко – сегодня в сознание потребителя это почти одно и тоже. Сверхприбыльный суррогат победил. Народ едва таскал ноги из-за хронического отравления пищевыми суррогатами, но выбора не было. Натуральные продукты исчезли с прилавков полностью.
Колыхалов прокрался на свое рабочее место и сразу уткнулся в монитор. Главное, не сопеть и не кашлять, тогда никто не заметит его насморка. Он просмотрел отчет о результатах вчерашних продаж товара с ярко-розовой полосой на этикетке и повеселел. Он не ошибся. Полоса помогла увеличить объем продаж. А значит, его ждет премия в размере ноль целых двенадцать сотых от прибыли. Это примерно семьсот единиц.
И Колыхалов чуть не закричал от радости. Это победа. Премия окупает неожиданный штраф, а главное, он сможет оплатить счет на воду и воздух. Он будет жить. Пока, по крайней мере. «Пусть неудачник умрет». Пусть умрет неудачник, но не он. Он, Колыхалов, не есть неудачник. Что за дело преуспевающему человеку до неудачника? Никакого дела нет абсолютно. Каждый за себя, каждый в себе, каждый – своя вселенная и центр своей вселенной. Правила игры такие – один против всех.
Для того, чтобы сотрудники фирмы были в курсе событий, в каждом кабинете были размещены телесистемы, и каждый час система включалась и передавала последние новости.
Колыхалову нравилось смотреть новости. Еще недавно там были постоянные дикторы. Месяц, а то и два – одно и тоже лицо. Но недавно телевизионщики поняли, что популярность – это очень дорогой товар. Место диктора стали продавать, как товар на аукционе. Кто заплатит больше, тот и диктор. Сегодня у диктора было лицо то ли Дауна, то ли дебилы. Косноязычный голос, ужасный язык. Диктор покрутился на стуле и начал читать текст, опустив лицо к бумаге на столе так, что было видно только его макушку:
– Здравствуйте. Я купил место диктора на целую неделю, теперь слухайте все мине суды. Я буду казать, а вы слухайти, стал быть. На аукционе пиар-компаний пост Президента Луанды купил Матама Ботвану… Да, вроде так – Ботвану… Теперь этот Ботвану будет ботванить эту лаванду цельных четыре года… Деньги-то надо отбивать назад, да еще и сверху заработать… А чего у нас… В целях экономии меховой одежды Указом Мегалитета приказана считать предстоящую зиму летом. Перевод зимы на лету, стал быть, экономит социуму восемнадцать эшалонов искусственного меху. Перевод осуществляется по просьбам производителей меху, они и посчитали экономию.
– Постой, я что-то логики не понимаю. Шутка это, что ли? – спросил Колыхалов у коллеги, работающего над формой банок. – Производителю меха, вроде бы, наоборот надо продать как можно больше своего товара… Зачем им свой сбыт урезать? Это такой юмор дебильный?
– Не знаю, – пожал плечами коллега. – Это давно началось. Когда световой день начали удлинять с переходом на зимнее время. Солнце на небе тормозили на час. Приказом.
– Да, – вздохнул Колыхалов. Тогда и началось. Когда в институтах начали учиться не умные, а богатые…
– Ну-ну, осторожнее с несанкционированным недовольством! У нас регламент на недовольство… – коллега вздохнул и замолчал. Если продолжить разговор, придется платить собеседнику за отнятое у него время…