Львы города Лемберга - Юрий Валин

Позволили инструмент взять. Уже хорошо...

--------------

...Копали повыше от воды, песок шел легко, только лопаты о камни иногда звякали. Один из узбеков помогал землю отгребать, другой на корточках сидел, заворожено уставившись на водную гладь. Может, столько воды не видел, может, не в себе человек. Работая лопатой, Петро подумал, что многие из команды не в себе: словно дергает их що-то - замрут вдруг, головой контужено вертят...

От "кухни" командные возгласы долетали, дымком тянуло - обед там готовили.

Могилку вырыли, девки вновь носами захлюпали.

- Вы бы униформ сняли. Пригодится, - посоветовал Петро.

- Неприлично голой хоронить, - заупрямилась Машка.

Ну, неприлично так неприлично. Положили в яму легкое тело, полосатой шапочкой лицо прикрыли. Андре "саперкой" песок осторожно сдвинул. Прикопали, послушали как фрау Матильда молитву читает. Социал, все говоривший что "атеисте", тоже стоял, слушал. Вроде нормальный человек, хоть и германец. Сейчас делиться на "нормальных" да "дурных", ох, как придется.

- Э, фриссен[14] идете, чи ни? - позвал от костра энергичный Кащец.

Петро неспешно ел кашу с мясом, жмурился на солнце, да помалкивал. Собственно, Кащец и так за всю команду разглагольствовал. И как надо жить объяснил, и где лагерь ставить, и о разведке осторожной поведал. Ну и насчет "ордунга" непреложного. Миску новый капо себе отдельную заимел, остальным по посудине на четыре рыла досталось. С ложками тоже не особо богато - по кругу шли. Петро брал от Андре, передавал Машке, потом ложка доставалась австриячке - та, видать, разумом где-то на Акне застряла - смотрела в никуда, но зачерпывала и жевала исправно, только прозрачные ушки шевелились.

...Остров это был... Длинный, с мысами-загогулинами, глазами-озерами, зарослями кустарника, названия которого никто не знал. Возвышенностей мало, крупных деревьев вообще нет - с десяток пней, довольно свежих, пильных, и всё. Берега озера, или пресного моря все ж виднелись: днем вполне разглядишь не только вершины горные, на иглы Акна вовсе непохожие, но даже сосновый лес на берегу. Но далековато...

...Темнело неспешно, островитяне мелкого хвороста насобирали, ужин готовили. А когда Луна в небе появилась, начала команда "Versuchen" с ума сходить...

...Первым узбек завыл. Смотрел в небо, где два глаза-месяца разгорались, и вел тонкое бесконечное "иииииииииииии!". Народ сбился в кучу, отполз подальше. Земляк попрыгал рядом с безумцем, тоже отскочил. Закрыла лицо руками голландка, тоже кричать принялась. Кащец топором грозил, Тонька за капо цеплялась, зубами клацала. Потом чуть ли не все орали, к песку пригибаясь, с ужасом вверх глядя... Темнело небо, смотрела разноглазая двойная Луна на людишек сумасшедших, звезд становилось все больше, и скользили они, кажется, все быстрее, черный бархат вспороть грозили.

Петро понял, что и сам сейчас заорет. Андре зубы скалил, в "саперку" двумя руками вцепился: сейчас зубами черенок грызанет. Машка-землячка голову локтями прикрыла, по песку елозила, словно зарыться в него пытаясь. Нужно было что-то делать, пока все сглузду не съехали.

Грабчак, пошатываясь, доковылял до пожитков, подхватил котел. Прошел мимо Сары - сутулая еврейка сидела, плотно зажав ладонями уши, смотрела на воющих человеков широко распахнутыми глазами, но, вроде бы, в рассудке оставалась. Петро зачерпнул воды, вернулся к своим и окатил Машку. Девка взвизгнула, лысо-ежистую голову из ямки выдернула:

- Охренел, хохол вонючий?!

- Панику отставь, дурка!

Машка отряхивала ежик волос от песка и пшена: котел вымыли дурно, зато студеной водицы он с избытком вмещал. Андре сам собой в разум пришел, сбегал за водой, пытался поить австриячку, та отбивалась, обратно под ватник голову прятала. Но не визжала, просто трусилась всем телом. Петро принес еще водицы, кивнул французу, тот задрал Анкин ватник - вода осторожно полилась на девчачью голову - та зафыркала, затрясла ушами-льдинками.

Вой унялся: узбек убежал куда-то во тьму, остальные охрипли, в себя пришли или вода помогла. Вот к голландке поздно подошли - вроде и сидела та молча, от мира ладонями заслоняясь, а оказалось, кровь на песок капает - выдавила девка себе глаза. Бинтовать кровавые дыры пытались, слепая все молчала. Умерла под утро. А узбек всю ночь выл. Ходили искать - убегал по низким зарослям, в воду бросался и снова выл с дальнего мыса. Плюнули, в лагерь вернулись, выставив двух часовых, спать легли.

Узбек так и сгинул. Может и к лучшему: держать умалишенных негде, если вязать, так и веревки всего с два метра имеется. К тому же, почти у всех с головой не совсем гут.

Кащец в лагере командовал, друзья сказали, что рыбу идут ловить - никто не возражал.

- Так що те месяцы? - бурчал Петро, подвязывая к короткой расплетенной бечевке крючок. - Може, в рацион що накидали? Помутнение хирна[15]?

- Но. Это ты твердый. Кожный. Найн паник.

На "твердокожего" Петро не обиделся. Тут все жизнь с кожами работаешь, отчего ж самому не затвердеть? Да и не должен комсомолец приступам религиозных страха поддаваться. Ладно, может и не религиозных, но все равно не должен.

Нацепили улитку, пока не клевало. Надо бы удилище толковое найти. Да и вообще как-то толково осмотреться. Солнце пригревает, размаривает, но ведь нужно о деле думать.

- Кому, мы, Андрий, доверять коннен[16]?

- То вопрос. Социал, Арсен... так?

- Социал - гут. Арсен... хм...

- Он - юде.

- Тоже помозгуем. Гут, помозгуем. Из мадмуазелей? Машка стерво, но своя. Тетка Мотя, Сарка-иудейка...

- Анни, - ухмыляясь, подсказал француз.

- Що ты смехаешься? - рассердился Петро.

К бережку явился капо в сопровождении Тоньки-киевлянки. Кащец огляделся начальственно, положил на китель топор, начальственно погрозил рыболовам - не подсматривать! Принялись раздеваться, Тонька, повизгивая, полезла в воду. Петро машинально глянул, замер...

- Що? Богато шлюхости? - поинтересовался Андре.

Грабчак опомнился, перевел взгляд на леску. Осмыслив, спросил:

- Слухай, а ты давно трусы видел?

- Труса? Найн, округ смиливцы и храбривцы.

- Нихт храбрость. Трусы, одежка, фирштейн?

Понятно, с трусами в шталаге напряженно было. Кальсоны еще выменять можно, но трусы... Француз кинул беглый взгляд на купающихся: вода даже в полдень студена, глубоко не вошли, бесстыже стояли по колено, головы себе золой терли. Тонька для заключенной выглядела ничего, - видать, не врала что недавно в лагере, мослы из-под кожи еще не так выперли, хотя бледна как покойница. Кащеченко, как все в шталаге, на воздухе вдоволь наработался - спина коричневая от загара. И ноги смуглые, если на ладонь от колена и ниже смотреть. Повыше бледный.

Андре шепотом выругался.

- Може, цуфаль[17]? - предположил Петро. - Всяко бывает.

- Якой цуфаль, флюштен[18] треба. А шпик песок скормить с их шлюха.

- Не спеши, приглядимся.

Тонька, игриво взвизгивая, погрузилась, поплыла, высоко голову запрокидывая. Кащец что-то сказал, ответить девка не успела - исчезла. Капо замер...

Миг тишины, потом вода взбурлила, мелькнула задранная Тонькина нога, что-то широкое, серебристое, на огромный рыбий хвост похожее. Кащец кинулся к берегу...

Петро осознал, что они с французом уже метрах в десяти от кромки воды, и все пятятся, правда, удилище в руке осталось. Голый Кащец, с топором в руках, топтался и приседал, всматривался в воду - поверхность озера была спокойна.

- Тут рыбалить с оглядкой треба - прошептал Грабчак, чувствуя как сердце колотиться где-то под горлом.

Вечер выдался теплым, озеро лежало безмятежно-спокойное, на западе облака розовели. Друзья сопроводили Машку, помогли котел вымыть. На воду поглядывали - Кащец клялся, что водяной на них набросился, но понятно: в водах рыба типа акулы или вообще крокодил необъяснимый. Набрали котел, вернулись к костру. Сидел "Versuchen", в молчании...

Обе луны уже всплыли в темнеющее небо, но было не так жутко. Вот когда густая тьма подступила, заныли люди. Петро окатывал забившихся в конвульсиях товарищей водой, бегал к берегу котел наполнять. Да что ж за дурь такая?! Крокодила опасаются, но в меру, а звезды и лунные "глаза" их до падучей доводят. Алжирец язык себе прокусил, кровью брызгал. Зарема голосила безостановочно, Кащец топором им грозил, если не заткнуться. Узбек головой о песок бился - пришлось связать. К середине ночи вроде бы обессилили, поутихли.

Утром оказалось, что двое повесились. Петро и не думал, что так бывает: камень по грудь человека, веревка короткая, на пару петель и перекид через валун едва хватает. Изловчились, однако. Песок изрыли ногами, помучились, но справились. Узбек себя за колени держал, румынка спокойно обвисла...

Пополнилось песчаное кладбище. Днем удалось пару рыбок выудить, решили консервы экономить, крупяную уху варить. Кащец был мрачен, но с фрау Матильдой заговаривал, намеки делал.

После обеда, охраняя мойку посуды, друзья осторожно с девчонками и Арсеном поговорили. Дагестанец-еврей, несмотря на свою зачуханность, проявил храбрость и, вооружившись каменюками, тоже крокодила сторожил. Ситуацию все трое восприняли правильно, Машка сказал, что капо ей с первого взгляда ясен был, но нужно, конечно, проверить. Анни и Арсен подтвердили, что приглядывать будут.