Львы города Лемберга - Юрий Валин

Ветер, холод и недостаток воды изводили до последней степени. Иногда сквозь площадку базы проходили снежные заряды - немец предупредил, что жрать снег нельзя. В здравом уме никто бы и не рискнул попробовать - серая крупа открытую кожу обжигала так, что мелкие следы-язвинки оставались. Заключенные зарывались в тряпье, накрывались листом жести. Лежа в тесноте, Петро точно знал: не было бы решетки, не задумываясь в пропасть сиганул. Нет смысла жить в такой безнадежности. Немцам надо - вот пусть и мучаются, суки.

Но самогубиться не имелось никакой возможности и оставалось дожидаться опытов, что всему конец дадут.

Вышло по-иному. Как-то утром взвыла сирена, ударило сотрясением очередного прибытия груза, немцы на удивление шустро побежали к капсуле. Оказалось груз живой - выволакивали бесчувственные тела. Кто-то там очнулся, завизжал пронзительно - ого, никак знакомцы прибыли - женская команда.

Немцы позволили себе час отдыха. Двух девушек в штаб отволокли, остальных запихали в палатку, где кислородные баллоны хранились. Очередь выстроилась короткая, остальные строители продолжали балки крепить, но поглядывали с нетерпением.

- Ордунг. Животный ордунг, - сказал Андре, наблюдая как очередной сварщик откладывает резак и спешит к вздрагивающей под порывами ветра палатке.

- То тварий ордунг - поправил Петро.

Большие часы, что на штабе висели, отсчитали ровно час, вышел комендант, в рупор забубнил. Строители, да и жандармерия сделали вид, что не слышат - к палатке повторная очередь встала. Комендант поправил меховую шапку, пожал плечами, ушел. Через минуту он и "астролг" вышли с оружием. Выстрел карабина был почти не слышен - четверо у палатки посмотрели, но остались стоять. Комендант что-то крикнул, вновь пожал плечами и прицелился. Стрелял он неплохо - строитель рухнул как подкошенный, только сварочные очки, поднятые на лоб, слетели, по рифленому железу настила покатились. "Астролг" дал короткую очередь из автомата - строители рысцой разбежались по местам. Полицейские опомнились, занялись делом, - убитого сразу за "ворота", девкам нашвыряли ватников и чуней, погнали к лестнице.

- До нас?! - изумился Кащеч.

Стало совсем тесно, последними запихнули "офицерских" Черненькую и Тоньку-Киевлянку.

Бабы плакали и тряслись, Кащеч подбадривал гостей дурными шутками.

- Под одеяло лезь, там оденешься, - подсказал Петро девицам, что в их угол втиснулись.

Перепуганная Машка послала его в жопу. Андре галантно встряхнул меховое дранье:

- Сидайте, мадмуазель. Си ковер...

Петро запихнул ступни австриячки в чуни - ох, вообще дурища деревянная, щиколотки как хворостины и туфли, считай, без подметок. Ничего, в чуни по две ноги разом всунутся, но тепло они дают.

Пополнение сбилось в общую кучу под тряпьем, ревело в голос.

- На слезы изойдут, - озабоченно сказал Кащеч. - А мы задубеем. Поделить их, а? Раз уж комендант распорядился.

Петро подумал, что если кое-кому ноги между прутьев всунуть, да надавить толково, немцы то хорошее костоломное дело пресечь не успеют. Андре поможет, да и Алжирец с Социалистом подмогнут...

Но нарушить ордунг не успели, завелась сирена - новый груз прибывал...

Всё как-то быстро завертелось. Врач-майор быстро очухался, поковылял к клетке с удвоенной командой "Versuchen", что-то выгружали из "вагона", а заключенным было приказано срочно пить кофе. Термос врач открыл, оттуда пахло горячим. Принимая кружку, Петро подумал, что ничем не рискует. Андре кивнул, чокнулись мятыми посудинами.

- Кюн[3] дывчины, - француз подмигнул девчонкам. - Гирше нихт.

Машка утерла нос, кивнула. Австриячка (тогда почему-то забылось, что ее Анкой зовут, в смысле Анни) тоже кивала и огромная прозрачная слеза у нее на кончике носа повисла.

Слезу ветром сдуло, и до дна влил в себя Грабчак горячую бурду. Помнилось как кружка из рук выпала, как тьма накатила...

Тьма разная бывает. Тогда еще непонятная, а сейчас окончательно последняя. У всего конец есть. Может, там, наверху, уже свои, советские в лагере? Эх, и що у покойника за вопросы?

[1] (фран.) гребень, горный пик

[2] Легкий разведывательный вертолет типа WNF-342

[3] Искаженное немецкое kuhn - отважные

***

...Кто-то стонал и солнце жарко грело. Лучи били сквозь веки, Петро попытался сесть, замотал головой. Мир качался, плескал, потрескавшуюся кожу щек гладил мягкий, хотя и прохладный ветерок. Грабчак, по-китайски щурясь, попытался осмотреться.

Камни на светло-желтом песке, лежащие люди, задравшаяся телогрейка Андре: ну и хребет у него - острыми костяшками хоть бревна торцуй. Вода... Много. Накатывает легенькая волна, песок то темненький, то светленький. Бредет от берега Кащеченко - без фуфайки, в распахнутом кителе. Тепло здесь, кусты зеленеют...

Кащеч повернул голову, прохрипел:

- Очнулся? Силен ты, Петька. Глазами не лупай. Вода-то пресная - хоть упейся.

Петро попытался что-то сказать, не смог - в горло словно горсть ржавых гвоздей забили. Пополз к воде...

Пил, суя голову всё глубже в прохладу, пока губы песка не хватанули. Отфыркался, еще попил. Зачерпнул горстями, капель стекающих не жалея, пополз к Андре. Француз уже глаза раскрыл, но не особо смыслил. "Дождь" прохладный ему ума живо прибавил - встрепенулся, поспешил к воде, заполз как был, на четвереньках.

Оживала "Versuchen", пила, охала. Вернулся Кащец, подпоясанный, за веревочным поясом торчал топор. Хрипло сообщил:

- Хозяева-то нам гостинцы оставили, - и тоже сунулся мордой в воду.

...Брюхо раздулось, хлебать друзья больше не могли. Сидели у кустов, мокрые кителя на ветвях развешивали.

- Вас ис дас? - пробормотал Петро. - За що плоджич[1] снисхожденье?

- Опыт, Питер, ехсперемент. Ахтунг потребен, - предостерег мудрый француз и глянул на Грабчака. - Ты скелет, Питер.

- Сам-то що...

Молились узбеки, бродили по песку лысые полосатые девки, озирались. Потом столпились у неподвижной румынки.

- Тоде[2], кажется, - присмотрелся издали Петро.

- Мыслить шпето[3], - Андре поскреб макушку. - Странностей богато.

- Не, думкать потом будем, - Грабчак с трудом поднялся. - Смотреть треба, пока следы не затоптали.

Мучила Петро некая несуразность. Хоть и мелкая, но раз в глазу застряла, уже не сморгнешь. Досаждают эти мелочи, а шо делать...

Комок беленький, маленький, ветерок его катал-играл, да волокно за сучок в песке зацепилось. Петро поднял ватку, нюхнул и дал понюхать другу. Андре поморщился:

- Салмагист?[4] Наштырь? Откуда?

- Не обертайся, - предупредил Петро. - Шпур[5]...

Отпечатки были скромней - не чуни, сапоги, добротные, на рифленой подошве. Собственно, четких следов осталось всего два - там, где песок сыроват. Дальше все смешалось, да и сухих неразборчивых следов уйма - на лежбище "Versuchen" вышли. Грабчак смотрел на свои чуни - значит, вот так лежал, очнулся, солнце этак светило. Здесь Кащец шел - он первым очухался, шел от воды, пил-плескался уже потом. А сначала двинул туда - к топорику?

- Ер[6]? - прошептал догадливый Андре.

- Мы ш не трибунал. Контролирен треба...

...Румынка плакала у тела землячки, остальные топтались среди кустов. Андре на миг присел, глянул в лицо умершей - непонятно с чего умерла. Просто жить, наверное, надоело.

- Пошли. После биграден[7] сделаем, - Петро гнал от себя непонятное опьянение. Голова легко и приятно кружилась, ну точно стакан бражки хватанул. Вода здесь такая, что ли? Или воздух густой и веселый?

Среди кустов лежали картонные коробки с консервами - упаковок десять, не меньше. Мешки: похоже, с крупой. Котел, немного посуды, лопаты: большая и малая. Кащец выгребал из потрепанного рюкзака мелочевку:

- Ого, и крючки есть! Живем, камрады. Держи, Арсенка, не растеряй.

Маленький Арсен подставлял под крючки и коробки со спичками ладони, моргал ошеломленно.

- О, и зальц[8]! - радовался Кащец, размахивая банкой.

- То щедро, - согласился Андре.

- Що тебе не гут, носатый? - удивился исследователь сокровищ. - Не гут, так и вали отсюда. Тока инструкцион не позабудь лесен[9] сделать.

Картонка с инструкцион была привязана к кусту:

"Achtung! Verlassen Basis ist verboten! Minen und Raubtiere!"[10]

- Morder[11] херовы, - сказал Социал, утирая пот с лысины - солнце припекало изрядно.

- А що, дробовик нам не аусзахлен[12]? - на всякий случай поинтересовался Петро. - Или еще оружие какое?

- Не, только топор да ножик, - ухмыльнулся Кащец. - Я "перо" отдал Тоньке. По кюхе[13] главной будет.

Статная киевлянка с вызовом вздернула подбородок.

- Та нехай. Сейчас девку биграден бы надо - Петро со вздохом потянулся за лопатой.

Позволили инструмент взять. Уже хорошо...

--------------

...Копали повыше от воды, песок шел легко, только лопаты о камни иногда звякали. Один из узбеков помогал землю отгребать, другой на корточках сидел, заворожено уставившись на водную гладь. Может, столько воды не видел, может, не в себе человек. Работая лопатой, Петро подумал, что многие из команды не в себе: словно дергает их що-то - замрут вдруг, головой контужено вертят...