По ту сторону смерти - Эндрю Клейвен

Шторм откинул голову назад и залился самозабвенным, лающим смехом — так, в воображении Софии, должна была лаять гиена, застигнутая лучом прожектора. Она пришла в отчаяние. Неужели ничто не может пронять этого типа, задеть его за живое?

— Ну ладно, — сказал Шторм, радостно посмеиваясь — ну вылитый клоун! — Положим, ты не в состоянии изменить свое прошлое. Но стоит ли из-за этого сводить счеты с жизнью? А если бы прошлого действительно не было, что тогда? Нет, серьезно…

София только закатила глаза. На это нельзя было даже сердиться. В голове у нее гудело, в горле саднило, кровь стучала в висках, а Шторм восседал на подоконнике и заявлял как ни в чем не бывало: «А если бы прошлого действительно не было, что тогда?» София уже не знала, как относиться к его словам — как к обычному американскому трепу или высшей, доступной лишь просветленным мудрости.

— Нет, ты мне скажи, — на повышенных тонах продолжал Шторм, — если ты не в состоянии справиться со своими проблемами, что ты будешь с ними делать? Сдашь в кунсткамеру? Отправишь в отпуск? Или я чего-то не понимаю? — Он уже спрыгнул с подоконника и теперь расхаживал по комнате, в такт словам размахивая рукой. — Нет, я серьезно, как девушка вроде тебя могла решиться на такое? Ты что, спятила?

— Да ты хоть знаешь, с кем ты разговариваешь? — в сердцах воскликнула София. Она вдруг отчетливо поняла, что пыталась повесить не того, кого надо. — И прекрати… махать у меня перед носом руками!

Шторм удивленно посмотрел на свою руку, словно прежде ее там не было.

— Да пропади все!..

— Послушай, ты за кого себя принимаешь? И как ты вообще сюда попал?

Шторм рассеянно кивнул.

— Сам не понимаю. — Он отвернулся к окну: — Видела бы ты, сколько здесь охранников. Чувствуешь себя как Оби-ван Кеноби на Мертвой Звезде.

Нет, этот человек решительно кретин. София с трудом сдержалась, чтобы не расхохотаться. Шторм оглянулся:

— Что это? Ты вроде как смеешься?

— Вот еще.

— Да? А мне показалось, ты только что засмеялась.

— Выходит, ты ошибся.

— Выходит, так.

Какое-то время он неподвижно стоял у окна, повернувшись к ней спиной. У него были широкие, мощные плечи. Такие же плотные, как и его мозги.

София уже не плакала. Сказать по правде, ей даже стало легче. Она чувствовала, что постепенно становится самой собой. Прежней. Холодной и неприступной.

— Что ж, искренне признательна вам за визит, мистер Шторм.

Этот наглец снова радостно заулюлюкал.

— Ну-ну, — сказал он, поворачиваясь к ней. — «Искренне признательна за визит» — это класс. Очень по-английски. А попросту говоря: «Пошел вон» — я правильно понял?

— Меня радует, что вы начинаете понимать английский.

Шторм снова захохотал.

— Это здорово, честное слово. Жаль, что я не умею так выражаться. «Искренне признательна вам…» Ха-ха-ха. Нет, это здорово, серьезно. Только вот что я хочу тебе сказать. — Шторм поднял палец, поднеся его так близко к ее лицу, что лишь безупречные манеры не позволили Софии вцепиться в него зубами. — Ты мне нравишься. Очень. У нас, янки, это значит: «Ты мне нравишься. Очень». О'кей? Так что не надо больше себя подвешивать. О'кей? Мне это небезразлично. Ты понимаешь, о чем я?..

— Ах, ради Бога, да уйдешь ты наконец? — София порывисто отвернулась, чтобы он — чего доброго — не заметил ее смеющихся глаз. «Не надо больше себя подвешивать». Боже, какой чудак, право! Она услышала, как он направился к выходу.

И тут ее словно осенило.

— Постой!

Шторм, остановившись возле двери, обернулся. В уголках губ его играла все та же нелепая полуулыбка-полуухмылка.

— Что там произошло? — спросила она. — На аукционе. С «Волхвами». Питер сказал… Короче, что случилось?

— Не волнуйся, — промолвил Шторм. — Я уже говорил сэру Майклу. Я заставил твою помощницу выйти из игры. Ставки подскочили до полумиллиона, и конца видно не было.

— Полмиллиона… фунтов?

— Точно, детка, их самых. Это могло продолжаться до бесконечности, так что я посоветовал твоей дамочке отступиться.

София почувствовала, что вот-вот снова потеряет сознание. Перед глазами у нее все плыло.

— Подожди… Ты хочешь сказать, что отец… то есть галерея… что мы так и не купили эту картину?

— Именно это я и хочу сказать. Только не надо снова выражать мне признательность — я и так уйду.

— Да, но кто же?.. — прошептала София.

Но Шторма в палате уже не было.

3

— Эти американцы настолько прямолинейны, что невозможно определить, чего же они хотят.

Сэр Майкл темной громадой возвышался у окна. Безупречный черный костюм, красный шелковый платок, красный шелковый галстук. Руки сцеплены за спиной. На многозначительном лбу многозначительная морщина. Как всегда, остроумен.

Обложенная подушками, София, склонившись над подносом, рассеянно водила вилкой по тарелке с белой желеобразной массой. Из головы у нее не выходил Ричард Шторм.

У нее снова начиналась депрессия. Больничная атмосфера нагоняла уныние и угнетала. На нее словно надели свинцовую кольчугу.

Отец поместил ее в частную клинику, больше похожую на дорогой отель. Голубые стены. Гравюры — лодочники, катающаяся на коньках публика. Шторы с веселеньким рисунком — ласточки, лютики, водяные лилии. Клиенту предоставляли секретер, телевизор. Но за всем этим было серое, монотонное однообразие. Софию тошнило от стандартной мебели, покрытой дешевым лаком. В этой кровати с поблескивавшими стальными прутьями она чувствовала себя словно во вражеском логове. Мягкие, кошачьи шаги персонала в коридоре действовали на нервы.

Но хуже всего было то, что это место странным образом оживляло в памяти картины ее неудавшегося самоубийства. Они, эти картины, буквально парили в воздухе, населяли его. София воочию видела свое тело, извивающееся в корчах. За секунды до смерти — смерти нелепой, случайной, ошибочной и от этого еще более страшной. А потом появился Шторм.

Появился Шторм. Выбил дверь. Бросился на балкон и вытащил ее. На руке у нее, повыше локтя, в том месте, где сомкнулась его ладонь, до сих пор оставался синяк.

— Что у него на уме? — негодующе вопрошал сэр Майкл, покачиваясь с пятки на носок. — Шныряет, вынюхивает. Тайком проникает к тебе в палату. Мы же предлагали ему деньги. Чего он хочет?

София продолжала водить вилкой по тарелке. «Забавно, — думала она, — но великому сэру Майклу, никогда не приходит в голову, что его дочь может просто нравиться мужчинам. Очень».

Сэр Майкл, погрузившись в задумчивость, принялся расхаживать в изножье кровати. Весь его облик словно предвещал бурю. Наконец он произнес сквозь зубы: