По ту сторону смерти - Эндрю Клейвен

Джарвис отступил в тень. Харпер сделала шаг вперед — на плече у нее завозился щенок.

— Ладно, — сказала она. — Зачем ему понадобился весь триптих?

На лице старика опять появилось гадливое выражение. Он взглянул на нее с мерзкой, злобной ухмылкой:

— Ты в самом деле не знаешь? А? Значит, бродишь в потемках на ощупь? Идешь по тому же пути, который он открыл двадцать лет назад, и не ведаешь, что у тебя под ногами?

— Может, ты просветишь меня, — предложила Харпер.

— Вот! Вот в чем твоя извечная беда, — буркнул старик. — Если хочешь знать мое мнение, все дело в искаженном восприятии мира. Ты погрязла в частностях. Мертвый младенец там, самоубийство здесь, кровавые знаки, аргентинская секта. Тебе кажется, что это отдельные события. Но ты заблуждаешься, Харпер. Это звенья одной цепи.

Харпер молчала. Она прекрасно знала манеру оккультистов выражаться высокопарно и не придавала этому значения. Глупцы строят грандиозные планы, великие умы чураются внешнего великолепия, но упорно стремятся к своей цели. Харпер ждала, когда старик скажет что-то конкретное.

Очевидно, ее невозмутимость действовала Джарвису на нервы.

— Ты слепа или просто глупа? — вскричал он. — Неужели ты решила, что он явит себя миру, не имея на то веской причины? Харпер, он почти у цели! Он напал на след.

— Да что за след, черт побери?

— А-а! — Джарвис махнул рукой и зашагал прочь, но вдруг остановился и, обернувшись, завопил вне себя от ярости: — ТАЙНА, ЖЕНЩИНА! ТАЙНА! Стал бы он иначе появляться на аукционе! Тайна тамплиеров, тайна Грааля!

— Ах, Джарвис, полно голосить. В самом деле, что все это значит?

— А вот этого… об этом… я знаю только то, что мне сказали, — загадочно пробормотал старик.

— Тебе сказали, что триптих, относящийся к восемнадцатому столетию, несет в себе разгадку тайны Святого Грааля? — не отступала Харпер. — Что за бред?

— Ладно-ладно, не веришь — не надо. Но посуди сама. Неужели ты думаешь, что на «Сотбис» выставили бы краденую вещь? Ты же знаешь, какая у них служба. Они, должно быть, сто раз все проверили.

Харпер снисходительно кивнула:

— Точно. Владелец картины неизвестен. След ее затерялся задолго до начала Второй мировой войны.

Старый колдун замахал на нее руками:

— Харпер, владелец известен! Это мистики. Нацисты-мистики.

— Ты имеешь в виду Хаусхофера?[29] Его?

— Ну да. Конечно, Хаусхофер. Но мистика в Третьем рейхе пустила глубокие корни и проникла в самые высшие эшелоны. Не забывай, Хаусхофер был учителем Гесса. А Гесс сидел вместе с Гитлером. И Хаусхофер встречался с ними в Лансберге. — Джарвис произносил это едва ли не с гордостью. — Хаусхофер, разумеется, знал о триптихе. Все они знали, что в нем кроется некая сила. Но какая? В этом-то вся и штука. Они не могли разгадать шифр, потому что не знали, что именно надо искать. А потом война подошла к концу, союзники начали бомбить все подряд. Их мир рушился… Хаусхофер сделал себе харакири… — Старик развел руками. — Триптих исчез.

Они стояли по разные стороны догоревшего костра, время от времени луна выхватывала из тени их силуэты. Харпер словно вросла в землю, в неверном лунном свете ее фигура приобретала гротескные, почти уродливые очертания, она казалась восьмой каменной бабой — такой же монолитной и мертвой.

— Так ты говоришь, Яго знает то, чего не знали наци, — глухо проговорила она. — Знает тайну триптиха.

— Уже двадцать лет, — буркнул доктор Мормо.

— Тогда почему именно сейчас? Почему он не охотился за триптихом раньше?

Старик закатил глаза, словно досадуя на ее бестолковость:

— Разумеется, он искал и раньше! Даже обращался ко мне. Но тогда существовал «железный занавес». Если что-то и появлялось на черном рынке, кому, как не мне, было об этом знать? Нет, как он ни старался, в то время его поиски ни к чему не привели. Шанс заполучить «Волхвов» появился лишь после крушения «железного занавеса».

— «Волхвов», — эхом откликнулась Харпер. — А как все остальное?

— Остальное? — Джарвис пожал плечами. — В том-то и фокус. Поэтому он и появился на аукционе открыто, чтобы его увидели — чтобы тот, кому сейчас принадлежат остальные части триптиха, увидел, с кем имеет дело. Чтобы он знал, что этот человек либо заплатит бешеные деньги, либо приобретет картины иным путем. — Старик мерзко хихикнул и потер ладони. — А ведь сработало. Они уже начинают вынюхивать, как бы избавиться от створок. Да-да, рано или поздно все обратятся к доктору Мормо, вот увидишь.

Харпер молчала, обдумывая его слова. Щенок ерзал у нее на плече, тихонько поскуливая. «Того гляди запачкает воротник, — отстранение подумала она. — Девочка, его хозяйка, должно быть, до сих пор не спит — плачет. В полиции, наверное, знают…»

— Так ты говоришь, это звенья одной цепи, — задумчиво промолвила она. — И аргентинская секта тоже. Значит, уже тогда Яго занялся поисками картин?

— Нет, — отрезал старик. — Но все эти события связаны между собой. Все они часть тайны. Тайны Святого Грааля.

Угольки в костре потрескивали и затягивались серым пеплом. Джарвис вдруг фыркнул и костяшками пальцев постучал себе по лбу.

— Ах, Харпер, если бы ты только могла видеть свое лицо! Ты же ничего не видишь! Ничего не знаешь! Ты даже не представляешь, с кем ты связалась. Триптих, Аргентина, убийства — все это само по себе не имеет ровно никакого значения. Наци, война, «железный занавес» — по отдельности это ничто. Но вместе взятое… — Он всем телом подался вперед. И Харпер заметила, какой безумный у него взор.

— Это скрытый механизм истории, — заговорщически прошептал он. — Вот что ты упустила из виду, слепая старуха. Часовой механизм истории. Тук-тук. Тук-тук!

2

Время от времени сознание возвращалось к Софии, и она с удивлением отмечала, что жизнь вокруг протекает словно замедленная съемка, в приглушенных тонах, словно под водой. Было ли это действием лекарств, которыми ее пичкали, она не знала, но окружающий мир представлялся ей Атлантидой, где реальность плавно перетекала в сон, а сны — в реальность. София следовала за звуком собственных шагов по коридорам Белхем-Грейндж, которые вели в бесконечность. Проходя мимо висевшего на стене портрета отца, она почувствовала на себе его пристальный взгляд — другой портрет также оказывался портретом отца, и следующий, и так без конца…

Она все шла и шла. Коридоры разветвлялись, уходили налево, направо, и ни один из них никуда не приводил. В одном из таких коридоров она увидела сестру милосердия — розовый призрак, молчаливый и неторопливый. София вдруг обнаружила, что лежит на высокой больничной кровати. А за волнистым полем белоснежной простыни, под которой едва угадывались формы ее тела, чья-то фигура плыла мимо матово поблескивавшей перегородки.