Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

аргументом в пользу того, что это не совпадение. Похоже, он чего-то не знает – чего-то очень важного.

Стивен пошевелился в кресле и поморщился, когда липкая лента болезненно врезалась в запястье. Ощущение собственной беспомощности его буквально бесило, но еще хуже было ощущение полной неосведомленности и растерянности. Стивен всегда гордился своими умственными способностями, но наркотик, который Элли ему подмешала, отравил его тело и лишил способности рассуждать логично и здраво. Конкретных фактов ему не хватало так же сильно, как возможности выпрямить затекшие ноги или потянуться, подняв руки над головой. Впрочем, от того, сумеет ли он вернуть себе свободу, зависело и его ближайшее будущее, это Стивен тоже очень хорошо осознавал. Сначала ему нужно вырваться, а уж потом он подумает, как поступить с Элли.

А Элли как будто не замечала его страданий. Она как ни в чем не бывало сидела на диване, и только волосы ее были теперь убраны наверх и стянуты эластичной лентой. С такой прической и без всякой косметики на лице она выглядела совсем юной. Руки она сложила перед собой, прижимая к груди книгу.

Достоевский. «Бесы».

Увидев знакомый том, Стивен мысленно застонал. Только не это! «Бесов» Элли таскала с собой в сумочке на протяжении всего последнего месяца. Впервые она продемонстрировала ему свое новое увлечение, когда они вместе обедали в баре «Грамерси». Элли, как обычно, опоздала, а когда наконец появилась, Стивен приканчивал уже второй бурбон.

«Извини, я поздно», – сказала она, усаживаясь напротив него.

«Еще одна порция виски, и я бы решил, что ты меня продинамила».

Она слегка покраснела, что ей очень шло, потом заметила его ухмылку и несмело улыбнулась.

«Извини, – повторила Элли. – Я задержалась в библиотеке. Мне нужно было взять книгу для очередного эссе».

И она бросила на стол увесистый том в мягкой обложке. Наклонившись вперед, Стивен перевернул его и придвинул ближе, чтобы прочитать название и автора. На обложке был изображен бородатый джентльмен в старомодном сюртуке и белой рубашке, полулежавший на полосатой диванной подушке. Белые буквы на темном фоне гласили: «Федор Достоевский. Бесы».

«Я мог бы дать тебе свою книгу».

«Мне нужно было специальное издание с той самой знаменитой пропущенной главой. И разумеется, дежурному библиотекарю понадобилось не меньше тысячи лет, чтобы найти то, что мне нужно».

Стивен хмыкнул. Он был уверен, что библиотекарь нарочно мешкал, чтобы провести с Элли как можно больше времени. Быть может, он даже заигрывал с ней, надеясь, что она хотя бы предложит выпить вместе кофе. Ему было досадно, что из-за такой ерунды Элли опоздала на свидание с ним, но в то же время он отлично понимал парня. Кроме того, служащий библиотеки вряд ли мог составить ему хоть какую-то конкуренцию. Элли принадлежала ему, и, если судить по тому, как она на него смотрела, в ее сердце не нашлось бы места ни для кого другого. Да что там, по зрелом размышлении Стивен даже был готов поставить библиотекарю стаканчик за то, что он ее задержал. Теперь Элли чувствовала себя виноватой, а значит, ближайшей ночью она постарается заслужить его прощение.

С тех пор Элли почти не расставалась с «Бесами». И уже очень скоро Стивену перестало это нравиться, словно Достоевский стал ее любовником. Даже когда они с Элли оставались наедине, ему казалось, что их трое, поскольку краешек потертого переплета постоянно выглядывал то из-под брошенной на стол блузки, то из-под клапана ее сумочки, то еще откуда-нибудь. Можно было подумать, что бородатый джентльмен с обложки подглядывает за ними, когда они целуются, когда занимаются сексом, даже просто когда обедают в кафе! И каждый раз, когда Стивен ловил на себе строгий мимолетный взгляд этого безмолвного наблюдателя, ему начинало казаться, будто его оценивают… оценивают и осуждают.

В общем, он был бы счастлив, если бы Элли вернула Достоевского обратно в библиотеку.

И вот он снова увидел проклятую книгу, которую Элли прижимала к себе как единомышленника. Или как соучастника. Вероятно, «Бесы» имели какое-то отношение к тому уроку, который она собиралась ему преподать, вот только какое?

– Зачем тебе понадобился роман? – хмуро спросил он.

– Я подумала, что кое-какие идеи из этой книги могут иметь отношение к нашей беседе.

– Давай выясним раз и навсегда, Элли: никакая это не беседа. Это… я даже не знаю, как это назвать!

Но она пропустила его слова мимо ушей.

– Мне кажется, тебе стоило бы освежить в памяти пропущенную главу, которую впоследствии стали печатать только в приложениях к академическим изданиям [19]… – Элли открыла книгу и стала быстро листать страницы, ища нужное место.

– Ты, наверное, шутишь?..

– Ничего подобного. Слушай: «…Я опять поцеловал у ней руку и взял ее к себе на колени. Тут вдруг она вся отдернулась и улыбнулась как от стыда, но какою-то кривою улыбкой. Все лицо ее вспыхнуло стыдом. Я что-то все ей шептал и смеялся. Наконец, вдруг случилась такая странность, которую я никогда не забуду и которая привела меня в удивление: девочка обхватила меня за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама. Лицо ее выражало совершенное восхищение…» [20]

Хотя ее глаза и скользили по строкам туда-сюда, Элли читала достаточно бегло, словно этот абзац она выучила наизусть и книга была ей не нужна. Неистовый буран, словно гигантская белая птица бившийся в окна за ее спиной, снова ослабел. Теперь сверху падали лишь отдельные снежные хлопья, но небо оставалось темным. «Интересно, сколько сейчас времени? – подумал Стивен. – Наверное, уже вечер». Впрочем, это было не так уж важно.

– Тебе знакомы эти строки? – спросила Элли, оторвавшись на мгновение от книги.

Стивен не ответил, завернувшись в молчание как в тогу. Он мог обсуждать стиль Достоевского, мог спорить о точности перевода ненапечатанной главы на английский, но сейчас она ожидала от него совсем не этого. Кроме того, когда он что-то говорил, Элли его все равно не слушала, так что теперь он не пойдет у нее на поводу. Зачем впустую сотрясать воздух, если его слова ничего для нее не значат?

Стивен поморщился. От долгого сидения спина затекла и болела. Несколько раз он пытался изменить положение, насколько позволяли его узы, но боль не ушла и только немного ослабела. Вот если бы можно было встать, вытянуться во весь рост, но нет… Она лишила его и этой возможности. Даже распрямить ноги он не мог.

Незаметно вздохнув, Стивен стал смотреть на черно-белый пейзаж снаружи – на молчаливый лес, на толстый слой нетронутого снега, который снова напомнил ему, что они здесь одни и поблизости никого нет. Если он закричит, никто не услышит его криков. Здесь нет даже соседей, которые могли бы неожиданно зайти, чтобы попросить взаймы стакан сахара или чашку муки. Да, нужно отдать Элли должное –