Литературные первопроходцы Дальнего Востока - Василий Олегович Авченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже если Лондон несколько сгущает краски, подобные сюжеты для тех лет – не редкость. Взять хотя бы историю шхуны «Генриетта» из Сан-Франциско, которая вела незаконный промысел в российских водах. Шхуну с грузом китового уса, моржовых клыков и шкур в 1886 году арестовал у чукотских берегов русский клипер «Крейсер». «Генриетту» включили в состав Сибирской флотилии под именем «Крейсерок» и отправили стеречь границы и котиковые лежбища. Осенью 1889 года «Крейсерок» у восточного берега Сахалина арестовал другую американскую шхуну – «Розу» – и повёл её во Владивосток. В проливе Лаперуза оба судна попали в шторм, потеряли друг друга из вида и погибли. Позже моряк Корсунцев, который находился на борту «Розы» и чудом спасся, свидетельствовал: шхуну выбросило на камни, у шлюпок началась свалка. Матрос Трапезников, призывавший американцев к порядку, получил удар в шею ножом…
В 1930-х сюжет, использованный Киплингом и Лондоном, развил Сергей Диковский в рассказе «Комендант Птичьего острова»: советские пограничники ловят у камчатских берегов японскую шхуну, а браконьеры на поверку оказываются шпионами.
Юкон и Колыма
Во второй раз Джек Лондон почти попал в Россию в 1897 году. Аляска, куда он отправился искать золото, отошла к США всего 30 лет назад, здесь жило немало русских.
Лондон зимовал на Юконе – выше Доусона, в устье реки Стюарт. Золото, которое он нашёл, оказалось слюдой, золотая лихорадка сменилась цингой. Пришлось выбираться домой.
Дождавшись ледохода, Джек сплавился по Юкону – через всю Аляску – к Берингову морю. В Сент-Майкле (бывший редут Святого Михаила, построенный в 1833 году экспедицией Российско-Американской компании (РАК) под руководством Михаила Дмитриевича Тебенькова[290] и Адольфа Карловича Этолина[291]; оба впоследствии будут поочерёдно занимать пост главного правителя русских колоний в Америке) нанялся на пароход кочегаром и добрался до Британской Колумбии, а затем вернулся в родную Калифорнию.
Он так и не стал по-настоящему северным человеком, как его герои Мэйлмют Кид или Смок Беллью. Комфортно ему было только в тёплой Калифорнии. В «Белом Клыке» слышен почти не скрываемый ужас перед страной холода: «…Край, лишённый признаков жизни с её движением, был так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех страшнее скорби, слышался здесь – смех безрадостный, точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим бездушием, как стужа… Это была глушь – дикая, оледеневшая до самого сердца Северная глушь… Она ополчается на жизнь, ибо жизнь есть движение, а Северная глушь стремится остановить всё то, что движется. Она замораживает воду, чтобы задержать её бег к морю; она высасывает соки из дерева, и его могучее сердце коченеет от стужи…» Совсем другой взгляд на Север – у Фарли Моуэта и Олега Куваева, у Фритьофа Нансена и Михаила Водопьянова[292]. Кратко их отношение к Арктике можно передать строчкой из песни на слова Михаила Пляцковского[293], которую исполнял главный северянин советской эстрады нанаец Кола Бельды: «Если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда».
И всё-таки как писатель Джек Лондон по-настоящему родился именно там – на Юконе, этой американской Колыме. Он нашёл там больше, чем золото, – сюжеты северных рассказов. «В Клондайке я нашёл себя, – писал он позже. – Там все молчат. Все думают. Там обретаешь правильный взгляд на жизнь. Обрёл его и я».
В те же самые годы на Аляске, а точнее – на острове Кадьяке, упоминающемся у Джека Лондона, служил православный миссионер иерей Тихон Николаевич Шаламов[294], отец Варлама – писателя, будущего колымчанина поневоле. Теоретически Джек и Шаламов-старший могли встретиться.
Тихон Шаламов поехал на Аляску по собственной воле вскоре после окончания Вологодской духовной семинарии. Служил в 1893–1904 годах – как раз во времена клондайкской золотой лихорадки – настоятелем Воскресенского храма на Кадьяке. Отец Тихон принял Кадьякский приход в плачевном состоянии: школ не хватало, процветали пьянство и нищета. До разбросанных по островам селений приходилось добираться на лодке. Шаламов и его жена преподавали в церковно-приходской школе. В 1895 году священник добился перевода школы из тесного и тёмного помещения в новое. Шаламовы способствовали открытию новых школ, пополнению библиотек. «Если… будет оставлено всё так, как есть, – писал Тихон Николаевич, – и молодое поколение воспитается только через школу американскую, в будущем могут быть плоды злы и недобры». В отчёте за 1900 год он утверждал: «Алеуты, косные в невежестве, все жаждут просвещения церковно-русского… Велико невежество родное, всероссийское, но да не будет в деле рассеяния сего внешнего мрака забыта и далёкая страна, которая, несмотря на отречение и отверженность, продолжает пребывать в верности и любви своей покровительнице России… Да дастся ей взамен хлеба насущного хлеб духовный, небесный, свет Христов, сознательный, яркий и тем да загладится пред Божиим престолом вина русских людей, продавших Аляску поистине за тридцать сребреников».
По свидетельству Тихона Шаламова, главными пороками, губящими алеутов и креолов (метисов), были «пьянство и разврат во всех его ужасающих видах». Священник писал: «Пьют своего изделия водку и пиво не только мужчины, но и женщины и девушки, не только отцы, но и матери семейств. Не говоря уже о слабости супружеских уз, об отсутствии христианского целомудрия и чистоты супружеского ложа, собственно в Кадьяке появляется даже проституция во всей своей мерзости». Ещё до основания в США общества «Анонимные алкоголики» русский миссионер Шаламов создал и возглавил «Общество трезвости имени святителя Тихона и Марии Египетской». На Новый год
