Главный свидетель - Фридрих Незнанский

Потопал ногами, стряхивая снег, толкнул дверь и, увидев удивленные глаза бандита, который мельком взглянул было на вошедшего приятеля, качнул перед его носом стволом пистолета.

– Ручки-то подними, братан, – спокойно сказал Сева, но когда тот отпрянул, пытаясь, видно, резко отскочить назад, чтобы успеть выхватить свое оружие, Голованов сделал быстрый выпад, какие привычны для фехтовальщиков, и сильно ткнул стволом в подбрюшье бандита.

Ну тот и завалился навзничь. Мгновение спустя Сева уж сидел на нем верхом, затем ловко перевернул лицом вниз и загнул руки за спину с такой силой, что бандит взвыл. А дальше дело техники. Все тот же ремень, «салазки» – руки сзади притянуты к пяткам, и его можно было пока оставлять в покое. Второй пистолет ТТ тоже перекочевал в карман Голованова.

Вот теперь можно было обратить внимание и на следователя Мансурова.

А смотреть на Павла Борисовича было делом малоприятным. За то короткое время, что бандиты находились в доме, они успели привести следователя поистине в жалкое состояние. Он сидел враскорячку, привязанный к стулу руками и ногами, со спущенными штанами. Веревочная петля на шее оттягивала его голову к спинке стула, по существу перехлестывая дыхание. Болваны, даже и пытать-то не научились толком.

Голованов взял лежащий на столе кухонный нож – им уже успели несколько раз черкануть по груди Мансурова, оставив кровавые борозды. В три приема перерезал веревки на шее, руках и ногах. Мансуров тут же бессильно сполз на пол – не только ноги, уже и туловище его не держало. Голованов поднял следователя и прямо со спущенными портками перенес на диван у другой стены, устроил в полусидячем положении.

Увидел на столе открытую бутылку водки и пустой стакан. Плеснул до половины и протянул Мансурову:

– Пейте!

Тот, продолжая глядеть каким-то застывшим, полубезумным взглядом, принял стакан дрожащей рукой и, проливая водку на грудь, отхлебнул. Проглотил и закашлялся. И теперь, напряженно, истово кашляя, он стал наконец приходить в себя. Неловко попытался подтянуть к коленям штаны.

– Да не стесняйтесь, Павел Борисович, – усмехнулся Голованов, – свои люди, а дам рядом нету. Жена-то по-прежнему у родителей?

Мансуров более внимательно посмотрел на Севу и, подумав, кивнул.

– Вот видите, – продолжил Сева, – какая удача! А каково было бы ей наблюдать эту сценку, а? Что бы могла подумать бедная женщина? Это в том случае, уважаемый, если бы братва, с которой вы, как я теперь понимаю, сотрудничали, позволила бы ей просто наблюдать за их «беседой», пардон, с вами, в чем я сильно сомневаюсь. Она ведь женщина внешне симпатичная, правда? А таких они без внимания не оставляют…

– Вы… кто? – наконец вырвалось у Мансурова.

– Ну а кто был бы вам наиболее интересен в данный момент?

– Вы следили за мной? Или…

– Первое. Но не с целью ущемлять дверью ваши сомнительные мужские достоинства, можете быть уверены. Просто вам нынче крупно повезло. Мы ехали сюда, чтобы поговорить по душам. Но нас опередили эти братаны. Тем не менее вы, уважаемый, остались живы. Чего я никак не могу, к сожалению, гарантировать вам в дальнейшем. Вот сейчас сюда подъедет мой коллега, и мы, надеюсь, сумеем поговорить, да?

– Я так и не понял, кто вы и что вам от меня надо.

– Объясним… Ага, вот и он! – Сева услышал шум мотора своей машины. – Сейчас вернусь. А вы пока не дергайтесь и не делайте глупостей, о которых потом будете обязательно жалеть.

Голованов вышел на крыльцо и увидел выходящего из-за руля Демидыча. Махнул ему рукой. Крикнул:

– Там, в джипе, на заднем сиденье, паренек прикорнул. Так ты его, не развязывая, прихвати сюда, а?

Сам же Сева спустился с крыльца и поднял еще не пришедшего в себя… как его?.. ну да, Котел же! Приволок его в комнату и небрежно бросил на пол у порога. Водителя, стонущего и матерящегося, завязанного колесом, принес Демидов и кинул рядом с Котлом.

– Ну вот и вся команда, – облегченно сказал Сева, стряхивая снег с перчаток. – Ты уже все понял? – обернулся он к Демидычу.

– А то… – буркнул Володя. – Что, обождать пять минут не мог? – спросил с легкой обидой. – Вечно все сам норовишь…

– Так если б я ждал, пока ты тот переезд одолеешь, – усмехнулся Голованов, – эти мальчики оторвали бы нашему приятелю яйца. А как их обратно пришивать? Ты умеешь?

Демидов серьезно покачал головой: мол, не умею.

– И я тоже, – словно извиняясь, добавил Сева. – Вот и пришлось, ты уж извини…

– Да ладно, свои люди, – не обиделся Демидов.

Странно будничный и какой-то словно потусторонний разговор этих здоровенных мужиков совершенно сбил с толку Мансурова. Однако лежащий в стороне главный бандит понял их по-своему.

– Зря вы, мужики, – прохрипел он, поскольку поза была очень неудобной для вольного разговора.

– Чего тебе? – перевел на него взгляд Голованов.

– Зря, говорю… Вам же самим теперь… отрежут…

– Да ну? – удивился Демидов. Он посмотрел на Севу: – А можно теперь я с ним поговорю? Не, не здесь, зачем хозяина пугать? У него, гляжу, и так со штанами проблема. Я там, в прихожей?

– А чего? Побазарьте… негромко только…

Демидыч легко поднялся, мягко, будто крадучись, подошел к бандиту, подхватил его под коленки и вот так, вниз головой, вынес одной рукой из комнаты. Через мгновение из прихожей донесся несколько приглушенный, но в первородстве своем явно истошный вой.

Голованов послушал и удовлетворенно кивнул:

– Очень не любит, когда ему перечат, – и показал рукой на дверь. – Ну так что, Павел Борисович, рассказать, кто они и откуда, а также почему именно по вашу душу? Или вы мне сейчас сами обо всем поведаете? Только имейте в виду – и можете мне верить на слово, – станете врать, – голос Голованова стал скучным, – я просто развяжу этих ребят, а сам уеду.

– Хорошо… Но с одним условием: я должен знать, кто вы и откуда сами.

– Ну вообще-то в этой ситуации условия могу выдвигать я, а вовсе не вы. Но я, пожалуй, скажу. Даже свой документ потом предъявлю. Только ведь вам это мало что даст. А еще в более худшем положении может оказаться ваш приятель Миша Лукин. У него ж двое ребятишек! Ну так что, объяснять, зачем эти тут?

– Да чего объяснять-то… Только лажа все – чистой воды. Никто ко мне не приезжал и никто не допрашивал. А я даже и не знаю, о чем меня нужно допрашивать…

– Врете вы все, – лениво отмахнулся Голованов и, услышав новый приступ воя из прихожей, многозначительно поиграл бровями. – Гляди-ка, голосистый какой оказался… Это я сюда приезжал – посмотреть, где живете, с кем и когда домой возвращаетесь. Я, значит, вами интересовался, а они, – он кивнул на лежащих, – стало быть, мной. Вот и вся загадка. Я-то внимания не обратил, мне вроде ни к чему, а они просекли, что вы кому-то еще нужны. Кроме них. Потому и поторопились, чтоб ваши признания не попали в суд.

– Ничего не понимаю, какой суд? И какие признания?

– Эх, не получается у нас, – вздохнул Голованов и поднялся. – Пойду скажу, чтоб он не вышибал из парня дух, пусть поживет еще. Прощайте, Павел Борисович. – Голованов достал из карманов пистолеты, выщелкнул обоймы, проверил стволы и швырнул оба ТТ на стол, а обоймы сунул обратно в карман. Посмотрел с сожалением на Мансурова и закончил с грустью: – Каждый сам выбирает свой конец.

– Постойте! – почти истерично вскричал Мансуров. – Так же нельзя! На кого вы меня оставляете?!

– А сажать невиновного человека можно? А вышибать из свидетеля нужные вам показания – тоже можно?

– Да вы про кого?!

– Сами вспоминайте. Но побыстрее, у меня нет времени и желания рассказывать вам историю, как вы с Лукиным посадили некоего Репина. Только вы решили, что все шито-крыто, однако вышла ошибочка: вот и до вас добрались – свидетели и исполнители тоже ведь никому не нужны, верно? Я даже могу назвать вам фамилию конкретного человека, которому вы служили. Но сперва хочу ее услышать от вас. И кто вам деньги передавал, тоже знаю, есть тому свидетели. Только они раньше молчали – из страха, а теперь опомнились и заговорили. Ну? Не тяните…

– А если я скажу, что мне будет?

– Вот это уже вопрос, как говорится, интересный! А вы на что вообще-то рассчитываете? На премию? Орденок от начальства? Или боитесь, что со стула сгонят? Так ведь это обязательно однажды произойдет. Лучше раньше, пока силы есть найти себе иную, более подходящую работу. Адвоката, к примеру. Охранника в каком-нибудь ЧОПе… Ближе к пенсии – хуже, никому вы не нужны тогда окажетесь, даже собственной жене. И еще скажу, как мужик мужику: послушай, Паша, пьянство твое уж точно не доведет тебя до добра. Я знаю, поверь, не такие мужики – покрепче! – и те валились с ног…

– Все знаете… – с непонятной злостью сказал Мансуров.

Из-за двери опять донесся тягучий вой, оборвавшийся коротким визгом.

– Сказать, чтоб зря не мучил? – сам себя спросил Голованов.

– Да, не надо бы криков… – болезненно поежился Мансуров.