Проклятие красной земли (СИ) - Марина Алина

Буквально поставит перед выбором.

— Я ужасно хочу танцевать, — заявляет Вероника, когда живая музыка в зале сменяется на более размеренную.

— О, Веро, даже не думай, — тут же отмахивается Роберт и делает глоток виски. — Это фокстрот, даже не вальс.

— Какой же ты зануда, — выдыхает Вероника и поворачивается к Соломону. — Господин мэр, хоть вы мне не откажете?

Фокстрот — простой танец, который так любим в Европе. Отчего-то Соломон легко может представить, как безродный Закари Блэк кружит Веронику в звонком фокстроте, но себя Соломон в этом танце отчаянно не видит.

Впрочем, и отказать он тоже не может. Все-таки его приглашает настоящая леди.

— Когда я отдавлю вам все ноги, Вероника, вы проклянете эту идею, — обещает Соломон и, поднимаясь, предлагает Веронике руку.

— Не бойтесь, мистер Ротшильд, в нашему городе есть партнеры и похуже вас, — смеется она. — На общественных балах я научилась уворачиваться прямо в танце,

— Весьма полезный навык, — соглашается Соломон.

— Он спас добрый десяток моих французских туфель.

Соломон отчасти даже рад, что они сейчас в другом городе. Потому что такой танец в Форт-Уэйне мигом бы расценили как попытку ухаживания, а сейчас он просто развлекает Веронику обычным вечером. Соломон пронимается к ней разве что дружеской симпатией.

И вместе с этим чувствует, что если об этой ситуации прознает Пандора Саттон, она мигом раздует ее до невиданных масштабов. Жениться Соломон точно не собирается.

По крайней мере, не на Веронике.

Свое руку, сердце и фамильный перстень Соломон уже отдал. Остается только, чтобы избранница его дождалась. И не пристрелила на пороге участка шерифа, как только Соломон вновь туда явится, чтобы мешать ее работе.

Глава 15

— Мой супруг пропал, — заявляет Микаэла Блумберг, появляясь в управлении шерифа.

В ее больших, чуть навыкате, глазах читается озабоченность, а во всей позе — напряжение. Микки, вообще-то, жалеют многие. Как раз из-за ее супруга, совсем не скрывающего отсутствия у него понятия верности. Микеланджело ветреный, неразборчивый и, по мнению Вилмы, неприятный. Микаэла кажется самой неподходящей для него партией.

Пожалуй, для Микеланджело вообще ни одна партия не оказалась бы подходящей.

— Он не ночевал дома, — говорит Микки.

— Миссис Блумберг, — Вилма начинает деликатным тоном.

В случае с Майки ее это совсем не удивляет. Наверняка ночевал он у какой-нибудь подружки, а то и вовсе в комнатах салуна. Микки следовало бы начать его поиски оттуда, а не с управления шерифа.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — тут же прерывает Вилму Микки. — Но у нас есть некоторые договоренности, которых он не нарушает. Например, ночевать только дома.

Очень мило.

— Я слышала, вы в последнее время с супругом не очень дружны, — говорит Вилма. — Уверены, что он в таких условиях заинтересован в исполнении договоренностей?

— Абсолютно.

В голосе Микки нет сомнений. Но проскальзывает волнение. Несчастная женщина, похоже, за своего неверного супруга действительно беспокоится. Вилма не понимает, как можно настолько привязываться к такому человеку, но не собирается Микки осуждать. Любовь не поддается логике. Даже если она испытывается к кому-то вроде Микеланджело.

Только Вилма все равно уверена в том, что ничего ужасного в его пропаже нет. Загулял, сам объявится. А если и пропадет с концами, так самой Микки от этого будет лучше. Но у Вилмы, несмотря на ее личное отношение к Микеланджело, все еще есть обязанности.

— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы видели его в последний раз, — говорит она, собравшись. — Если у вас есть какие-то свои подозрения — тоже выкладывайте.

Изнутри, впрочем, все равно прорывается досада. Вместо того, чтобы искать Майки Блумберга, она могла бы заниматься действительно важными делами.

Но вместо этого слушает Микаэлу.

— Так когда ты в последний раз его видела? — спрашивает Вилма у Бернадетт, пока вместе с помощницей движется в сторону дома пастора Камски.

Супруга пастора пришла в участок, чтобы сообщить о посудной беде, которая с ней приключилась. О том, что кухонная утварь взбесилась у нескольких семей, Вилме известно. Но неизвестно — что с этим делать.

Вот она и решает, что пора пытаться разобраться на месте.

— Вчера, — отвечает Бернадетт, неприязненно поводя плечами. — Пристал ко мне с разговорами в переулке вечером, еле отвязалась.

— Как? Просто отшила?

— Если бы просто. Его… — Бернадетт какое-то время мнется, словно решая, стоит ли рассказывать Вилме какие-то подробности. — Его крайне вежливо попросил прогуляться подальше от меня Сиэтл Андервуд.

Вилма присвистывает.

— Андервуд?

За которым Бернадетт должна была присматривать, а не наоборот?

Помощница кивает.

— И куда сам Андервуд делся после этого события?

— Любезно проводил меня до дома.

Вилма кивает и принимает к сведению.

— Пригнитесь! — командует Айрис Камски, отскакивая от посудного шкафа.

Тарелка оттуда вылетает с безумной скоростью. Врезается в стену, но не разбивается, а рикошетит. Вилма едва уворачивается от нее, Бернадетт же малодушно покидает кухню. Помощница из нее все еще аховая.

— И что вы с этим делаете? — спрашивает Вилма, в один момент вместе с Айрис оказываясь под столом в попытке спрятаться от тарелки.

— Ловим и запихиваем обратно, — вздыхает Айрис. — Их даже не расколотить.

— И как часто это происходит?

— Тут не угадаешь. Сначала меня это даже веселило, но после того, как одна кастрюля чуть не пришибла маму, мне стало совсем не до смеха.

Вилма понимает. Ее сначала тоже отчасти забавили все эти ситуации, которые происходили в городе. Самоиграющий рояль в салуне, например. Его, кажется, даже начали приручать. Однако чем дальше, тем хуже. Даже самое нелепое происшествие не кажется Вилме забавным.

Да и в целом веселье в городе отбивает слишком многое. Конца и края этому совсем не видно.

— Чем ловить? — спрашивает Вилма.

— Надо добраться вон до того шкафа и достать кастрюлю с поварешкой. Тогда получится загнать тарелку туда.

Вилма обреченно опускает голову. Не такого она ожидала, когда шла на службу. Она осторожно высовывается из-под обеденного стола и определяет, как лучше продвинуться. Тарелка летает непредсказуемо, есть риск буквально попасть под нее.