Свитки Серафима - Иванна Осипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дядя, ты странник?
Мальчонка лет десяти, русоголовый и светлоокий, стоял перед ним, доверчиво смотрел в глаза.
— Я-то? — Неожиданно Серафим задумался. — Пожалуй, что и странник.
— А мы с батей тут дерево смотрим. Он плотник.
В словах ребёнка было столько детской безгрешной гордости за отца, что монах заулыбался. Почуяло сердце, что не просто так повстречал он плотника в диком лесу.
— Мне здесь скит строить, — словно сам себе сказал Серафим, оглядывая макушки деревьев.
Вышел к берёзам и бородатый плотник, отец мальчика, поклонился молодому послушнику, приняв за монаха.
— Здравствуй, божий человек.
— Добрый день тебе, плотник. Сын твой, чистая душа, поведал о деле, что привело сюда. У меня же тут служение. Не монах я, но по велению господа должен построить скит.
— Бог тебе в помощь. — Ещё ниже поклонился плотник. — Если позволишь, помогу тебе.
Улыбнулся Серафим, так как было сказано ему в сердце, что коль будет такова речь плотника, то это тот человек, который ему нужен.
На том они и решили. Назавтра должен был прийти плотник, что звался в поселении Кузьма, и начать работу вместе с Серафимом. Ибо это было и его служение тоже. А пока остался молодой послушник один в лесу, развёл небольшой костерок, чтобы согреться в ночной прохладе, когда придёт время.
Серафим помолился, не знал, что ждёт его, как сложится дело и какие силы придётся преодолеть, чтобы исполнить волю странника. Он знал только служение, но путями не ведал.
Серафим подумал о страннике. Тот, верно знал пути, но молчал о них. Прислушавшись к себе, послушник отыскал стальной стержень, переполненный силой. Всё хранила душа, подсказывала, что скит будет построен. Что дальше, ведать было рано.
Серафим успокоился, доверился течению времени. До вечера выстроил себе убежище между деревьями, покрыл ветками, зная, что долго предстоит спать под открытым небом. И с помощниками долгой будет дорога в невидимую пока обитель.
Сидя под переплетением ветвей, глядя на огонь, Серафим ушёл в грёзы, задремал и увидел бывшую невесту Василинку. Без горечи в сердце простил сам и испросил прощения.
Ничуть он не сожалел, что оставил богатую лавку и дочь купца. Было то для него таким же искушением, как и морок возле камня. Не купился, не дал слабины, позабыв зов и огонь зарождающихся слов.
Он знал, никогда не поняла бы Василинка пути, накрепко привязала к земному, отчего внутренняя крепость Серафима разрушалась. Сам он рушился, становился не тем, каким сотворил его господь. Другим он был, другим. Иным было и его служение.
Серафим проснулся и вздохнул. На миг он представил, как сгорала в слезах от позора Василинка. Вечная невеста при сбежавшем женихе. Как старился горем и обидой купец.
Но даже ради их счастья не смог бы Серафим поступиться тем, для чего был рождён. Иначе гибель грозила бы чему-то большему, чем его душа. Работая в лавке, живя в доме купца, он понял, как затягивает, словно в болото, такое существование, как затмевается разум, теряется нечто важное, глубокое в жизни. И Серафим знал, что не может потерять это. Нельзя. Не должен.
Глаза странника неотрывно смотрели в душу. Серафим видел, как легко поддаться миру. Просто было остаться в доме купца, стать мужем Василинки и владельцем лавки. Но значило это потерять самого себя и предать день на краю леса, когда впервые странник говорил с ним. Жалко было ему невесту, только знал Серафим, жалость плохой советчик. Милосерднее, любя, отказаться, отпустить. Останься он, только хуже сделалось бы всем. Погубил бы он тоской по несбывшемуся и себя и Василинку.
До самого утра тревожно засыпал и просыпался молодой послушник. Подкрадывался страх неизведанного, но и, как никогда, Серафим ощущал силу стержня внутри себя, как никогда ожидал нового дня. Для этого можно было оставить всё, что уже было им оставлено. Его путь проходил через душу, оставляя радость и уверенность. Во всём Серафим положился на господа, веря, что тот не оставит его без помощи.
Поднявшись рано утром, радостно послушник оглядел золочёные низким утренним солнцем стволы берёз, поляну. Чутким ухом уловил возню и щебет птиц, где-то в кронах деревьев. Хорошее было место, хорошее.
— Добрый человек, мамка велела передать. — Звонкий мальчишеский голос распугал птиц в роще.
Обернулся он и увидел Дана, сына плотника, с полотняным узелком. Благословил Серафим еду, принесённую мальчиком, поблагодарил за заботу. У него оставался монастырский хлеб, но отказываться от дара, принесённого с открытым сердцем, не стал.
Чуть приглушил голод и решил приниматься за дело. С детским любопытством Дан наблюдал за послушником. Нечасто бывали в их поселении и в округе путники, а тем более божьи люди.
Обошёл Серафим место предполагаемого строительства, часто останавливался, думал. Что-то не понималось им, словно недоставало важного для воплощения замысла.
Вслушивался он в биение сердца, в тонкие потоки, идущие через душу, скреплённые стальным стержнем. Наматывалось веретено. И шептал голос странника о новой душе, которая встретится на пути Серафима. Кто знает, когда и как это произойдёт? Чувствовал, что новый человек поможет ему до конца свершить путь.
Наконец, нечто остановило его, коснулось благодатью души. Так хорошо сделалось, так светло. Огляделся Серафим и заметил островок зелени с мелкими цветками, что в народе сравнивают с глазами любимой, яркие и нежно-синие. Словно сам странник в ожидании смотрел на Серафима.
— Верное место, — радуясь, прошептал послушник.
Он осмотрел крупные камни, которые окаймляли место по четырём сторонам, но решил, что сохранит цветы. Негоже было губить красоту. Шагами измерил примерное расположение скита, оставил вешки.
Шумно, гуртом показались в лесу плотник и с ним жители деревни. Лучшие мастера, что славили поселение, подчинившись зову сердца, вышли, чтобы помочь Серафиму выстроить скит в этом уединённом месте. Серафим изумился чуду и поблагодарил каждого.
— Есть ли у вас ещё мастера? — поглядев на деловито работающих людей, спросил послушник у плотника.
— Все пришли помочь божьему человеку. У нас боле нет, а в городище неподалёку имеются. Да, не захотели они идти. Отказал староста и мастеровые. Прости, послушник, но нехорошими словами они тебя называли. Не пожелали бродяге в служении подсобить.
— Их право, — спокойно ответил Серафим и принялся за работу вместе со всеми.
Остаток лета и сухую, тёплую осень, они складывали камни в основании будущей постройки и сооружали стены. С наступлением ночи, когда последний мужчина из деревни покидал лес, молодой послушник продолжал работать.
— До
