Спецзона для бывших - Александр Наумов

– Вам-то за что так много?

– А за то, что я получился связующим звеном. Главарем «мафии». Хотя на самом деле я даже не видел потасовки. Потому что в то время принимал другого пьяного.

– В каком году вас осудили?

– Первый суд был в 1998 году, а второй – в 2000-м.

– Чем вы занимались между первым и вторым судами?

– Меня не уволили. До решения первого суда, когда меня оправдали, была служебная проверка. После суда я пришел на службу… Скажу честно, что после той грязи, которую вылили на милицию в ходе судебного процесса, я уже не хотел работать ни в каких органах. Морально я был подавлен. Потому что милицейское начальство никак не участвовало в судебном процессе: ни на кого не давило, но и не поддерживало никого. По принципу: будь что будет. Я никому не нужен был на службе. Потом мне пришлось переехать в другой город, потому что я опасался провокаций. Боялся, в основном, за семью.

– А бывали провокации?

– Ну, такого-то не было. В суде всё было: и на жену бросались, и мне угрожали. Там такое творилось… Когда зачитали оправдательный приговор, то здание республиканского суда разбили.

– Как разбили?

– А вот так: полностью выбили стекла, аппаратуру у судей побили. Там всем досталось: и сотрудникам милиции, и судьям. Там бардак такой был. Что хотели, то и творили. После суда я сразу уехал в другой город.

– В какой город?

– В Буденновск Ставропольского края. Двести километров от Черкесска.

– В тот самый Буденновск?

– Да, в тот самый. Захват чеченцами заложников в роддоме был в 1995 году, а я приехал туда в 1998 году.

– Не боялись, что в городе могли повториться кровавые события 1995 года?

– А такое может произойти в любом городе на юге России. Граница рядом. Нет, не боялся… Когда я приехал, в Буденновске жили нормальной жизнью.

– Что было дальше?

– На оправдательное решение суда написали жалобу, и кассационный суд в Москве отменил оправдательный приговор. Год и семь месяцев я был на свободе до второго суда.

– Чем вы занимались все это время?

– Работал слесарем в ремонтно-механическом цехе. Тяжело было поначалу, после того как я занимал в милиции определенную должность.

– В каком звании вы ушли из милиции?

– Я был старшим лейтенантом. А вообще я начинал свою службу командиром взвода ППС, потом был замкомроты, командиром роты ППС – прошел все ступени строевого подразделения.

– Сколько лет вы прослужили в милиции?

– Немного. Пять лет. Я сам ушел из милиции, потому что морально не был готов продолжать службу. И между прочим, когда я пришел на буденновское ремонтно-механическое предприятие, я за год сделал карьеру. Так получилось, что через три месяца ушел из цеха мастер. Начальник посмотрел на меня и говорит: «Мастером будешь?» Еще немножко я поработал и стал заместителем начальника цеха. И получал зарплату я больше, чем в милиции. Так что я не переживал, что уволился из органов.

– Второй суд стал для вас неожиданностью?

– Нет, почему… Приговор отменили в Москве, судью тоже поменяли, а мне оформили подписку о невыезде. И вот опять год длились суды. Судьи постоянно менялись, никто не хотел браться за это дело, потому что знали: скандальное дело. В конце концов прихожу на приговор, и мне объявляют: двадцать лет строгого режима. Меня сделали преступником, а погибшего – национальным героем. Собирались назвать в его честь улицу. Хотели проводить в его родном ауле скачки, посвященные его имени. Так что вопрос о том, кто виноват, а кто нет, даже не поднимался. Мне просто говорили: «Да как ты вообще посмел его поместить в вытрезвитель».

– Какой была ваша первая реакция на новый приговор?

– Сначала я даже не осознал, что меня посадили на такой большой срок. А потом стал, как говорится, приходить в себя, понимать, что это очень большой срок. И тогда я сказал себе: «Надо держаться». Иначе просто «крышу» может сорвать. Когда меня посадили, мне было тридцать восемь лет. На свободу я выйду в пятьдесят семь, потому что мне засчитали один год, проведенный в СИЗО до первого суда. А вообще, в тот год, когда меня первый раз закрывали, мне было сидеть намного тяжелее. Первый суд, большая огласка. Я боялся, что мои родственники могли подумать, что я действительно виноват. И это для меня было бы тяжелее всего. Моя жена, другие родственники, многие сотрудники были на всех судах. Они видели, слышали, узнали, что я невиновен, меня оправдали. И уже во второй раз, когда начался новый судебный процесс, я в душе знал, что я невиновен. И родственники это тоже знали. Я сыну сказал: «Ты можешь смело смотреть всем в глаза».

Случай 2 января

– Я надеюсь, что вы не будете указывать мою фамилию, – говорит осужденный Б. – И не будете сверять мой рассказ с моим личным делом. Потому что я вам расскажу свою, неофициальную версию всего происшедшего. У меня был выбор: быть убитым или убить самому.

Осужденный Б.:

– Службу я начинал в 1995 году, пошел по контракту во внутренние войска. Мне было тогда уже 26 лет.

– Чем вы занимались до этого?

– Был обыкновенным водителем.

– С чего началась ваша армейская карьера?

– Я прошел обучение в школе прапорщиков, успешно закончил ее. Далее была служебная командировка на Северный Кавказ.

– В каком году?

– В 1996-м.

– Сколько времени там провели?

– Почти три месяца. После возвращения домой меня представили к боевой награде. Но из-за некоторой неразберихи, честно скажу, начальник штаба просто перепутал имена: мой командир роты представлял меня к боевой награде за один из боев под поселком Горогорск – этот эпизод освещался в программе «Время», наши родные потом рассказывали – а боевую награду дали другому человеку, моему тезке, который там даже рядом не был. Просто командир роты подошел к начальнику штаба и сказал: «Вот я написал на него представление – оформи и отправь в штаб в тактическую группировку». А тот начальник штаба всегда был, как правило, подшофе – стресс снимал. И он отправил представление на другого человека – на того, кого он знал лично. Я-то был к этой части только прикомандирован, а тот был свой. Но это не суть важно, я и не жалею… Значит, так надо было.

– Чем приходилось заниматься в той командировке?

– Этот эпизод биографии я стараюсь напрочь вычеркнуть. Потому что ничего хорошего там не было. Единственное, чем я могу гордиться – а я там был командиром взвода, – я не потерял ни одного солдата. После служебной командировки я поступил на юридический факультет, заочно, в Пермский университет. Я учился и служил одновременно. Командир соединения по нашей области доверил мне должность заместителя командира части по правовой работе. Я был юрисконсультом войсковой части. Одновременно с этим пришло представление с предыдущего места работы. Мне дали звание старшего прапорщика. И я был, по сути, единственным старшим прапорщиком на всем Урале на такой должности. Потому что моя должность была офицерской с капитанским потолком. Далее сменился командир части: новым командиром части стал замполит. Ранее мы с ним некоторое время конфликтовали. Поэтому я был вынужден перевестись в Министерство юстиции. Работал в областном Учебном центре при местном УИНе [13] . Полтора года я выполнял обязанности замначальника Учебного центра по кадрам. Когда мой непосредственный начальник стал готовить документы на утверждение меня в должности заместителя по кадрам – а эта должность подполковничья – тут же мне предложили хорошую альтернативу, и я предпочел сократиться. В 2000 году я был по оргштатным мероприятиям уволен из органов внутренних дел… Что еще вам рассказать? Еще до службы во внутренних войсках я женился. Это было в 1990 году, сразу после срочной службы в армии. Имею двоих детей: сына и дочь. Ну а что касается моего преступления… Вам же интересна психология преступника… У меня был выбор: быть убитым или убить самому. Потому что это была уличная драка, в которую я попал. Приехавшие милиционеры патрульно-постовой службы сбили меня с ног, надели мне наручники и увезли в отделение милиции.

– Что это была за драка? Кто был зачинщиком?

– Меня били, я бил…

– Сколько их было?

– Небольшая толпа. Один из них был с лопатой. Так что милиционеры, я думаю, забрав меня в отделение, таким образом мне даже жизнь спасли. Они потом рассказывали, что тот, кто был с лопатой, увидев милицию, развернулся и убежал.

– На тот момент вы еще служили в Министерстве юстиции? Или уже уволились?

– Драка произошла через пять месяцев после моего увольнения из Учебного центра.

– Так с кем же вы подрались?

– Со случайными людьми. На улице. Совершенно спонтанно подрался.

– Из-за чего?

– Я пытался разнять дерущихся. Было 2 января. Я шел по улице, вижу, двое конфликтуют. А вчера был Новый год. Понятно, что все вокруг радостные, несколько возбужденные. Я попытался их разнять, но один из них меня ударил. А потом появились другие, не знаю откуда, и они начали меня просто-напросто избивать. А мне ничего не оставалось, как ответить. Один из этой толпы получил ножевое ранение. И меня обвинили в убийстве. Хотя нож не нашли, и подвязали меня к трупу практически голословно, на показаниях одной женщины, которая позже отказалась явиться в суд, чтобы подтвердить свои показания, и отказалась от очной ставки. Дело в том, что, когда меня задержали, я был чрезмерно возбужден, скажем так, несправедливым отношением к себе. Ну и я высказался не очень цензурно в адрес национальной принадлежности следователя прокуратуры. Который приехал на место происшествия. А у меня после 1996 года, то есть после моей командировки в Чечню, появилось негативное отношение ко всем этим кавказцам. Следователь оказался азербайджанцем. Я ему в лицо высказал все, что я о нем думал. Ну и плюс небольшой конфликт, который произошел у меня в участке. Меня там побили, но списали эти побои на якобы мои хулиганские выходки. А то, что наручники забивали каблуками и что не снимали с меня эти наручники практически часа четыре…