Спецзона для бывших - Александр Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы о колонии говорите?
– Нет, вообще о жизни.
– А в колонии какова цена прожитого дня?
– Здесь рутина. И к тому же, все мы здесь разные люди. Одни идут по пути развития, другие, наоборот, деградируют. Лично я стал в колонии заниматься психологией, философией. Много читаю по этим темам.
– Где берете литературу?
– В библиотеке. Здесь много книг.
– Что вы хотите найти в подобной литературе?
– Отношение человека… именно взгляд со стороны на себя и на окружающих. Что есть человек. Его предназначение в жизни.
– Надо полагать, что для тюрьмы человек явно не рождается.
– Иногда это неизбежность. Человеку дается шанс. Это можно расценить как шанс свыше. Судьба уберегает человека от чего-то более худшего. Просто одни понимают это, другие не понимают. Кто-то использует этот шанс, кто-то, наоборот, ухудшает ситуацию.
– К чему в колонии труднее всего адаптироваться?
– Мы не живем здесь полной жизнью. Здесь нет женщин, здесь нет детей. Прежде всего, здесь не хватает общения. Я сказал, что мы не живем полностью, а живем только наполовину. Это равносильно тому, чтобы дышать одним легким, видеть одним глазом. Нет полноты ощущений. Но здесь есть и свои плюсы. Человек начинает чувствовать жизнь по-другому. В ограниченных условиях человек начинает как-то собираться, то есть обостряются все его чувства, как у зверя. Я это по себе чувствую. Я в зоне научился практически сразу давать человеку характеристику – кто передо мной находится. Могу воздействовать на человека, навязать свою волю. Я развиваю в себе эти качества. Опять же, в зоне очень немногие идут по пути развития. В основном осужденные – это серая масса. Несут в себе те же обиды, те же поражения, те же болячки, что у них были на воле.
– Родные приезжают к вам на свидания?
– Нет. У меня родственников уже давно нет. Отец с мамой умерли. С женой я развелся. Поддерживаю контакт только с дочерью. Периодически звоню ей.
– Как часто можно звонить из колонии?
– Да хоть каждый день. Такое право звонить на волю мы получили совсем недавно.
– А откуда звоните?
– Из дежурной части. Мы покупаем на отоварке телефонные карточки и потом идем звоним.
– Вы сказали, что в колонии нет полной жизни. Значит ли это, что в условиях различных ограничений человек быстрее почувствует и осмыслит, что он именно отбывает наказание, а не просто так находится в зоне? Почувствует и скажет: «Да, я виноват в том, что совершил преступление». То есть насколько стесненные условия способствуют появлению чувства раскаяния?
– Это зависит от личности. Многие в колонии, наоборот, начинают обвинять всех вокруг в том, что с ними произошло. Абсолютно все виноваты: государство, система и так далее.
– Но совершил-то преступление он сам.
– А что толкнуло его? Допустим, совершил человек грабеж. Почему? Потому что финансовое положение в семье было очень низким. И человек стал обвинять государство в том, что раньше было лучше, чем сейчас. Что раньше давали квартиры, а сейчас не дают. Что раньше в магазинах все было дешевле, а сейчас дорогое. Но жить как-то надо. В итоге человек попадает в собственные силки. Он путается в собственных мыслях. И идет на преступление. Хотя в каком-то смысле причину, толкнувшую его на преступление, нужно искать в нем самом. В каждом из нас есть масса проблем. Посмотрите, что сейчас происходит на свободе. Нравственная сторона полностью падает в стране. Дети получают не то воспитание, семьи неблагополучные. Многие спиваются. На улицах сплошная проституция. Люди плывут по течению: куда плюхнулся – туда и вынесет. Так же и в зоне: сюда попадают те же люди. Попал – и плывет по течению, барахтается. Ведь кто такой человек с философской точки зрения? Это высокоэмоциональное существо, личность, которая живет во власти эмоций. И только человек разумный, который стал выше эмоций – разум стоит над эмоциями, – такой человек в состоянии отдавать отчет всем своим поступкам. Он может немножко заглянуть в будущее, увидеть, что и как будет потом. Но таких людей, достигших этого уровня, очень мало. Потому что это сложно, это работа, прежде всего, над собой. Огромная работа. Когда ты каждый день, каждую минуту думаешь о том, какой ты совершил поступок. Правильно или неправильно? Почему ты совершил? Что тебя побудило? Но это же нужно размышлять, анализировать. Большинство же обвиняет в своих поступках общество, государство, а не себя. Так легче жить. Виноваты все… Как ребенок идет, споткнулся и кричит матери: «Что ты меня не удержала?» То есть где-то в душе большинство людей остается на инфантильном уровне. Вот лично я осознал, за что и почему я оказался в колонии. И я могу уверенно сказать, что больше сюда никогда не попаду. Я посмотрел и знаю теперь, что такое тюрьма. Но это не главное. А главное в том, что надо осознать себя. Осознать мир, в котором ты находишься. Понять те предпосылки, которые привели тебя в тюрьму. Человек может оказаться в ненужное время в ненужном месте…
– Человека могут просто втянуть в ту или иную ситуацию.
– В том и дело, что человек слаб. Духовная слабость… И вот пока человек не начнет заниматься самовоспитанием, он этого не избежит. Я же говорю, что человек прежде всего эмоциональное существо. Он хочет возвыситься, войти в ранг богов и царей, при своей жизни воздвигнуть себе памятник. Почему было совершено убийство Кеннеди? Одной из причин было то, что убийца хотел войти в историю. С плохой ли стороны или с хорошей, но лишь бы войти в историю. Для чего? Эмоции… эмоции мешают жить! У нас существует множество разных трудов по философии, по психологии. Но ни один труд не учит искусству жизни. Умению обходить острые углы, не создавать конфликтные ситуации, не загонять себя в тюрьму. Ведь вся проблема кроется в самом человеке, личности. Мы не умеем правильно жить. Мы не умеем правильно мыслить. Присутствуют одни эмоции. Одна эмоция может испортить всю жизнь. Вспышка – и всё, уже произошло преступление. Человек оказался в колонии. Допустим, на почве ревности он убил жену. Потом он оправдывается: «Да, я очень сожалею о том, что я совершил, но вот в тот момент я не помнил, как это произошло». Итог: человек сам себе испортил жизнь.Выстрел на упреждение
Папка с личным делом осужденного О. – особая. На ней проведены две черные полосы, которые предупреждают, что О. склонен к побегу и опасен при нападении. За убийство его приговорили к 25 годам заключения.
Осужденный О.
– Я жил и работал в Омске. Служил в разведке…
– В какой разведке?
– Существует в нашей стране организация, которая занимается внутренними делами. Я работал в милицейской разведке – отделе оперативной службы. Потом его переименовали в 7-е подразделение. Принципы работы такие же, как в контрразведке, – это разработка авторитетов либо продажных милиционеров, прокурорских работников, судей…
– Какие-то громкие дела у вас были?
– Большей частью их у нас забирали.
– Кто забирал?
– Ну… некоторым лицам не нужно было выносить сор из избы. И дела закрывались, списывались в архив.
– До какого звания вы дослужились?
– Начинал с лейтенанта, закончил капитаном. Потом перешел в уголовный розыск и получил майора.
– За что же вас посадили?
– Познакомился с одним коммерсантом. Одна, другая, третья встреча, а потом он как-то пожаловался, что один человек в Москве мешает ему товар закупать. И оказалось, что этого человека я знал еще по 1986 году, когда работал в 7-м отделе. Я решил помочь коммерсанту – договориться с тем человеком, чтобы тот содействовал поставкам товара. Это были продукты питания, плюс всякие «Сникерсы»… В принципе, я бы с ним договорился. Дело в том, что у них произошли трения, а когда я поехал в Москву, меня уже там ждали как… наемного киллера! А не как человека, который поехал на разговоры. И когда меня уже задержали, то оперативники рассказали мне, что же получилось в действительности. Оказалось, этот омский коммерсант, чтобы закрыть возникшую проблему, нанял двух пацанов-отморозков, которым предложил поехать в Москву и шлепнуть того человека. Они когда в Москву приехали и узнали уровень того человека, они просто перепугались и вернулись обратно. А меня уже потом выставили в качестве… живца, можно так сказать. В качестве киллера. Там меня уже ждали. Я это понял по их поведению.
– Интересно, кто вас там мог ждать. Кто вообще об этом мог знать?
– В том-то и дело. Я пока сижу здесь, я не знаю. Я сюда заехал просто по недоразумению. Вот если бы у меня было командировочное удостоверение и табельный «ствол», то у меня была бы чистая самооборона. Это мне потом следователь сказал. Если рассказывать по порядку, произошло вот что. Когда я приехал в Москву, подошел к офису, понял по обстановке, что меня там ждут. Сразу насторожился: почему, с какой целью? Я нашел на улице телефонный автомат и позвонил этому коммерсанту. Он мне отвечает: «Зайди в офис». Я сразу понял, что это ловушка. Но все-таки решил дождаться этого коммерсанта – у него кличка «Сухан» – в Москве очень знаменитая личность, он финансист, ворочает большими деньгами. В криминальном мире он как вор в законе считается. А потом получилось так, что мне сели на хвост его, видимо, пацаны. Ну а я все-таки не зря в милиции работал, быстро сбросил их с «хвоста». Уходить сразу не стал из Москвы. То есть не десятого, не одиннадцатого поехал, а поехал именно двенадцатого. Видимо, у меня хороший ангел-хранитель… Потому что если бы я поехал десятого или одиннадцатого, я бы нарвался на их засаду. А так получилось, что когда я поехал двенадцатого, то нарвался только на милицейский патруль. Правда, сначала непонятно было, кто это. Я потом следователю объяснял, что если бы я знал, что это милиционеры, я бы сдал обе «пушки». В худшем случае меня осудили бы на два года за незаконное хранение оружия, а в лучшем случае – выгнали бы из милиции. А следователь отвечал: «Нет, ты специально решил убить милиционеров». Оказалось, что эти милиционеры буквально накануне получили новую машину, еще не успели ее оборудовать. Я ехал из Москвы в Омск, сидел на месте пассажира. Водителя я нанял еще в Омске на рейс в оба конца. И вот нас пытались остановить… Было непонятно, кто сидел в той машине. В принципе, такая же «девятка» как у нас. Она остановилась перед нами… В словаре Ожегова есть понятие «камуфляж», то есть когда человек хочет скрыть свою сущность, он меняет облик. Один был в форме ГАИ, другой – в форме ППС. Я это расценил как камуфляж. Один из них подошел ко мне, и я понял, что он пьяный. Сам я не пью, поэтому пьяных распознаю очень быстро. Я показал ему свое удостоверение. А потом понеслось… Он достает «ствол», и я понял, что он решил меня убить. Я был уверен, что эти двое – из охраны того коммерсанта. Все было против них: машина без мигалок, камуфляж, пьяный вид… У него не было даже жетона на груди! Как я мог определить, кто это? Он даже не показал свое удостоверение, а сразу выхватил пистолет. Я первым выстрелил на упреждение – ему в руку, чтобы выбить пистолет. Его напарнику пуля тоже попала в руку. После всего этого я просто уехал бы – не хотел ввязываться. Но уехать не получилось. Началась перестрелка. Получилось так, что я убил одного и ранил второго. Самого меня тоже ранили… Пуля до сих пор торчит в голове. Принимавший меня хирург не стал брать на себя ответственность и вытаскивать пулю, он пояснил: если ее начать шевелить, она заденет кору головного мозга.