Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

А в «Пассажирке» с неподражаемой комедийной легкостью сыграл командира военного крейсера, отправленного в кругосветное путешествие. На русском флоте это было принято в конце XIX и начале XX века. Моряки проводили около года в плавании, лишенные женского общества. Женщина на корабле приносит несчастье, и потому на пребывание слабой половины было наложено «вето». Однако в картине «Пассажирка» на корабле появляется прекрасная дама. В сущности, несчастья она никому не принесла, если не считать ссору двух закадычных друзей, молодых офицеров, влюбившихся в очаровательную пассажирку. Впрочем, как и все остальные моряки. Женщина внесла смуту в мирную жизнь команды. Молодая, хорошенькая, неглупая, не лишенная чувства юмора, она справляется с потоком ежечасных признаний в любви и предложений руки и сердца, мечтая поскорее сойти на берег.

Командир корабля тоже становится жертвой прелестной пассажирки, забыв о своем статусе, о жене, семье… Сухоруков, посмеиваясь над немолодым мужиком, которому бес в ребро ударил, веселится вместе со зрителями над этой временной, но пылкой страстью. При этом славный командир еще и уверовал, что его чувство взаимно…

В списке ролей актера милейший командир корабля особого места как будто не занимает. Между тем как его работа в «Пассажирке» даже не намек господам режиссерам, а прямая подсказка: дайте Сухорукову играть в комедии! Вспомните его роль в «Комедии строгого режима»… Авось кто-то услышит…

Хотя пожаловаться на отсутствие работы Виктор Иванович даже в трудные для кино времена не может. И энергии ему не занимать. Одна из интересных его ролей последних лет в фильме Виталия Мельникова «Агитбригада «Бей врага!».

Где-то далеко бушует война. Ее эхо слышится в жизни маленького северного поселка, где формируют агитбригаду для поездки по побережью. В бригаду назначают руководителя, который до этого времени существовал в абсолютном согласии с советской системой, со всеми партийными догмами и указаниями. В поездке он оказывается лицом к лицу с жизнью, такой, какова она на самом деле: беспощадной, неправедной, убивающей невинных людей. Это и есть подлинные законы, по которым испокон веков живут замордованные советские граждане, примирившиеся или не примирившиеся с ложью, возведенной в норму. Все это постепенно накапливается в сознании руководителя бригады, независимо от него созревает, обрушивается на него, заставляет вырваться из плена всего того, что было вбито в него с молоком матери.

Поначалу он еще судорожно хватается за обломки былой веры, но жизнь все круче настигает, все страшнее ему думать о том, как жить дальше. В картине сложился отменный дуэт героев, которых играют Сухоруков и Людмила Зайцева. Героиня Зайцевой с беспощадной трезвостью видит все, что происходит вокруг, видимо, жизнь преподала ей соответствующие уроки, она прошла круги советского ада. Она неумолима, не принимая того, что еще недавно было духовной опорой человека, который, несмотря на это, оказался близок ей. Они расстаются… Найдут ли друг друга в мире, который распадается, рушится под ногами?

Кино по-прежнему занимает основные позиции в актерской жизни Виктора Сухорукова. Театральная его судьба прерывиста и неровна. Он был приглашен в Театр имени Вахтангова на роль шута в спектакль «Король Лир» в режиссуре Владимира Мирзоева. Лира играл Максим Суханов, актер, на мой взгляд, совершенно иной школы, нежели Сухоруков. Тем не менее их дуэт сложился, но как бы выпадая из ансамбля. Оба актера несли с собой и горечь, и боль, и желчь, и сарказм. Суханов дополнял это вахтанговской иронией. Сухоруков напоминал, что ни страшные беды, ни грязь, ни сгущающийся мрак не в состоянии заглушить волю к добру. Зло преодолимо для того, кто свободен от иллюзий, кто не предается обманам тщеславия и власти.

В этом не было легковесной мажорности, что вообще чуждо Виктору Сухорукову. Он тяготеет к напряжению воли и мысли. Вероятно, поэтому его шут не был изнанкой короля, как это часто решается в шекспировской драме. Изначально он был мудрее Лира, шут противопоставлял королю здравый смысл, замешенный, однако, на пламенном темпераменте актера. И самые сильные сцены были у Сухорукова в финале, когда душа его героя протестовала в унисон с разгневанной природой, соединяя собственный микромир с микрокосмом. Объединяя предельно конкретное и максимально обобщенное.

Постоянно работая в Театральном Товариществе Олега Меньшикова, Виктор Иванович порой продолжал свою театральную биографию на других сценах. Кроме «Короля Лира», к сожалению, не так долго продержавшегося в репертуаре Театра имени Вахтангова, Сухоруков играл в антрепризе «БОГИС» в спектакле «Человек из ресторана» по рассказу прекрасного русского писателя Ивана Шмелева. Казалось бы, дальше следовало бы сказать о том, что таким образом Сухоруков вступил в соревнование с гениальным Михаилом Чеховым, который снимался в роли главного героя, лакея Скороходова, в одноименной легендарной картине в 1927 году, незадолго до того, как он покинул родину. Однако о соревновании вспоминать не приходится, Сухоруков находит свое решение, отличное от знаменитого, классического — чеховского.

Он не отказывается от трагедийных моментов в истории немолодого официанта, отца семьи, живущего в своем малом мире, который стремится оградить от всех треволнений. Контраст между этим наивным стремлением и скудной жизнью становится основной темой героя. В этом горестная алогичность его повседневного существования, которую он осознает после крушения, полного и безнадежного. Внешне он похож на прежних персонажей Сухорукова, но впервые актер выбирает лейтмотивом тему истинного познания мира, в котором все продается, а то, что непродажно, — никому не нужно.

Спектакль «БОГИС» какими-то своими гранями совпадал с печальным скепсисом, все больше овладевавшим нашим обществом в нулевые годы. Сухоруков творчески подчиняет себе эту ситуацию. Владеет и повелевает ею, лидируя в спектакле. Что-то в его прочтении напоминает дневник, который герой заново перечитывает. Рождается прибой новых ассоциаций, расширяется круг, который прежде был так узок. Сухоруков не боится резкой красочности, укрупненного плана, к чему его приучило кино, стремительным жестам. Возникает художественная гипербола, завершающая судьбы героев, практически не оставляя надежды. Пожалуй, никогда еще актер не был так пессимистичен — жизнь оскорбляла его своей противоестественностью. Наверное, в том числе и реальная…

Из театральных «побегов» Сухорукова самым, мне кажется, удачным стало исполнение им роли царя Федора в спектакле «Царство отца и сына» по пьесам Алексея Толстого «Смерть Ивана Грозного» и «Царь Федор Иоаннович».

Второе действие — о Федоре Иоанновиче, которого играет Сухоруков. Не слабого, «болезного» государя, а человека, который не создан для власти. Власть требует жесткости. Нередко — безжалостной жестокости. Воли, неподвластной состраданию. Этот же царь Федор просто хочет жить. Ему мил этот мир — с перезвоном колоколов, садами, красавицами-княжнами, соловьиными ночами. Ему дорога его жена, в любви которой он черпает силы. Ему дорога гармония его будней, она придумана им — он хлопочет о ней, не понимая, что гармония несовместима с государственной и исторической необходимостью. Хотя ему придется это понять. Со всех сторон наступают беды, наступают люди со своими интригами, бунтами, корыстью. У Сухорукова Федор умен, интуитивно проницателен, постепенно он все больше схватывает суть происходящего, отчего все больше томится его сердце. Актер уходит от обычно акцентированной темы больного сердца Федора, вместе с тем оно дает о себе знать, когда царь вдруг теряет уверенность, начинает прислушиваться к себе, слушать свое неровно бьющееся сердце, которое аккомпанирует его мукам, его тоске, оттого что ничего, в общем, не получается с его желанием «лада». И мысль о собственной вине терзает его — «Моей виной случилось все!». Злодейства не утихают, и он бессилен перед ними, даже подписывая указ об аресте Шуйских…

Замечательна сцена диалога с Борисом Годуновым, для которого существует слово «надо», в данном случае Годунов требует взять под стражу Шуйского, и если князь не сумеет оправдаться, то казнить его. Для Федора немыслимо казнить того, с кем он только что общался, «брал за руку»! Но — «надо»! С этим «надо» он органически не может смириться и потому обречен. Смерти царь не ищет, но и в этой жизни он чужой.

Готовясь к постановке «Царя Федора», Владимир Иванович Немирович-Данченко писал: «Зерно — русская правда.

Сквозная мысль: ее источники, колебания от общения с правдой европейской, банкротство в действительности, преображение ее в будущем…»

Это сыграно Сухоруковым в плотном сцеплении с нашим временем. С нашей печально органической и печально фантастической жизнью. Виктор Сухоруков весь из этой русской мистерии. В прошлых своих созданиях, в настоящих и будущих.