Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова

готовятся к заброске первых грузов. Готовится и наша партия. Мои непосредственные начальники немного смущают меня. У Лёвы уже сейчас прорезаются диктаторские наклонности. Он не терпит возражений, и сделал мне выговор за то, что я называю его по имени.

— Зовут меня Лев Евгеньевич, запомните это, пожалуйста, — сказал он очень строго.

Но что я могу поделать, если язык сам выговаривает: Лёва.

Геолог Стас производит впечатление немого. Я ещё не слышала его голоса. Он высокий, худой, болезненно бледный. Часто дымит в коридоре с ребятами, но всегда молчит.

До вылета меньше месяца. Когда уезжаете вы? Почему ты не писал об этом? Не забудь сообщить мне твой полевой адрес. Обязательно напиши мне до нашей заброски. Жду. Обнимаю тебя.

Твоя.

_ _ _

17.05.1964 года

Дана

пос. Дальний

Почему ты молчишь?

Это так непривычно, непонятно и тревожно. Думаю только об этом. Стас и ещё один наш кадр — промывальщик Костя уже в поле. Вместе с рабочими они готовят базу. Каюр Яша, который помогал здесь с оформлением последних грузов, вылетел тоже.

Мы остались здесь втроём — Лёва, я и Саша Изверов — один из приехавших в экспедицию на практику столичных студентов. Фамилия Изверов вызвала во мне вначале очень острую неприязненную реакцию, что мгновенно отразилось на отношении к ничего не подозревавшему Сашке. Как потом он мне признался, я была похожа на фугаску, которая фырчит и готова вот-вот взорваться. Но свою неправоту я осознала довольно быстро. Сашка — действительно родственник Олега, и внешне чем-то похожи — оба рослые, светловолосые, высоколобые, в обоих чувствуется порода. Но в Сашке нет и тени той спеси и того желания покуражиться над другими, которые хоть и прикрыты благовоспитанностью, но всё же обозначаются в натуре Олега очень явственно. Сашка приветлив, улыбчив, общителен. Как все студенты, немножко шалопай. Знает сто тысяч рецептов, как отлынивать от работы и при этом создавать полное впечатление страшной занятости и крайней заинтересованности в деле. В его походке, манере говорить, в его фирменных джинсах с бахромой и бесчисленными заклёпками, вылинявшей рубахе и сдвинутой набок широкополой шляпе смешано пижонство и призрение к шику, подтянутость и небрежность, серьёзность и легкомыслие, и совершенно невозможно понять, чего же в нём больше, потому что в каждый данный момент он каким-то сверхчутьём находит нужное соотношение. С ним легко, он не относится к пожирателям энергетического типа своего родственничка. Можно только радоваться явлению этого симпатичного разгильдяя на фоне бессловесного Стаса и зануды Лёвы.

Нам выдали личное снаряжение — болотные сапоги, штормовки, накомарники, куколи, оружие. В куколях, говорят, можно спать на снегу. Из своей мелкокалиберки по ржавым банкам я уже стреляла. Сашка сказал, что из меня может получиться снайпер. Если потренироваться лет десять, добавил он через некоторое время. Это у него такая привычка. Спросишь его:

— Ну, как?

— Ничего, — говорит, а через несколько секунд добавляет, — хорошего.

Нас мучают в посёлке из-за того, что перегружена авиация. Но это даже хорошо, потому что должно же, наконец, прийти от тебя письмо!

Эгей! Где ты? Отзовись!

_ _ _

27.05.1964 года

Дана

Поле. База.

Вот мы и в долине реки Каменушки — притока Быстрой.

Два часа неимоверного грохота в вертолёте — и тишина… немыслимая. К которой невозможно привыкнуть. Ступаю осторожно, говорю негромко и бесконечно прислушиваюсь к нежным, легко падающим в синюю бездну неба живым звукам, просачивающимся сквозь эту тишину, как капель сквозь весенние подтаявшие снега. Шуршат, задевая берег, и позванивают, касаясь друг друга, стремительно несущиеся по реке голубые льдины. Шелестят крыльями чайки. О чём-то переговариваются пробирающиеся под сугробами ручейки. Гортанными криками приветствует Север возвращающиеся с юга стаи птиц…. Мне так понятна их радость, их любовь к этой земле.

Вот Лёва забеспокоился — увидел, что я бездельничаю. Наверное, придётся писать тебе урывками, когда удастся выкроить время. Лёва — очень суровый начальник. Не успели мы оглядеться как следует, как он собрал нас и сказал речь. Речь вождя. Работать, сказал он, от зари до зари. Соблюдать железную дисциплину. Беспрекословно подчиняться приказам начальства. И называть его только по имени и отчеству. Странное дело, чем упорнее он старается внушить это несложное правило, тем становится труднее осуществлять. Каждый старается найти лазейку. Стас предпочитает опускать обращение совсем, вместо этого коротко мычит. Костя выбрал дипломатическое среднее между Львом Евгеньевичем и Лёвой — Евгентьич. Если Лёва краснеет и пытается возражать, Костя предупреждает взрыв успокоительной микстурой:

— Это же для краткости. Исключительно ради экономии времени.

Сашка действует по обстоятельствам. Если ему нужна благосклонность начальства, он, не скупясь на тёплые интонации, уважительно и серьёзно произносит полное имя. Когда он чувствует свою независимость или хочет «побалдеть», то говорит Лёва или даже Лёвчик. А когда Лёва — бывает и такое — нуждается в поддержке, Сашка напускает на себя ту загадочность, из которой невозможно понять, какой оттенок он вложил в своё обращение. Одним словом, артист.

Яша почему-то говорит: товарищ директор! А рабочие — гражданин начальник.

Наша база — настоящий город: четыре больших утеплённых палатки на каркасах, тропинки между ними, «кафе» под открытым небом — низенький стол, стульчики из корявых веток стланика, самодельная печка.

Всё. Терпению Лёвы пришёл конец.

… … …

03.06.1964 года

Ура-а-а! Ты нашёлся! Есть телеграмма. Значит, скоро будет письмо.

… … …

05.06.1964 года

Что за диво — снега ещё не стаяли, а такая стоит теплынь. Всё вокруг бело-зелёно-голубое. Воздух — осязаем. Он мерцает, дрожит, переливается, согревающими струями прикасается к телу. Я хожу в рубашке с короткими рукавами. Ребята разделись до пояса. Сашка демонстрирует свою осетинскую талию и атлетические плечи.

— Красив бродяга! — заметил Лёва. — Ни дать, ни взять — кинозвезда!

Сашка с удовольствием позирует, и я наснимала его фотоаппаратом целую плёнку. Меня Сашка фотографировал тоже. Эти кадры должны произвести на тебя впечатление. Болотные сапожищи с ботфортами, на поясе — патронташ и нож в кожаном чехле. Винтовка через плечо и шляпа с вуалью (накомарник) завершают мой портрет. Накомарники — пока для фасона. Сейчас только одинокие деликатные комарики зудят и покусывают слегка, без особого аппетита. Но Лёва многозначительно улыбается, обещая, что скоро грянет мошка.

Ходить в маршруты пока ещё мешает снег. Но там, где можно, мы уже «прочёсываем» местность.

…. … …

06.06.1964 года

База

Ох, уж этот Лёва! Вида праздных людей он не выносит совершенно — это у него пунктик. Стоит ему увидеть человека,