Невидимая Россия - Василий Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григорий молчал, Леночка молчала тоже, стараясь в темноте разглядеть лицо Григория. Когда на мгновение выглянула луна, Леночка увидела строгие, задумчивые глаза брата.
— Знаешь, Леночка, — заговорил вдруг Григорий, — еще в тюрьме… первое время я все никак не мог примириться с мыслью о заключении, всё верил, что освободят, страдал, надеялся и злился. Со мной рядом лежал инженер, — тоже мучился, как и я. Мы с ним подружились. Взяли его однажды на три дня — вернулся чуть живой, одни глаза остались. Вернулся и сутки спал, его старались не тревожить. На вторые сутки ночью просыпаюсь, вижу и он проснулся, лежит и на меня смотрит, глаза большие, черные, странные какие-то. Смотрит на меня и говорит: «А знаете, Бог есть!». — Я тогда решил, что это у него после допроса нервный припадок какой-то. Самого меня так не мучили, а вот попал в лес: урок 10 кубометров на пилу не выполнишь — уменьшат паек. А как его с непривычки выполнишь? Охватило меня отчаяние. Сел под елью… Нет, думаю, есть что-то выше этого ужаса… есть Бог!
— А как Алеша? — спросила Леночка.
Григорий замолчал.
— Как Алеша? — наконец, сказал он. — Алеша… сначала плохо, а теперь поправился, даже по вечерам в волейбол с вольнонаемными играет.
Леночка чувствовала, что что-то в поведении Алеши не нравится Григорию, и смутилась.
— Гриша, — спросила она, — а видел ты этих стариков-священников, сторожей этих?
— А ты их тоже видела? — обрадовался Григорий.
— Как же, сегодня вечером, какие-то особенные, хорошие…
— На них здесь очень косятся чекисты и уголовники. Говорят, когда они собираются вместе, то, идя дорогой, про себя всенощную служат. Их уже давно угнали бы в лес, да складов, кроме них, доверить некому — вот и терпят… А как устроился Николай после освобождения?
— Живет дома и помогает отцу в его научной работе… Вот что значат связи! — вздохнула Леночка.
— Я очень рад за него; если кто заслужил освобождение, так это именно он, — строго сказал Григорий. — Вот Алешу жаль… такой был душевный парень, только чересчур мягкий.
— Наталья Михайловна первое время прямо места себе не находила… ведь она тоже начала хлопоты через Калинина, а письма вдруг прекратились. Сначала ничего понять не могли, — пропал и всё. Только уже летом Наталья Михайловна сама поехала в то отделение, где он был, и всё узнала…
Леночка тихонько всхлипнула, но удержалась и не заплакала.
Около получаса говорили еще Леночка и Григорий. Григорий поднялся.
— Прощай, Леночка, поцелуй маму.
Леночка прижалась к грязной, засаленной телогрейке. Никогда еще не чувствовала она к брату такой близости.
— Прощай, Гриша! На следующий год обязательно приеду. Следи за Алешей, дай Бог, чтобы вас не разъединили!
Темная ночь быстро проглотила силуэт Григория. Григорий вернулся в барак рано утром. Алеша не спал и сразу стал расспрашивать.
— Да, между прочим, Леночка привезла наши крестильные кресты, — сказал Григорий небрежно, передавая Алеше золотой крестик. Алеша смутился.
— А где твой крест? — спросил он, опуская глаза и неуверенно сжимая кулак, чтобы кто-нибудь не увидел в его руке столь предосудительный предмет.
— Свой я надел на шею.
Григорий сделал вид, что ничего не заметил.
— Да… — протянул Алеша, — очень приятно… почему это ей пришло в голову привозить сюда золотые вещи? Дома они были бы целей.
* * *Стук, стук, стук — мерно стучали колеса. Опять Леночка сидела у окна и вглядывалась в необъятную тайгу, но в душе у нее, наряду с глубокой грустью, было что-то светлое, радостное и таинственное. Леночка не заметила, как стала засыпать…
Снилось ей громадное поле. Кругом стоял мрачный, дремучий лес. На опушке леса появилась маленькая группа людей. Они шли навстречу Леночке. Скоро Леночка узнала в них вчерашних стариков, только одеты они были в праздничные церковные облачения. Лица их были торжественные и радостные… Со всех концов опушки стали выходить группы людей, одетых в серые бушлаты и черные шапки-ушанки. Число их росло и росло и все они присоединялись к группе священников.
Что это такое? — силилась вспомнить Леночка. — Да, кажется, в церкви это называется «Великий Выход». Шествие поравнялось с Леночкой. — Идя на работу, они служат всенощную — вспомнила Леночка слова Григория. Почему я так давно не была у всенощной?
Толпа приблизилась, окружила и увлекла Леночку с собой… Куда они идут, Леночка не знала, но на душе у нее стало совсем спокойно, ясно и радостно.
ЧАСТЬ II
Глава первая
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Григорий подошел к маленькому деревянному окошку и оперся рукой о подоконник. Рука дрожала. По другую сторону перегородки человек, сидевший за столом, медленно и внимательно перебирал бумаги. У Григория от нетерпения и волнения пересохло в горле и он нервно кашлянул. Большие грубые руки с грязными ногтями перестали двигаться, бледное лицо поднялось и на Григория глянули злые враждебные глаза.
Опять какая-нибудь оттяжка, — пронеслось в воспаленном мозгу Григория.
— Куда хотите ехать? — недовольным тоном спросил грубый голос.
— Я освобождаюсь без ограничений? — вырвалось у Григория, и нелепая надежда на минуту затемнила сознание.
— Да, — раздраженно ответил голос, — говорите, куда вы хотите ехать?
— В Москву!
— В Москву нельзя…
Полутемный коридор стал еще темнее. Проклятая рука продолжала дрожать мелкой противной дрожью.
— Тогда в Тулу.
Голос почему-то не слушался и звук слов получался глухой.
Неприятные глаза оторвались от лица Григория и бледное лицо опять склонилось над бумагами.
* * *Когда они подходили к проходной будке, солнце только что село. Днем было тепло и на дороге образовались лужицы. Холодный вечерний ветер покрыл лужицы тонкими корочками льда; когда Григорий наступал на него, лед лопался с хрустящим звуком и из-под ноги выступала вода. Григорий старался не глядеть на серые однообразные бараки и думал только о том, как бы скорее уйти из лагеря.
Ротный Петров, сидевший за растрату, шел сбоку и ему всё время хотелось заговорить с Григорием. Петров с завистью и удивлением поглядывал на мрачную фигуру, шагавшую широкой твердой походкой, и не понимал, почему спутник такой невеселый.
— Эх, и напьюсь же я, туды его растуды, когда освобожусь, — наконец, не выдержал Петров. Григорий ничего не ответил; впереди показалась проходная будка и высокие деревянные ворота.
Письма спрятаны в середине вещевого мешка; если будут обыскивать, вывалю всё кучей на пол, авось рыться не станут. Если найдут, могут задержать. Сердце Григория болезненно сжалось. Сволочи! — подумал он.
— Что же у тебя родители и жинка на воле? — спросил Петров.
— Мать, — коротко ответил Григорий.
— А у меня двое пацанов осталось, — вздохнул ротный.
Григорию стало жалко Петрова. Тоже ведь мучится, — подумал он.
Широкое лицо Петрова потеряло обычное выражение плутовства, смешанного с подлостью и наполнилось настоящей человеческой печалью.
* * *Григорий показал дежурному белую продолговатую бумажку об освобождении и небрежно бросил вещевой мешок на лавку. Рысьи глаза дежурного медленно прочли всю бумагу до конца.
— Михеев, запиши Сапожникова на освобождение, — сказал он рыжему вохровцу, сидевшему у дощатого стола.
Михеев взял бумагу и стал медленно водить пером по странице дежурной книги.
— Петров, обыщи вещи, — приказал дежурный. Григорий хотел сам вытряхнуть рюкзак, но Петров уже завладел им и начал развязывать.
— Возьмите документы, — лениво сказал рыжий Михеев, кончая записывать.
— Сейчас найдут письма, — подумал Григорий, беря бумагу и искоса следя за толстыми пальцами Петрова.
Снаружи раздался громкий хруст полозьев и топот лошади. Дежурный открыл дверь и сейчас же крикнул:
— Петров, открывай ворота, уполномоченный!
Петров бросил мешок и выбежал из проходной. Напротив раскрытой двери стояли легкие сани; от большой гнедой лошади шел пар, она нетерпеливо рыла копытом землю и мотала головой. В санях Григорий увидел уполномоченного секретного отдела Ионина.
Григорий хорошо знал Ионина. Последний год перед освобождением он работал монтером и ему приходилось часто чинить электричество в секретной части.
В тот момент, когда ворота широко отворились, Григорий схватил мешок и побежал к саням.
— Я на освобождение, не довезете до города, гражданин уполномоченный?
Черные наглые глаза с удивлением остановились на заключенном.
— Садись, только скорее, — сказал резкий голос.
Григорий бросил мешок под ноги чекисту и прыгнул в сани. Лошадь рванула и сразу взяла крупной рысью; ворота мелькнули и скрылись за ледяной пылью.