Северные архивы. Роман. С фр. - Маргерит Юрсенар

шенно непринужденная, уже светская манера держать­

ся, уверенная посадка маленькой горделивой головки

заставляют немного побеспокоиться о том, какой

Габриель будет в двадцать лет. Но беспокойство на­

прасно: до этого возраста она не доживет. Малень­

кий пятилетний мальчик, послушно сидящий с

книгой в руке, одет как взрослый мужчина. Все как

положено: и жилет, и галстук, и хорошо начищен­

ные башмаки. Головенка у него круглая, как у дона-

телловских putti 1. Маленькое крепкое тельце

заставляет вспомнить о молодых собаках, в ще­

нячьей упитанности которых заложено все необ­

ходимое для дальнейшего роста. Лицо — честное и

серьезное, почти что важное, но светлые глаза

смеются, как вода на солнце.

Быстро перелистаем страницы альбома. Мы

увидим Мишеля в возрасте семи лет, легкого и

хрупкого, достаточно набросить ему на плечи сти­

харь, чтобы из него получился ангел Фуке или Ро­

же де ла Пастюра *, но в глубине глаз у ж е кроется

печаль: в семь лет он знает, что такое жизнь. Позже

1 Амуры ( итал.).

217

появится слегка полноватый, откормленный хоро­

шим супом школьник, с лукавой усмешинкой в

уголках глаз; затем — сумрачный двадцатилетний

красавец, не оставляющий женщин равнодушны­

ми, мучимый призраками светских и плотских на­

слаждений; потом военный в новеньком мундире

и только что отпущенных усах; светский человек

конца века, с сигаретой между пальцами, мечтаю­

щий о чем-то несбывшемся; кавалерист с бритым

черепом на венгерский манер; господин пятидеся­

ти лет в визитке, которому ничуть не мешает вы­

сокий пристяжной воротничок и который — это

чувствуется — способен отдавать приказы и раз­

давать чаевые, — образ не только индивидуаль­

ный, но и относящийся к целому сословию. Тот

же господин на пляже, в белом фланелевом кос­

тюме, рядом с очередной хорошенькой женщи­

ной. Но снимки, относящиеся к старости, больше

привлекают мое внимание. Задумчивый старик,

одетый в приличный английский костюм, сидит за

столом в саду отеля в Кап-Ферра, склонившись с

высоты своего роста к маленькой собачонке, с ко­

торой подружился. Он странно обособлен от да­

мы, сидящей напротив, он только что взял ее в

жены, отчасти чтобы вознаградить за верность,

отчасти потому, что ему удобно иметь ее в каче­

стве сиделки и спутницы. Тот же старик, на сей

раз один, сидит на ступеньках итальянского не то

дворца, не то монастыря, руки свешиваются меж­

ду колен, на лице то же выражение мягкости и

исчерпанной силы. Вот он стоит, опершись на па­

рапет моста в Аричи *, за его спиной — древний

218

пейзаж Лацио. Он очень устал, я не заметила это­

го, когда взяла в руки фотографию. Воспоминание

о прогулке в окрестностях Рима — образ закон­

чившегося путешествия: в одежде из сероватой

шерсти у Мишеля вид старого нищего, греющего­

ся на солнышке.

Чем больше я старею сама, тем больше пони­

маю, что детство и старость не только схожи меж­

ду собой, это два самых значительных этапа,

которые нам дано пережить. Суть человека прояв­

ляется именно тогда — до или после усилий, стрем­

лений, чаяний. Гладкое личико Мишеля-ребенка и

изрезанное морщинами лицо Мишеля-старика по­

хожи, тогда как в эпохи промежуточные — в юном

и зрелом возрасте — так было не всегда. Глаза ре­

бенка и старца смотрят со спокойным простодуши­

ем и чистотой человека, который не побывал еще

на маскараде или у ж е покинул его. И всякий про­

межуточный этап кажется ненужной суматохой,

напрасной суетой, бессмысленным хаосом, и спра­

шиваешь себя, зачем надо было проходить через

все это.

* * *

Однажды в апреле, ближе к вечеру, дети ждут

приезда своей первой английской гувернантки.

Им примерно столько же лет, как и на фотогра­

фиях. Дилижанс прибыл из Булони с опозданием:

молодая иностранка появляется на улице Маре в

тот момент, когда малыши ужинают у себя навер-

219

ху. Она развязывает шляпку, высвобождая бело­

курые волосы, снимает короткую дорожную на­

кидку, покрывающую скромное платье, берет на

себя заботу о брате и сестре и заставляет их про­

честь «Отче наш». Она, разумеется, католичка,

быть может ирландка, и происходит из хорошей

семьи. Ее наняли по рекомендации настоятельни­

цы английского монастыря, гарантировавшей при­

мерное поведение, отменное произношение и

безупречные манеры девушки.

Она впервые покинула Англию, переезд через

пролив был для нее событием, проезд во втором

классе от Булони до Лилля — еще одним, богатый

и мрачный фламандский дом — третьим. Она ро­

беет в присутствии мадам, робеет перед слугами,

таскающими наверх подносы и горячую воду, им

велено называть ее мисс, но между собой они зо­

вут ее «англичанка». Раздевая детей перед сном

(горничная, которой это было раньше поручено,

удаляется ворча), она развлекает их рассказами о

своем путешествии: она видела чаек над водой,

коров в лугах и французских собак на дорогах.

Она кладет рядом с мальчиком плюшевую обезь­

янку, а рядом с девочкой — куклу, обращаясь к

ним забавно и ласково, такого они еще никогда не

слышали. Когда она говорит по-французски, дети

смеются, и она смеется вместе с ними. Когда она

говорит по-английски («Вы сразу же начнете

учить моих детей английскому»), брату и сестре

кажется, что она дарит им совершенно новое,

только им одним доверяет чудесную тайну («Вы

не знаете, у меня дома кукла называется "doll"»).

220

П о з ж е Мишель полюбит эту склонность англича­

нок к фантазиям. Она желает детям приятных

снов, никто еще не желал им приятных снов.

Рано утром их, как всегда, будят трубы полка,

проходящего каждый день по улице. В нижней

юбке и короткой рубашке англичанка бросается к

окну, накинув на плечи шаль, с любопытством

слушает незнакомую музыку и разглядывает сол­

дат в красных штанах. Мужчины на улице замеча­

ют выглядывающую из окна маленькую

блондинку. Несколько веселых парней посылают

ей воздушные поцелуи. Она в смущении ретиру­

ется и закрывает окно.

Но одновременно с шумом закрываемого окна

раздается грохот резко распахиваемой двери, и в

комнату в ярости врывается Ноэми. Она все виде­

ла и обо всем догадалась, находясь внизу, в сто­

ловой, где намазывала маслом гренки.

— Ничтожество! Шлюха! Солдатская под­

стилка!

Мишель Шарль, поднявшись следом за женой,

вступается за рыдающую хорошенькую девушку.

Вполне естественно, что, только приехав, она по­

дошла к окну, чтобы посмотреть на проходящих

французских солдат. Вполне естественно, добав­

ляет он с осторожной улыбкой, что юноши посы­

лали ей воздушные поцелуи. Этим неловким

замечанием он подхлестывает гнев хозяйки дома.

— Вон отсюда! Собирайте чемодан! Несчаст­

ная, вы развращаете моих детей!

Мишель Шарль со вздохом спускается вниз.

Мисс в слезах складывает вещи, которые она ус-

221

пела вынуть из чемодана, застегивает платье,

вновь надевает накидку и шляпку. Никого не вол­

нует то, что она не позавтракала. Пользуясь мо­

ментом, когда мадам отворачивается, она быстро

целует окаменевших детей и спускается по лест­

нице в сопровождении насмешливого лакея, несу­

щего чемодан. Внизу Мишель Шарль бесшумно

выходит из кабинета и сует ей в руку два наполе­

ондора, которые она берет, не подумав поблагода­

рить. Она садится в вызванный фиакр («Подумайте

сами, не стану же я запрягать ради такой потаску­

хи!»). Фиакр удаляется с покачивающимся наверху

чемоданом.

Ноэми напишет возмущенное письмо настоя­

тельнице монастыря в Брайтоне, порекомендовав­

шей учительницу. Мишелю Шарлю удастся только

смягчить несколько оборотов («Разумеется, эта

распутница вам понравилась»). Дети в течение чет­

верти часа оплакивают хорошенькую мисс, а за­

тем забывают ее. Став взрослым, Мишель

вспомнит о ней. И я не поручилась бы, что образ

маленькой англичанки не привел его к одной из

самых бурных любовных историй в жизни. Вспом­

нил ли он о ней двадцать лет спустя, «в хмуром

Лондоне ночью туманной» *? Сомневаюсь, ибо, ес­

ли бедняжке из-за бесчестного поступка Ноэми и

пришлось выбрать профессию, к которой ее тол­

кали, к тому времени она была бы сильно увядшей

ночной красавицей.

На Мон-Нуар Мишель Шарль, располагая вре­

менем, не расстается с сыном. Он берет его с со-

222