Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина

Дальше губы к губам — целуются. Войнов обхватывает Сашину голову и приникает к его губам. Вбирает в рот верхнюю, сладкую, начинает посасывать — и Саша сразу заводится, стонет, тихо, просительно; потом Войнов переключается на нижнюю, сочную, сжимает её и ласкает, языком, губами, немного, на пробу, прикусывает. Выбивает из Саши стон, более яркий, принуждает склонить голову и вторгается в рот языком, полноправно, напористо. Саша как будто ослабевает у Войнова в руках. И теперь он сам весь — поцелуй, он стонет и требует, чтобы его брали губами и языком, чтобы его не жалели, а только желали.

— М-м-м, это так здорово, — шепчет Саша, когда они наконец оставляют в покое губы и языки друг друга. — Целоваться…

— Хочешь ещё? — спрашивает Войнов.

— Хочу. Всего тебя хочу.

Саша его опять обнимает и будто куда-то мягко подталкивает. Говорит:

— Здесь диван. Осторожно.

От одного только этого, как Саша произносит обыденные вещи, можно потерять голову. Ведь вживую совсем не то, что по телефону.

Войнов чувствует сзади, икрами, мягкое, нашаривает рукой и садится. Сашины пальцы у него в ладонях. Чувствует — Саша тоже опускается, но не рядом, а подле диванчика, у Войнова между ногами, на колени. Саша тянет Войнова к себе за шею, принуждает наклонить голову, крепко целует в губы, теперь сам забирая войновский рот, заставляя отдаваться и открываться, толкается и ласкает языком и тоже прикусывает нижнюю губу, исследует, проверяет, как лучше, как жарче, что Войнову больше нравится в поцелуях, а что — не совсем. Так быстро учится, что диво просто!

Когда Саша его отпускает, Войнову невозможно жаль — так хочется ещё целоваться! Но у Саши какой-то другой план, по всей видимости. Что же? Пусть. Он этим вечером его поводырь. Его пастырь. И Войнов согласен быть его послушной паствой, жарко внемлющей и жадно ждущей: его слова, голоса, рук, дыхания, прикосновений. Что бы он ни задумал, во что бы ни обращал, что бы ни проповедовал.

Сашины руки на рубашке, проходятся, оглаживают по груди сверху, и потом — уже под рубашкой, ловкими пальцами — пуговицы смело.

— Господи, Никита… — Губы накрывают правый сосок, сжимают, целуют, но чуть щекотно, несмело.

— Не бойся. Можно сильнее, — шепчет Войнов, абсолютно счастливый, обхватывая Сашину голову, утыкаясь носом в волосы, вдыхая запах, запоминая его и оставляя в себе, в сенсорной, в сенсорно-моторной, да шут её знает в какой, оставляя просто в памяти, какие у Саши волосы: по структуре, на ощупь.

Саша понимает, как надо, ведь не слукавил же — способный! Прикусывает кожу вокруг соска, сжимает губами, широким охватом, и потом тянет — уже гораздо сильнее. И вдруг отстраняется и неожиданно прикусывает левый сосок. Очень даже чувствительно!

— Ох, блядь! — вскрикивает и потом стонет Войнов. — Са-аша…

— Больно?

— Да хорошо… Господи. — Говорить совсем не хочется. — Улётно… Иногда хорошо, когда больно…

Ощущения болезненно-яркие, как будто включили рубильник — и всё осветилось вдруг, вспыхнуло, так, что до рези в глазах. Именно потому, что не видит, а ещё потому, что с Сашей. Аллилуйя! Сколько Войнов ждал, как просил… Не напрасно. Боже, спасибо! Войнов не может не думать — сколько книг и стихов об этом написано, сколько картин, фильмов и всего прекрасного, что только есть в мире, посвящено и сделано, — что любимого мы уподобляем богам, что любимого видим и ощущаем подобным Богу, не человеку, а если это не так — то какие же мы люди, венцы Творения? Через любимого прикасаемся к Богу и познаём его: во плоти — потому что сами телесны и смертны, и духовно — потому что все божьи дети. И если этой любви не познать — как же? Как приблизиться к Богу? Как его возлюбить? Как понять, что такое Любовь?

Саша целует и гладит руками бороздку между грудными, ведёт носом вниз, по животу — так смешно и щекотно. Войнов улыбается и заслоняет локтем и так завязанные глаза. ОМГ! Любимая Сашина забава — кубики! Саша глубоко выцеловывает мышцы на животе, весь сикс-пэк, щекочет языком, влажно обводит пупок, тычется носом, гладит ладонями, стонет весь — нравится. И Войнову тоже по кайфу, что Саше его abs доставляет столь большое чистое незамутнённое удовольствие.

Насладившись, Саша движется ниже, языком под пояс на джинсах. Он расстёгивает пуговицу, тянет вниз собачку, медлит буквально одну-две секунды и подсовывает пальцы под джинсовую ткань. Войнов медленно втягивает воздух через сомкнутые зубы. Саша проводит ладонью вдоль по стволу, и потом Войнов чувствует прикосновение губ прямо через бельё. Ему сносит крышу от ощущений, от чувствительности, которая, кажется, так подскочила, что если он подобным образом реагирует на лёгкие прикосновения через ткань, то что же получится, когда дойдёт до минета?

Но Войнов вынужден остановить это волшебство. Он отстраняет Сашу, объясняет:

— Мне нужно сначала в душ, маленький. Я же был весь день на работе… И потом, я хочу быть для тебя везде чистым, чтобы ты мог… если захочешь… М-м-м? Потерпишь немного?

Когда Саша поднимается на ноги и потом опускается на диванчик рядом, Войнов притягивает к себе его голову и целует в лоб, как ребёнка.

— Угу, — соглашается Саша, как будто обиженно. — Пойдём, я тебя отведу. И галстук как раз тогда снимешь. А только повязку оставишь.

Войнов хочет подняться с диванчика, но Саша пускает не сразу.

— Подожди… Дай мне… — Он приближается, целует за ухом и потом само ухо, трётся о шею — горячий и ласковый, — ему хочется всё целовать и пробовать, как будто если он чего-то не коснётся прям сразу же, то потом не будет возможности. Смешной. Котёнок. Любимый…

И всё-таки он берёт Войнова за руку и отводит в ванную комнату, говорит:

— Только ты не очень там долго…

— Конечно, Сашенька.

Помылся и почистился основательно, но оперативно. Почти как в армии. Хотя да ну, при чём тут армия? Быстро, в общем. Войнова штормило и штырило — по-хорошему. Он насухо вытерся, надел халат, на глаза не забыл маску (в ней одной гораздо удобнее) и постучался.

Саша открыл через пару секунд, накинулся с поцелуем. Потащил за собой. Голодный какой!

Завалил на постель, целуя, развязывая нетерпеливо халат, шаря руками по телу, уже совсем без стеснения. Обхватил ладонью член и принялся дрочить, не отрываясь губами от войновских губ, чтобы впитывать, как Войнов стонет, как произносит его имя: «Саня… Санечка…» Он покрыл поцелуями Войнова всего: зацеловал лицо, щёки, лоб и брови, ласкал шею и плечи, спустился поцелуями вниз, зависнув опять в районе живота, и потом жадно сомкнулся на члене, взяв сразу до середины.

— Зубы, Санечка, — вскинулся, но всё же хохотнул Войнов.

— Прости… Прости… Я…

— Всё нормально, маленький, — погладил его по щеке Войнов.

— Я не забуду больше.

— Не торопись. Привыкни немного. Не бери сразу до конца. Пойми, насколько ты сможешь, как тебе комфортно.

Саша принялся сосать, неглубоко для начала, но очень как-то правильно, хорошо и плотно. Ничего себе новичок! Восхитительный мальчик! Войнов слегка направлял его голову, и было реально кайфово от того, как Саша его ласкает, как ему это самому нравится, как он просто заходится стонами у Войнова на члене. Как он спустя какое-то время пытается брать глубже, и у него, что самое удивительное, выходит, он давится только сначала, а потом расслабляет горло, и всё получается как-то очень естественно, само собой. Войнов его совсем немного инструктирует: «Теперь займись головкой… Да, вот так», «Яички тоже… Нет, понежнее немного… Там же ценный, ахм, мате-ри-ал… Са-аша!», «Так, да!», «Супер!», «Боже мой!», «Можешь там пальцами надавить?», «Погладь…», «М-м-м, вот так…», «Да ёб твою!», «Только сейчас не останавливайся!», «Ох, блядь, чёрт!», «Гос-па-ди!».

— Сашенька, я кончу сейчас, слышишь? — Войнов попытался отстраниться, ну чтобы не в первый раз хотя бы… необязательно же сразу… Но Саша только замычал, протестуя, отпихнул войновские руки, взял глубоко и сильно, потом, наоборот, скользнул выше, сжал губами головку… и Войнов излился.