Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

отцами наряды носили дамы в Ланне. Но то порочный и изнеженный Ланн, там иной раз трудно отличить жену честную от женщины легкомысленной, которую запросто можно пригласить в купальни. Впрочем, как и многих проживающих в Ланне замужних дам.

Волосы были её собраны в замысловатую причёску и не были покрыты ни чепцом, ни каким иным убором, кроме серебряной диадемы изящной работы и с хорошим изумрудом. А ещё она украсила себя длинными сережками с тем же камнем и перстнями, которых генерал до сих пор у неё не видал. Вид принцессы одновременно выражал и величие истиной, кровной аристократки, и соблазнительную привлекательность зрелой красавицы. Да, что уж говорить, принцесса могла, могла преподнести себя как женщину. Волков первые мгновения, как вошёл в столовую, так рассматривал её, что Её Высочество стала даже едва заметно улыбаться. Она явно была довольна произведённым ею на него впечатлением.

Они уселись, и лакеи стали наливать им вино и раскладывать еду. И как их тарелки и бокалы были полны, принцесса отправила слуг, оставив при столовой только свою новую служанку Магдалину. Кажется, Её Высочество всё больше ей доверяла.

- Та ткань, что вы мне преподнесли, прекрасна, – сразу начала она, едва взяв бокал в руки. – Велю сшить себе платье, как раз будет что надеть в летнюю жару.

Теперь она слова произносила спокойно, и ничего в ней не говорило о том, что она ещё несколько часов назад была на него зла и готова была рыдать.

- Едва увидав тот шёлк, я понял, что он вам будет к лицу, - отвечал ей Волков, тоже беря в руки бокал с вином. И тут он добавил: – Пью за то, чтобы увидеть вас в том платье.

Она только согласилась с этим тостом, но ничего не прибавила к нему, просто подняла бокал за его пожелание и сделала несколько глотков. И потом, как-то сразу и вдруг, заговорила об ином:

- Завтрашний отъезд ваш предрешён.

- К сожалению… - начал было он, но принцесса прервала его жестом.

- Ничего не объясняйте, - спокойно заговорила она, - я знаю, что вы поступаете правильно. Всякий муж первейшим делом своим должен полагать защиту своей фамилии, то долг его, и вы поступаете правильно, как истинный рыцарь; поступи вы иначе, я о вас стала бы думать дурно. Уверена, вы покараете разбойников, что дерзнули на подлое дело против вашей сестры и племянника. Так же, как покарали приспешников Тельвисов. А потом, к Рождеству… - тут она сделала паузу и выразительно договорила: – Может быть, вы вернётесь сюда со свитой моего жениха.

«Ну да, конечно… - вот тут Волков засомневался в разумности такого шага. – Особенно жениху это понравится. Да, он юн и богобоязнен, пусть так, но кому же понравится терпеть при себе того, с кем жена твоя делит ложе? Или пусть даже делила в прошлом. А в том, что добронамеренные людишки ему о том расскажут, уж и сомневаться не нужно. В замке уж точно знают, что принцесса нынче ночью была у меня в покоях. Но юный жених – это ещё полдела. Как на подобное взглянет сам курфюрст?», – здесь генерал невольно вздохнул. Он знал, что барон фон Виттернауф имеет в Винцлау своих шпионов, и о том, что Волков заглядывает под юбки принцессы, курфюрст либо уже знает, либо скоро узнает. Но маркграфиня, даже не заметив его вздоха, продолжала:

- Я только что писала курфюрсту и просила его снова прислать вас, так как при вас я чувствую себя спокойно. А ещё… Я знаю, что в делах политических вы человек опытный, и мне тот ваш опыт будет надобен в будущем.

«Уже написала курфюрсту? – тут Волков снова вздохнул. – При мне она чувствует себя спокойно? Господь милосердный! Вот шальная. Впрочем, чего ей не писать, ей-то не угрожает немилость герцога. Её рука – трофей, за который готовы бороться многие великие в этом мире. И герцог при встрече оближет ей эту руку до локтя, лишь бы ею смог завладеть его племянник. А мне, чтобы больше не покушался на «пирог» принцессы, при хорошем раскладе могут просто запретить сюда возвращаться. Это если марьяж удастся, и герцог будет в добром расположении духа. А вот родственники женишка принцессы могут и осерчать и поднести мне прямо на свадебном балу бокал с вином, сдобренным медленным ядом, от которого я скончаюсь через месяц после бала».

Да, дальнейшая «дружба» с принцессой, даже простая её похвала или просьба прислать его к ней для службы в будущем, были делом очень опасным. Это генералу было очевидно.

Тем не менее сказал он совсем иное:

- Как только улажу свои дела, так буду готов ехать к вам.

- А сможете приехать до Рождества? – сразу ухватилась за эту мысль принцесса. – Или только с женихом приедете?

- Не уверен; трудно сказать, сидя здесь, в Швацце, за столом прекрасной принцессы, как пойдут дела в Малене, - ответил он и сразу попытался придумать что-нибудь. – Но если вы пожелаете, я поищу надёжных людей, чтобы смогли вам послужить с честью.

Кажется, это его предложение не произвело впечатления; она оторвала кусочек жареного гуся, откусила от него, и лишь потом произнесла:

- Ну, если то будут люди, вами рекомендованные, – и, снова откусив кусочек гуся и прожевав его, добавила: - Хорошо, присылайте, коли сами не сможете приехать. Деньги для них у меня будут.

- Будут? – уточняет генерал. – Теперь-то мы точно найдём вам верных людей, пока не пожалует ваш суженый.

- Будут, будут, - обещает она, - я сегодня сыскала то письмо, что прислал мне мой управляющий из Эдена, в нём доклад о моих доходах; так и есть, я могу себе позволить верных людей и готова платить им двадцать тысяч талеров в год.

Да, согласилась принять людей. Но барону всё равно казалось, что маркграфиня не рада такому решению. И посему он решил не торопиться с этим делом. Может, ещё и не понадобится ей никто, ведь до Рождества, до свадьбы, меньше полугода, может, ещё всё разрешится и без его участия. К тому же Бог его знает, как на всё это его самоуправство посмотрит курфюрст.

Глава 19

Так они до конца ужина и говорили про дела её. И в этот раз она