Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

разделять сотня миль. Его разбитое лицо почти зажило, но Харт сильно похудел, щеки осунулись, а вокруг глаз появились темные мешки. Я наблюдаю, как его уносит прочь, точно пепел от сигареты. Я пытаюсь вернуть его, но, как только я упоминаю Элору, Харт закрывается и отталкивает меня.

– Не надо, – просит он, словно ему нестерпимо слышать ее имя. – Элоры больше нет. Какое это имеет значение?

Ева тоже отдалилась, порой я застаю ее за тем, что она следит за мной из окна спальни, но видимся мы редко. Наконец она приходит ко мне 4 июля, на День независимости, чтобы посидеть со мной на ступеньках парадного крыльца магазина и понаблюдать, как люди запускают фейерверки с речной пристани. Мы едим мороженое в вафельных брикетах, и Ева позволяет мне заплести во французскую косу ее волосы.

– В последнее время ты видела Харта? – спрашивает она, и я качаю головой.

– Нет.

Она смотрит на меня так, словно я лгу.

– Вы с ним вместе, не так ли?

Я слышу боль в ее голосе и задаюсь вопросом, как много Ева видела из того, что происходило между мной и Хартом в ту ночь, несколько недель назад, в день моего рождения.

– Нет, – уверяю я. – Мы с ним не вместе. Между нами ничего нет и не было.

Я не говорю ей всей правды, о том, что Харт сейчас в раздрае, чтобы быть с кем-то.

– Да это и не важно, – замечает она, и наступает тишина, если не считать взрывов ракет и фейерверков. Я хочу спросить Еву о той ночи, когда произошла драка. Что случилось с ней там, на пристани? Принадлежал ли Элоре тот голос, что она слышала? Но я не успеваю это сделать, потому что Ева извиняется и уходит. После этого я вижу ее только, когда она вешает новые колокольчики.

Кейс до сих пор злится, и я его не виню. Мы с ним редко пересекаемся, однако когда это происходит, он зло косится на меня. Его лицо зажило, но Харт оставил его без зуба и со шрамом над бровью, и я представляю, что всякий раз, смотрясь в зеркало, он вспоминает, что мы считали его убийцей.

Даже Ринн меня избегает, иногда я успеваю заметить, как она скрывается за углом или за деревом. Ее выдают длинные рыжие волосы, по ним я узнаю, что она неподалеку. Но Ринн не приближается. И я не понимаю, кого она боится больше – ругару или меня.

Конечно, мы порой собираемся около костра перед домом Серы и Сандра или пьем по очереди пиво на поляне за домом Мэки. Но с нами нет Элоры, нас избегает Кейс, Харт игнорирует, а Ева просто не приходит, поэтому тусовки проходят как-то странно. Мы стараемся вести себя так, будто ничего не случилось. Смеемся, слушаем музыку, рассказываем истории. Сера, если достаточно выпьет, целуется с Мэки. Или мы на чьем-нибудь диване смотрим старый фильм. Но всякий раз, когда мы вместе, я пересчитываю нас по головам. Просто, чтобы убедиться, что больше никто не пропал.

В течение дня я занята тем, что помогаю в «Мистической Розе». Расскладываю эфирные масла и стираю пыль с лечебных камней. Расставляю в алфавитном порядке книги, изучаю руководство по хиромантии и позволяю Сандру сделать мою звездную карту.

По совету Серы жгу шалфей, сплю, положив под подушку кусок горного хрусталя. Лапочка утверждает, что это прояснит мое сознание. Я даже посмотрела один из тех новых дисков с упражнениями йоги, однако ничего не помогает, поэтому я начинаю бегать.

Пару раз в неделю я прошу Мэки брать меня с собой в Кинтер, на школьный стадион, и я бегаю, пока ноги не подкашиваются. Пока мозги не выключаются. Пока Мэки не положит руку мне на плечо и не скажет, что пора домой.

Но как бы быстро я ни двигалась, я не могу нагнать Элору.

Или свою мать.

Когда Лапочка отсутствует, я останавливаюсь в кухне и рассматриваю фото на стене. Стараюсь представить, какой силой могла обладать эта молодая женщина с одной заколкой в виде колибри. Я закрываю глаза и тянусь к ней, но никогда моя мать не казалась мне такой далекой.

К середине июля я уже распрощалась с мыслью, что когда-нибудь закончу чтение «Бури», но меня не покидает надежда, что каким-то образом я выясню, что случилось с Элорой.

Температура установилась высокая. Байу, однако, обожает жару. Розы Лапочки чахнут, а вот диким растениям благодать. Болотные камыши и тростник руссо густо разрослись по краям дощатого настила. Кто-то подрезает их, когда они грозят все заполонить, но они вырастают заново. Еще выше и гуще. Лианы поднимаются из перегноя и обвиваются вокруг свай, впиваясь в доски, покрытые белой краской, которая пузырится и облезает на безжалостном солнце. Плесень и гниль прокрадываются по краям. И запах разложения стоит невыносимый. К середине дня воздух становится таким плотным, словно дышишь через мокрую вату. Самую жару мы пережидаем дома, но даже включенный на полную мощность кондиционер не справляется. Это делает людей медлительными и раздражительными. И я ловлю себя на том, что каждый день смотрю на часы, считая время, оставшееся до захода солнца, когда смогу сбежать, чтобы присоединиться к Зейлу там, у протоки Лайл. Когда я с ним, то мне дышится намного легче.

Мы встречаемся почти каждый вечер, когда начинают петь лягушки и меняется цвет неба. Сидим на ржавом прицепе и болтаем, пока не становится слишком темно, чтобы видеть друг друга.

В основном мы говорим об Элоре. Я рассказываю Зейлу, как мы видели одинаковые сны. Отправлялись спать, свернувшись вместе под одеялом Лапочки, а затем обе просыпались в один и тот же момент, увидев идентичный сон.

Зейл признается, что никто не выслушивал его так, как это делала Элора, без осуждения и ожиданий. Он начал ощущать себя призраком, но то, как Элора его слушала, заставило Зейла вновь почувствовать себя реальным.

Так приятно просто иметь возможность вслух произносить имя Элоры, это словно продляет ее жизнь, хотя бы ненадолго.

– А если я не выясню правду? – однажды спрашиваю я Зейла. – Элора была для меня всем. Как мне тогда продолжать жить обычной жизнью, будто ничего не случилось?

Теперь, когда прошло уже больше половины лета, кажутся немыслимыми заботы о каких-нибудь походах в торговый центр, или планы о поступлении в колледж, или даже о беге на стометровку.

Зейл берет мою руку, и электричество искрит между нашими пальцами. Он трижды поворачивает кольцо Элоры, как это обычно делала я.

– Ты