Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь - Эдвард Бульвер-Литтон

Достопочтенный Джордж Бельвуар высок, склонен к полноте и будет солидно выглядеть на трибуне. О воспитании его заботились так, как обычно заботится английский пэр, когда сын его должен сделаться представителем благородного имени и нести всю ту ответственность, которая налагается высоким положением в обществе. Если старшие сыновья нередко играют в свете менее важную роль, чем их младшие братья, это отнюдь не потому, что их воспитанию и образованию было уделено меньше внимания, – просто в них не заложена потребность деятельности. Джордж Бельвуар был весьма начитан, особенно много занимался он той литературой, которая полезна будущему законодателю – книгами по истории, статистике, политической экономии, насколько эта скучная наука совместима с землевладельческими интересами. У него были твердые принципы, непоколебимое чувство дисциплины и долга, и в политике он заранее приготовился неуклонно поддерживать все то, что предложит его партия, и отвергать как ошибочное все, предлагаемое другой. Теперь он несколько громко и шумно высказывал свои мнения, как это обычно бывает у молодых людей, только что окончивших университет.

Трэверс в тайне желал, чтобы Джордж Бельвуар сделался его зятем, и не столько потому, что тот был знатен и богат – хотя подобные преимущества не мог отвергать такой практичный человек, как Леопольд Трэверс, – сколько потому, что ценил его личные качества. Они говорили о том, что из Джорджа выйдет превосходный муж.

Перед верандой, в тени благоухающих растений, сидели на железных скамейках миссис Кэмпион и три дамы, жены соседних сквайров. Сесилия стояла несколько поодаль, наклонившись к скотч-терьеру, которого учила стоять на задних лапках.

Но вот начинают собираться гости. Как внезапно это зеленое пространство, десять минут назад такое уединенное, стало оживленным и многолюдным! – Да, парк ожил: фургоны, повозки, шарабаны, фермерские одноколки медленно тянулись по извилистой дороге. Со всех сторон к дому направлялись пешеходы. Коровы на разгороженном лугу переставали щипать траву и таращили глаза на непривычных посетителей. Но любовь хозяина к порядку внушала уважение и его грубоватым гостям. Ни один мальчишка не пытался перелезть через ограду или протиснуться между ее прутьями; все проходили в узкие турникеты, открывавшие доступ с одной части луга на другую.

– Я вижу желтую тележку старого фермера Стина, – обратился Трэверс к Джорджу Бельвуару. – Говорите с ним осторожнее, Джордж! Это большой чудак, и если вы погладите его против шерсти, он вам это припомнит. Старик мстителен, как попугай. Но как раз он-то и может помочь вам на выборах, пользуясь среди арендаторов исключительным влиянием.

– Я полагаю, – сказал Джордж, – что если, как вы говорите, мистер Стин больше всех может помочь мне на выборах, он должен быть хорошим оратором?

– Хорошим оратором?.. Пожалуй, в известном смысле. Он никогда не скажет лишнего слова. В последний раз, когда он поддерживал кандидатуру вашего предшественника, то произнес речь примерно в таком духе: «Братья избиратели, двадцать лет я был судьей на наших выставках скота. Я умею отличать одну скотину от другой. Смотря на образцы, находящиеся перед нами сегодня, я нахожу, что они не так хороши, как те, которые я видел в других местах. Но если вы выберете сэра Джона Хогга, вы получите отличного борова»[97].

– Во всяком случае, – сказал Джордж, рассмеявшись при этом образчике безыскусственного красноречия, – мистер Стин не льстит кандидату, которого берется поддерживать. Но почему же он имеет такой вес среди фермеров? Разве он такой уж первоклассный сельский хозяин?

– Как эконом – да, но по широте кругозора – нет! Он говорит, что все дорогие сельскохозяйственные опыты следует предоставить фермерам-джентльменам. Стин имеет вес среди арендаторов, во-первых, потому, что резко критикует их лендлордов[98], во-вторых, потому, что держит себя очень независимо, и, в-третьих, потому, что считается знатоком вопросов, касающихся земельных интересов. Его не раз призывали высказать свое мнение об этих предметах в комитете обеих палат. Вот он идет. Помните, когда вам придется говорить с ним наедине, вы должны: во-первых, сознаться в своем полном невежестве по части фермерского хозяйства – ничто так не бесит его, как самонадеянность фермера-джентльмена, такого, например, как я; во-вторых, спросите его мнение об издании «Земледельческой статистики» и скромно намекните, что, на ваш взгляд, всякое назойливое вмешательство в частные дела противно британской конституции. А на все, что он будет говорить о недостатках лендлордов вообще, а вашего отца в особенности, не отвечайте и только слушайте с меланхолическим видом… Как ваше здоровье, мистер Стин, как поживает ваша хозяюшка, почему вы не привезли ее с собой?

– Она опять собирается рожать, сквайр. А кто этот молодчик?

– Позвольте представить вам мистера Бельвуара.

Мистер Бельвуар протягивает руку.

– Нет, сэр! – яростно восклицает Стин, пряча за спину обе руки. – Не обижайтесь, юный джентльмен. Но я не даю руки с первого взгляда человеку, который добивается моего голоса на выборах. Я не знаю о вас ничего дурного. Но если вы друг фермеров, то кролики – плохие им приятели, а милорд ваш отец – большой любитель кроликов.

– Вот уж в этом вы ошибаетесь! – пылко возражает Джордж.

Трэверс толкает его, словно говоря: «Попридержите язык». Джордж понимает намек и кротко позволяет мистеру Стину увести себя в уединенное место.

Гости теперь прибывали густой толпой. Тут были не только арендаторы Трэверса, но также фермеры с семьями, жившие в десяти милях от поместья, а также и кое-кто из окрестных джентри и представителей духовенства.

Работники не были приглашены на этот ужин. Трэверс питал особое отвращение к обычаю выставлять напоказ батраков во время еды, будто это животные. Когда он угощал рабочих, то заботился, чтобы они чувствовали себя непринужденно и свободно, а такие люди всегда чувствуют себя свободнее, если их приглашают не для того, чтобы глазеть на них.

– Ну, Летбридж, – сказал Трэверс, – где же молодой гладиатор, которого вы обещали привезти?

– Я привез его. Он был тут с минуту назад, но вдруг улизнул от меня: abiit, evasit, erupit[99][100]. Я как раз искал его повсюду, когда вы подошли ко мне.

– Надеюсь, – он не увидел среди моих гостей кого-нибудь, с кем хочет подраться.

– Надеюсь, что нет, – неуверенно ответил пастор.

– Он – странный малый, но вам, я думаю, понравится, – конечно, если удастся его найти. А, мистер Сэндерсон, добрый день! Вам не встречался здесь ваш гость?

– Нет еще, сэр, я только что пришел. Моя хозяйка, сквайр, и мои три дочери, а это мой сын!

– Добро пожаловать, – любезно приветствовал их сквайр и, обращаясь к молодому Сэндерсону, прибавил: – Надеюсь, вы любите потанцевать. Выбирайте себе даму, пора открывать бал.

– Благодарю вас, сэр, но я не танцую, – возразил младший Сэндерсон с видом сурового пренебрежения к забаве, которую прогресс разума отбросил со своего пути.

– В таком случае вам почти не о чем будет жалеть, когда вы состаритесь. Однако музыканты заиграли, надо идти к палатке. Джордж, – обратился он к Бельвуару, которому наконец удалось ускользнуть от Стина, – дайте руку Сесилии: мне помнится, вы пригласили ее на первую кадриль.

– Надеюсь, – говорил Джордж Сесилии, пока они шли к палатке, – мистер Стин не обычный тип избирателей, голосами которых я должен заручиться. Не берусь судить, учили его чтить отца и мать или нет, но он, по-видимому, задался целью внушить мне неуважение к моим родителям. Отделав напропалую отца на том основании, что он будто бы предпочитал кроликов людям, Стин напал на мою ни в чем не повинную мать, обвинив ее чуть ли не в ереси, и даже спросил, когда она намерена перейти в католичество, – это все лишь потому, что она перестала брать товары у бакалейщика-протестанта и стала постоянной покупательницей паписта.

– Это хороший знак, мистер Бельвуар. Стин всегда наговорит грубостей перед тем, как оказать услугу. Однажды я попросила его одолжить мне пони, так как мой собственный захромал. Пользуясь этим, он тотчас заявил, что отец мой лжет, воображая себя знатоком по части скота, что он тиран, выжимающий соки из арендаторов, для того чтобы принимать у себя гостей на широкую ногу, и, наконец, дал понять, что большой милостью провидения будет, если мы не доживем до того, что обратимся к нему не за пони, а за пособием из приходских сумм. Я ушла в негодовании. Но пони он прислал. Наверно, он будет голосовать за вас.

– А я, – робко, пытаясь быть галантным, сказал Джордж, в то время как они начинали кадриль, – я подбадриваю себя мыслью, что на моей стороне добрые пожелания мисс Трэверс. Если б дамы могли подавать голос, как это советует Милль[101], то вы…