Явь (СИ) - Ангелина Авдеева-Рыжикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варя пробудет на вкус воздух, и привкуса страха в нем вроде бы нет. Перед ее взором высится двухэтажный дом из красного кирпича. У этого дома интересные полукруглые деревянные окна, непривычные для этих мест. Красная сетчатая калитка, ведущая во двор, открыта.
«Видно, гостей они не боятся».
Варя идет по тропе прямиком к желтому крыльцу, резко бросающемуся в глаза среди густой зелени. Спрятанный дом, с высохшими и уродливыми цветами, напоминает обстановку то ли детского сада, то ли сумасшедшего дома. Варя поднимается по скрипучей лестнице и добирается наконец до двери. Странно, но не только во всем дворе нет ни одного целого цветка, но и на крыльце совершенно пусто, ни единой вещицы. Когда Варя подходит к деревянной двери, кто-то быстро выглядывает из окна. Очень резким движением исчезает из ее поля зрения, так что Варя не успевает определить внешность этого человека. Следующие пару секунд она слышит быстрый топот ног по полу, несмотря даже на то, что находится снаружи.
Дверь отворяется, и на пороге уже стоит потрясающе яркая женщина. Ее габаритные формы перевязаны ярким халатом, заставляющим глаз страдать от изобилия цветов. На голове рыжие волосы, собранные в пучок, выдают ее нерасторопность, настолько он неаккуратный. Но самое примечательное, что Варя замечет в ней — это наполовину серебряные зубы, целых пол рта, пугает и завораживает одновременно.
— Здравствуйте, — аккуратно, почти шепчет Варя, поскольку уже выбилась из сил из-за тяжелой коробки.
— Здравствуйте-здравствуйте! — восторженно и громко отвечает пышная женщина в цветном халате, — проходите, разувайтесь, — выкрикивает она и выхватывает из Вариных рук коробку, затем освобождает путь, приглашая ее войти.
Варя переступает порог. В доме пахнет опилками. Возможно, они держат хомяка или какого-нибудь другого грызуна. Варя стягивает с себя кроссовки еще на пороге и поднимает глаза. Вся веранда заставлена старой деревянной мебелью, скорее всего, опилками пахнет именно от нее. Снаружи дом кажется гораздо больше, чем он есть внутри. В глаза бросается обилие ковров, на стенах и на полах, от чего все звуки становятся ими съедены.
— Ты меня помнишь? Я тетя Люда! Мы приезжали к вам в гости часто, тебе тогда было… года три или пять. Как время летит, ты уже такая взрослая, а мы уже такие старые! — Люда легко держит коробку в одной руке, а вторую любезно протягивает Варе, чтобы та взяла ее под локоть. Коробкой толкает и отворяет синюю деревянную толстую дверь, ведущую из веранды в дом. Они идут по широкому коридору к кухне. Линолеум на полу слегка липнет к ступням. На стенах повсюду свисают фотографии близких родственников семьи. Одним словом музей. Коридор, с учетом выставки семейных фотографий в совершенно разнообразных рамках, слегка искажает пространство. Синие обои затемняют обстановку, но привносят некую интимность. В конце коридор делится на две стороны, с одной кухня, с другой лестница.
— Я, честно говоря, не очень улавливаю нашу степень родства… кхм-кхм. Ну‑у-у, с бабушкой Верой, мне она…
— Боже мой, Таня вообще тебе ничего не рассказывала?! — звонко возмущается Людмила.
— Нет-нет, что вы, конечно рассказывала, я просто все никак разобраться не могу! — постыдно врет Варвара. Бабушка никогда не горела желанием рассказывать ей о своей семье. Честно говоря, она вообще толком ничего не знает об этих людях.
— На самом деле… не мудрено, — Люда вдруг задумывается, но резво продолжает, — баба Вера младшая сестра твоей прабабки, то есть для Тани, она сестра мамы, то есть родная тетя.
— Ого, а сколько лет бабушке?
— Бабе Вере уже девяноста пять, а бабушка Рая… ну она умерла молодой.
— Почему?
— Почему — что?
До Вари медленно доходит ее удивление. Действительно, она абсолютно не знает, о чем идет речь, а знать, вроде как, должна.
— Почему так произошло? Ну, в смысле, несправедливо…
— Ну, да, — Люда снова задумывается, — пути Господни неисповедимы.
— А как бабушку Веру звать по отчеству? Ну чтобы уважительно…
Людмила недовольно куксится, как обиженный ребенок.
— Как же не знать на твоем месте?! Георгиевны они все.
— Все?
— Рая, Галя, Дарья и Вера!
— А-а-а-а, да-да, точно, помню!
Все это время они медленно поднимаются на второй этаж по лестнице. Странно, зачем на второй этаж отправлять девяностопятилетнюю бабушку, ведь в случае чего, она не сможет спуститься. И с каждой наигранной интонацией в разговоре с Людмилой, начинает казаться, что именно упрятать эту бабулю они и хотят. Второй этаж гораздо меньше заставлен мебелью, от чего кажется просторнее, зато количество ковров не убавилось. Скорее всего, без ковров этот дом рухнет. С правой стороны приоткрыта деревянная белая дверь. Из узкой щели сочится тусклый свет.
— Она замечательно себя чувствует, иногда даже бегает! Только ты с ней помягче, память иногда сдает, — шепчет Варе на ухо Люда, словно бедная старушка услышит и накажет ее за эти слова.
Дверь со скрипом отворяется. Ее комната простая и чистая. Кровать, кресло, комод и окно, все светлое, кроме очередного ковра на стене. Надо сказать, что сама комната имеет вытянутую форму, от чего в ней все равно нет места, чтобы развернуться двоим.
Возле окна на кресле сидит женщина, сильно сморщенная, даже скукоженная, но на мумию совсем не похожая. Несмотря на твердо закрытый рот, видно, что зубы у нее на месте. Возможно эти зубы вставные, но все же молодости они придают изрядно. На девяноста пять она не выглядит. Максимум, может быть, на семьдесят. На ней, почти как на вешалке, висит бархатное синее платье, а белые тонкие волосы заплетены в пучок. Кажется, что она прихорашивалась перед приездом дорого гостя, ведь на комоде неаккуратно разбросана старая косметика.
Свет ложится на кожу Веры Горгиевны и словно выравнивает ее своими лучами, старается вернуть былую форму. Старая женщина поворачивается, и ее мутно-голубые глаза остро касаются темных Вариных глаз. Время в эту секунду тянется медленнее обычного, ее зрачки то расширяются, то сужаются, Варя не только успевает это заметить, она ощущает ее взгляд почти как прикосновение. В следующую секунду ее взгляд будто молодеет, играется. Теперь она улыбается, напрягая все свои мышцы лица, а ведь ей
