Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как обычно он уснул сразу, к полудню встал свежим и бодрым, плотно пообедал, оседлал Малыша и отправился в дорогу.
Но он двинулся не домой в Медведевку, а в прямо противоположную сторону.
Его путь лежал в Дикое поле.
Глава девятая
ДИКОЕ ПОЛЕ
Путь был неблизкий, и Медведев торопился, чтобы успеть вернуться до наступления весенней оттепели, когда с рек сойдет лед, и дороги станут непроходимыми.
Во второй половине февраля он был уже за Тулой и вскоре выехал из лесной полосы в степь.
Здесь его подстерегала неожиданность.
Эти места были ему довольно хорошо знакомы: в юности во главе отряда молодых сорванцов он обследовал всю округу в поисках банды диких татарских грабителей, которые убили его отца…
Однако в то время засечная полоса проходила гораздо южнее, и Василий подивился тому, что за пять лет его отсутствия в этих местах многое изменилось.
Теперь засеку протянули гораздо ближе к Оке, и Медведев, выезжая в степь с некоторым трудом отыскал проезд в глухом нагромождении поваленных деревьев, повернутых остро заточенными стволами в сторону степи в три ряда.
Чтобы пересечь такую засеку коннице требуется полдня работы на расчистку прохода в завале, а тем временем противник уже тут как тут, и ты в ловушке!
Однако Медведев с детства знал всякие тайные знаки, указывающие своим: где и в каком месте можно быстро и легко пересечь засеку.
Знакомыми степными тропами, как и пять лет назад утоптанными лошадьми в начинающем рыхлеть снегу — за Доном сразу стало теплее — Медведев пробирался к местам, где прошло его детство, невольно воспоминания о покойных родителях, и о том маленьком селении, где он пришел в этот мир.
Но это вовсе не означало, что Василий утратил хоть каплю осторожности, поскольку уж кто-кто, а он-то знал наверняка на собственном многолетнем опыте, насколько смертельно опасной может стать для путника минутная невнимательность в этих местах.
Василий надеялся, что Микис не покинул той маленькой крепостишки, в которой впервые появился более пятнадцати лет назад.
Впереди показалась небольшая рощица, растущая вдоль берега какой-то мелкой речушки.
Многолетний опыт мгновенно подсказал Медведеву, что это опасное место, потому что, если в открытой степи противника можно увидеть издалека, то здесь есть, где спрятаться.
Василий напряг все свое внимание и неспроста, однако Малыш оказался еще проницательнее хозяина. Он повел ноздрями и несколько раз фыркнул. Медведев хорошо знал, что это означает. Впереди находились кони и люди.
Не сбавляя шага и не меняя направления, Медведев напряг слух, зрение, и вскоре ему все стало ясно.
Въехав в рощу, он остановился на опушке и громко сказал:
— Выходите, ребята! Вас семеро: двое в ложбинке за кривой березой, двое слева от меня в зарослях, и трое впереди. Если вы здесь не новички, вам должно быть знакомо мое имя. Меня зовут Василий Медведев, я здесь родился и вырос, и если вы слышали это имя, то прекрасно знаете, что семь человек для меня — это мало. Я с дюжиной справляюсь.
После секундной паузы слева, справа и впереди возникло какое-то неуловимое движение, и семеро всадников появились, будто из-под земли. Средний из тех трех, что были перед Медведевым, молодой, высокий и крепкий насмешливо, но осторожно сказал:
— Медведев говоришь? Ну, допустим, слыхали мы про такого, да только давно нету его тут. Ты ли это?
— Это я, — сказал Медведев, — а кто сомневается — может проверить. Но не советую. Я приехал навестить моего старого доброго друга и учителя грека Микиса. Знаете где он?
— Допустим. Что дальше?
— Дальше? Вы меня сейчас проводите к нему. А тебе, Истомка Никитин, стыдно не узнавать меня. Впрочем, — Медведев прикинул в уме, — ну да, тебе было лет десять, когда я покинул эти места, и тогда я был моложе, чем ты сейчас.
— Это он! — восторженно крикнул Истомка, подбросив вверх шапку.
Уже через минуту донские ребята сгрудились вокруг Медведева, приветствуя его, обнимая, пожимая руки, хлопая по спине — желая, так или иначе, прикоснутся к легендарному герою этих мест, о котором до сих пор мальчишки с восторгом рассказывали разные байки.
У Медведева была очень цепкая, острая память, и он сразу узнал в молодом предводителе отряда, сына коменданта соседней крепости, куда они с отцом не раз ездили в гости.
Через несколько часов Медведев в сопровождении почетного караула торжественно въехал в родное поселение.
За минувшие годы оно значительно разрослось, но в центре все было по-прежнему, и Медведев направился, было, к знакомому, хотя и сильно постаревшему дому грека Микиса, но Истомка остановил его.
— Нету его там. Раньше полуночи не явится. У нас тут в соседней деревне корчма открылась — так Микис там частенько до ночи пропадает. Ну, ты же знаешь, какой у него нрав. И силищи не поубавилось, вот он и заставил корчмаря специально для него вино из Греции привозить. А тому — куда деваться — заказывает купцам, те и привозят бочку — две, а Микис пока всего не выпьет, не успокоится. Потом протрезвеет и с месячишко держится, пока, значит, новую бочку с этим самым греческим вином в корчму не привезут. А я покорно прошу тебя к нам в гости, мы теперь, после того как нашу крепость сожгли во время нашествия Ахмата, сюда переселились и вон там, на окраине, новый дом построили. Батюшка мой, которого ты знал, скончался пять лет назад, — Истомка перекрестился. — Царство ему небесное, но матушка жива и, верно, хорошо тебя помнит.
— Ну что ж спасибо. Я с благодарностью приму твое приглашение. А все же прикажи одному из своих людей сгонять в ту корчму. Пусть передаст Микису, что я приехал навестить его.
— Ты слыхал, Петруха, — обратился Истомка к одному из своих людей, — вот и давай, двигай! — И повернулся к Медведеву: — Только думаю я, напрасно это. Его к полуночи в санях привезут, спать уложат, а утром он снова туда отправится. Бочка-то еще не кончилась.
— Посмотрим, — коротко сказал Медведев и направился вслед за гостеприимным хозяином.
… Мать Истомки Никитина действительно хорошо помнила Василия. Встретили его тепло и радушно. Стол накрыли, ужином угостили, а когда беседа, пересыпанная воспоминаниями о прошлом, была в самом разгаре, дверь вдруг широко распахнулась, и в горницу ввалился поседевший, растолстевший, весь обросший грек Микис, мутным взором окинул комнату и остановил свой взгляд на Медведеве.
— Пресвятая Богородица! Это ты!
Медведев поднялся. Грек Микис стиснул его в объятиях, и его горячие слезы обожгли Медведеву лицо и шею.