Четвертый хранитель - Роберт Святополк-Мирский

Великий князь Иван Васильевич, горячо любивший свою юную супругу, был беспощаден.

Всех ворожей, которые пропитывали пояс, схватили и утопили в Москве-реке, такая же судьба ждала и Наталью, но она божилась, что ничего не знала, а дьяк Полуехтов бухнулся князю в ноги и великий князь, смилостивившись, отправил ее лишь в изгнание.

Беда обрушилась также и на несчастного грека Микиса, поскольку он, как начальник охраны, был в ответе за ее жизнь.

Великий князь немедленно припомнил, как охранник когда-то не пустил его к супруге, и повелел немедленно схватить Микиса и отрубить ему голову.

Но Микис был силен и ловок — целую дюжину великокняжеских воинов, посланных схватить его, он ухитрился расшвырять, вскочил на коня и в том, в чем стоял, умчался из Москвы с такой скоростью, что пущенная вслед погоня не смогла его догнать.

До меня дошли смутные вести, что он скрылся где-то в Диком поле и жив до сих пор.

Конечно! Это он! Это мой Микис! Теперь я понимаю, почему даря мне на прощание бутыль с тем греческим вином, которым я впоследствии растирал Малыша, он говорил, что это самое изысканное вино и великий князь специально за ним посылает купцов в Грецию. Теперь я понимаю — он знал кое-что об этом, прожив всю предыдущую жизнь при великокняжеских дворах, и я верю также, без тени сомнения в то, что он один мог справиться с дюжиной, потому что именно он научил этому искусству и меня…

Одно несчастье влечет за собой другое и, не выдержав всех потрясений и смерти любимого мужа, вскоре умерла и жена Филимона.

К этому времени мой внук Антипстал воеводой великокняжеского войска, отлично проявил себя в нескольких сражениях, но тверичан в Москве никогда не любили, и он это на себе ощущал.

Во время Шелонской битвы в 1471 году Антип проявил чудеса героизма, что привело в восхищение все войско, но полковые воеводы — бояре как будто этого не замечали.

Тем временем супруга Антипа Вера с двухлетней дочерью Варварой скромно жила в Москве, ожидая возвращения мужа с полей битв, и вдруг на нее обрушилась беда.

Оказалось, что расследование по делу отравления великой княгини все еще продолжается, и спустя четыре года, вдруг кто-то донес, что Вера была в числе тех ворожей, которые пропитывали отравой пояс великой княгини.

По этому ложному доносу каких-то московских недоброжелателей Вера была схвачена и брошена в темницу. В момент ареста она успела шепнуть верному слуге, чтобы он скакал к Антипу в войско и сообщил ему об этом, а двухлетняя Варвара осталась на попечение кормилицы.

Узнав от гонца о том, что случилось, Антип немедленно оставил войско и помчался спасать жену. Но он опоздал. Ни в чем не повинная Вера, не выдержав пыток, умерла в темнице.

Тогда Антип, вне себя от горя, гнева и ярости отправился в Кремль, и добился приема у великого князя.

Он обвинил в своем несчастье государя, выхватил свой меч и швырнул ему под ноги, заявив, что никогда больше не будет ему служить.

Но не успел Антип выйти за ворота Кремля, как был схвачен и через несколько дней, в центре Москвы, на лобном месте, палач отрубил ему руку, которая, по мнению великого князя, осквернила героическое русское оружие, бросив его наземь. Но самым страшным было другое — великий князь распорядился, ввиду смерти матери и позонного поведения отца, лишившего себя чести воеводы, его дочь малютку Варвару отдать в самый отдаленный женский монастырь пожизненно!

Едва оправившись от страшной раны, Антип тайно поздней ночью выкрал из дома свою собственную дочь, перед самой отправкой ее на пожизненное заключение в монастыре и исчез вместе с ней навсегда.

Доходили до меня позже слухи, будто бродит где-то по лесам грозная шайка разбойников, которой правит однорукий предводитель и всегда рядом с ним его маленькая дочь, но я не верю в то, что это может быть Антип — он всегда был таким добрым и хорошим мальчиком.

Таким образом, я ничего не знаю о той великой тайне, третьим хранителем которой стал Филимон, столь внезапно скончавшийся.

Успел ли он передать эту тайну кому-нибудь?

Сомневаюсь.

Впрочем, — нет, не сомневаюсь, — уверен что не успел. Не было в его окружении никого достойного, иначе я бы об этом узнал.

Однако уверен, что мой сын — человек крайне предусмотрительный — наверняка каким-то образом сохранил сокровища и наверняка записал, где они спрятаны.

Да, я забыл сказать тебе, Медведев о самом главном!

После того как я нарек Филимона Третьим хранителем и, спустя некоторое время, когда он перебрался жить в Москву, мы сообща решили, что лучше будет, если сокровище окажется под его непосредственным наблюдением.

Будущее показало, что это решение было совершенно правильным.

Кто знает, быть может, этим бандитам и удалось бы вытянуть из меня эту тайну, когда они применяли все свои колдовские штучки, во время которых человек сам не знает, кто он и не помнит что говорит.

Но они зря старались — если бы я даже и хотел, — я не мог бы им ничего сказать, потому что я сам как тогда не знал, так и ныне не знаю, где оно находится!

И вот сейчас, стоя на пороге вечности и назначая тебя Четвертым хранителем великой тайны, я поручаю тебе отыскать и сохранить сокровище, а также в случае необходимости передать тайну его хранения следующему так, чтобы в тот момент, когда возникнет в нем потребность, и Господь даст об этом знать, было оно использовано по назначению.

Могу тебе лишь подсказать, что в настоящую минуту, возможно, живут еще на свете два человека, которые могут об этом что-либо знать.

Это грек Микис и мой внук Антип.

Остерегайся также людей с фамилией Селиванов — в этом роду что-то знают о сокровище и тоже ищут его.

Моя же душа, где бы ни находилась, будет молить Господа о том, чтобы он хранил и оберегал тебя.

Прощай, Медведев, и да благословит тебя Господь!

…Свеча погасла. За окном брезжил рассвет. Медведев вспомнил слова Ионы, когда тот сообщил ему свою последнюю волю, подумал немного, затем аккуратно и плотно уложил все рукописи и письмо Ионы в новый ларец, а с пустым старым спустился вниз.

На кухне постоялого двора жарко топилась русская печь, и поварята готовили завтрак — наступало утро. Они ничего не имели против того, чтобы Медведев добавил немного жару в их печь.

Василий сел на маленькую скамеечку, и бросил ларец в яркое пламя. Он дождался, пока от него не осталось ничего, кроме горстки раскаленного пепла.

Потом поднялся в свою комнату, четки с ключиком спрятал в наконечнике меча, ларец с бумагами уложил в седельную сумку и лег спать, воспользовавшись вместо подушки сумкой с ларцом.