Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

— Ты поспать решила?

Я действительно закрыла глаза. Узкие ирландские дороги, где только миллиметровщики могли разъехаться с тракторами, не располагали к приятным сновидениям, а ранний подъем давал о себе знать, потому я поспешила осмотреть оборонительную крепость — на этот раз деревянную, очень напоминающую русские кремли. Здесь мы и встретили первых посетителей. Вернее первыми назвать их можно было с натяжкой — они пришли сюда со спальниками и едой в мини-холодильниках. Целой семьей. Видно, решили показать детям настоящую жизнь предков. Их присутствие, возможно, спасло меня от прочих нравоучений.

Лиззи шла молча и даже не заметила, что я отошла к стоящим кругом высоким камням — ирландцы в шутку называют их ведьминскими кругами, хотя это древние капища, ведь до прихода англичан ведьм в Ирландии не было, а потом ими стали все женщины католической веры, если мне память не изменяет. Я встала между каменными глыбами и затаила дыхание — пусть это всего лишь реплика, но сделана она из все тех же древних камней, и главное поверить в их силу, принять в себе энергию и выдержать свалившийся мне на голову негатив.

— Ты действительно что-то чувствуешь? — спросила Лиззи, когда я ее догнала.

Она все же остановилась на тропинке, хотя моя медитация не заняла больше минуты.

— Голод. Я чувствую голод, — не соврала я, вспоминая скупой спешный завтрак.

— Здесь есть не будем. Я хочу успеть показать тебе сельскохозяйственный музей. Там и поедим.

— Сено? — попыталась сострить я, но явно неудачно.

— Было бы неплохо.

Музей располагался в старом сером замке в Вексфорде по соседству с департаментом по сельскому хозяйству, и мне подумалось, что русские аграрии избрали бы замок резиденцией для себя любимых, а музею отдали бы современный ангар. А то и правда — самое место для плугов, тракторов, косилок и прочей техники, которая занимала весь первый этаж. Так что музей легко было поделить на этаж для мальчиков и этаж для девочек, потому что внизу меня привлек только фургон для местных хиппи — цыганская кибитка с ажурными кружевами на двери, а в ней кровать и печурка.

— Они до сих пор по дорогам ездят, — буркнула Лиззи. — Я еще раздумывала, снять кибитку или «Вольво», — почти пошутила она, а потом рассказала, как в свой студенческий визит их с подружкой подобрал такой вот фургон, когда они напрасно два часа прождали автобус. Хозяев было трое: муж с женой и двухлетний ребенок. Глава семьи подрабатывал тем, что занимался мелким ремонтом в деревушках, которые они проезжали. После этой информации я все ждала фразу о Шоне, но в этот раз Лиззи решила оставить мистера Мура в покое, хотя я с трудом представляла его правящим лошадьми.

Наконец первый этаж закончился, и из него я вынесла лишь две вещи: почему дороги такие узкие — прокладывали их в поле трактором с прикрепленным спереди бревном, и то, что я могу спокойно выжить на одной картошке, если буду есть ее по пять килограмм в день. Собственно мужчине нужно всего на полтора килограмма больше. Именно так ирландцы и питались после того, как овощ из Нового света прижился на их каменной земле. Ее только и выращивали — витаминов в картошке, оказывается, достаточно, чтобы человеку нормально развиваться, и хранится она хорошо. Потому бедолаги и перемерли с голоду, когда их картошка начала гнить в земле с осени тысяча восемьсот сорок пятого года. Ну, англичане, им, конечно, немного помогли в этом — не оказывали никакой помощи, да еще и все зерно вывезли с острова для производства виски. Только сердобольные дамы первый год собирали пожертвования, но когда неурожай пошел за неурожаем, и женам лордов надоело спасать того, кого уже не спасти.

Кажется, ради зала, посвященного голодомору, и был организован весь музей, чтобы наглядно объяснить туристам причину своей ненависти к англичанам и заодно любви к американцам, которые в обход британских запретов присылали на остров корабли с продовольствием и забирали всех желающих в Америку, а англичане между тем забирали у ирландцев последнюю землю в обмен на медную миску с похлебкой и место в работном доме. Только местные ирландские князьки, у которых еще остались замки, раскрывали для крестьян двери своих житниц и кормили тех, кого могли прокормить.

Меня бы тоже не мешало покормить, но в буфет можно было попасть только обойдя весь музей — тут ирландцы тоже хорошо все продумали. Не то, что Петр Великий с водкой на входе в Кунсткамеру. Надо было наливать на выходе, Минхерц!

Второй этаж мог подарить наслаждение все же только специфическим девочкам — дойные аппараты и приспособления для взбивания масла меня не заинтересовали, а на деревянную резную мебель из цельного дуба я насмотрелась в коттедже Мойры — там не хватало лишь люлек, и я крепко задумалась про детей Мойры — что за тайну скрывает старуха, и состоится ли откровенный разговор при вручении картины? И мне тут же захотелось обратно на озеро, к мольберту, в обход Бреннона О’Диа с его проклятой ярмаркой. Однако стенд с техникой прошлых веков заставил меня позабыть про голод: я обнаружила за стеклом бабушкин полотер, миксер, которым мама пользовалась до сих пор, и кипятильник с советской вилкой. Точно! Такого разъема в Ирландии и Европе не могло быть! Только сообщать об этом Лиззи не стала, особенно о том, что у нас дома музейные экспонаты до сих пор прекрасно функционируют. Сегодняшние комментарии мисс Брукнэлл могли оказаться не шибко приятными.

Наконец мы спустились вниз, где звенели столовыми приборами, и я с радостью приняла от буфетчицы — да, розовощекая тетка была в кружевном колпачке, как в советских фильмах — белую тарелку с овощным супом и куском темного ирландского хлеба, от которого исходил убийственный аромат. Хотя нынче я не отказалась бы и от вареной картошки из старой миски.

— В парке готовят выставку цветов. Посмотрим?

Впервые за сегодня в голосе Лиззи прозвучала заинтересованность. Не допив чай, я побежала на полянку, усеянную высоченными мухоморами, предназначение которых я не могла понять, но здесь, в отличие от музея, хотя бы были люди — они рассматривали скульптуры, а дети даже пытались залезать на них, а совсем малыши — прятаться под шляпками. Столики с цветами выставили вдоль озера, скрытого от нас высоченными кустами лопухов, которые привлекли мое внимание куда больше одиноких астр в бутылках, украшенных много лучше самих цветов — половина из них была обвязана крючком. Лишь один столик заставил Лиззи достать фотоаппарат. На нем стоял поднос с шампанским и бокалами, а на ветке дерева над ним колыхался вязаный зонтик — цветами же был увит стоящий поодаль стул, деревянная спинка которого зацвела, как в сказке.

Только сказке предстояло быстро кончиться. Лиззи заторопилась к машине. Солнце клонилось к закату, а она сняла дом в Вотерфорде, где будет завтрашняя выставка. Мы ехали почти по пустой дороге, и все равно, когда въехали на паром, чтобы пересечь реку, начало смеркаться. Дом, который Лиззи сняла, оказался на окраине — современные двухэтажные домики из красного кирпича жались друг к другу, и единственной отличительной чертой для нас стал убогий деревянный забор, за которым, правда, росли прекрасные цветы, которые куда больше подходили для выставки, чем те, какими украсили парк.

Нас встретил собачий лай, и хозяин едва сумел удержать своего французского бульдожика от лобызаний. Я с трудом скрыла удивление, поняв, что Лиззи сняла лишь комнату. Я посторонилась, пропуская ее вперед и чуть не скинула спиной увешанную куртками вешалку. Их количество заставило мозг бешено заработать в подсчете возможных жильцов. Ужас!

— What’s up? — спросила Лиззи, когда мы почти вернулись к машине, чтобы поехать поужинать.

Я пыталась, как могла, скрыть растерянность, но, видно, не получилось.

— Ты уверена, что мы там одни?

Лиззи посмотрела на меня почти презрительно.

— Там в доме всего две комнаты. Наверху только кухня и столовая. Я смотрела фотографии. Наша комната самая большая, будь в этом уверена.

— Почему ты сняла комнату?