Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов - Анна Сергеевна Акимова

Но художница напрасно опасалась: в своем муже она нашла душевную чуткость и понимание ее творческой работы, он учил ее «не обращать внимания на мелочи жизни, не придавать им большого значения, широко смотреть на вещи. У него никогда не было ко мне зависти, мужской ревности, как к работающей женщине, завоевывающей свое самостоятельное место в жизни»[364]. Именно возможность работать, творить и самореализовываться была важна для художницы, без этого она не представляла себе полноценной жизни. Это стало возможным благодаря как «гендерной революции» рубежа XIX–XX веков, так и, в значительной степени, прогрессивным взглядам и поддержке со стороны мужа.

Воспоминания Остроумовой-Лебедевой — это прежде всего повествование о творческих исканиях автора и о сложностях, которые возникали на этом пути, о коллегах по цеху. Она занималась делом, которое любила, в котором преуспела, не стремясь ни с кем конкурировать, а просто заняв собственную нишу. Художница работала на равных с мужчинами, возродив искусство гравюры в России и положив начало возрождению русской оригинальной ксилографии. Сюжеты ее работ — это преимущественно пейзажи, гораздо реже портреты, среди которых только на одном (исключая автопортреты) изображена женщина — художница Е. С. Кругликова (1925).

В то же время княгиня Мария Клавдиевна Тенишева (урожд. Пятковская, 1858–1928) пишет в своих мемуарах «Впечатления моей жизни. Воспоминания» (1933)[365] о том, что «настоящему таланту-самородку» Анне Голубкиной «не удается получить заказы, так как к женщине-скульптору все еще чувствуется какое-то недоверие, предпочитают обращаться к посредственным скульпторам…», но мужчинам[366]. Вероятно, тут определенную роль сыграла разница видов искусства: скульптура в большей степени, чем живопись, ассоциировалась с мужским творчеством (в том числе поскольку это более тяжелый физический труд). Мемуаристка указывала и на общую несправедливость положения вещей в художественном мире:

…если трудна дорога каждого артиста, то для женщины-артистки она неизмеримо трудней. ‹…› но какая разница в отношениях к мужчине и женщине на одном и том же поприще? ‹…› Чтобы женщине пробить себе дорогу, нужны или совершенно исключительные счастливые условия, или же ряд унижений, компромиссов со своей совестью, своим женским достоинством. Через что только не приходится проходить женщине, избравшей артистическую карьеру, хотя бы одаренной и крупным, выдающимся талантом? Как бы талантлива она ни была, всегда она будет позади посредственного художника, и всегда предпочтут дать заказ третьестепенному художнику, чем женщине с явным и ярким талантом: как-то неловко…[367]

Тенишева в воспоминаниях с горечью рассказывает о своем первом браке (с Р. Н. Николаевым): «Жизнь моя почти сразу вошла в такие тесные рамки, что все надежды, стремления к осмысленному самостоятельному существованию отошли на далекий план»[368]. Но при этом она не сдавалась и пыталась сопротивляться всеми возможными способами. Муж, видя сильный характер и напор жены, противоположный его представлениям о поведении замужней дамы, как мог ограничивал свободу ее перемещений даже по стране. Долгое время она

вела переписку с мужем, прося его выслать ‹…› разрешение на заграничный паспорт. ‹…› Он ответил на все отказом ‹…› вот уже более года он не выдавал мне никакого вида. Не живи я у Киту в Талашкине, я бы непременно угодила куда-нибудь в кутузку с беглыми и беспаспортными…[369]

Взывать к закону было бессмысленно, так как он в те годы был на стороне мужчин. Существовало не так много женщин, которые обладали и талантами, как Тенишева, и волей и поддержкой друзей, чтобы не просто сопротивляться давлению, но и бороться за свои права.

Жизненный опыт самой Тенишевой, несмотря на то что она смогла состояться как коллекционер, меценат, художница по эмали и даже певица-любительница, привел ее к печальному выводу:

…как трудно женщине одной что-нибудь сделать. Ей все ставится в вину, каждый шаг ее перетолковывается в дурную сторону, всякий может ее судить, осудить и безнаказанно оскорбить. А в особенности, если эта женщина решается создавать что-то свое. Как бы ни были благородны ее цели, каковы бы ни были результаты ее деятельности — даже ленивый и тот считает своим долгом бросить в нее камнем…[370]

Но, несмотря на все сложности и проблемы, с которыми ей приходилось сталкиваться, Тенишева не переставала мечтать и добиваться поставленных целей.

Одной из таких целей для нее стало создание школы в имении Талашкино, так как «темнота, массовое пьянство делали крестьян бедными», при этом никто «не идет на помощь этому бедному люду и некому вывести его на свет из непроглядной тьмы»[371]. Поэтому Тенишева с друзьями решили, «что только школа может путем постепенного облагораживания, воспитания и снабжения действительно полезными, нужными им познаниями внести свет в крестьянскую среду»[372]. И это стало практическим воплощением ее взглядов и конкретным вкладом в изменение окружающей социальной реальности, частью того, о чем она мечтала — «посвятить себя всю какому-нибудь благородному человеческому делу»[373]. Второй брак (с князем В. Н. Тенишевым) оказался партнерским союзом двух прогрессивных и благородных людей, и Тенишевой удалось реализовать многие свои благотворительные и просветительские проекты.

«Несправедливым» и «оскорбительным», если воспользоваться словами Тенишевой, было отношение общества не только к женщине-художнице, но и к женщине-врачу. С ущемлением по гендерному признаку в профессиональной деятельности столкнулась Мария Ивановна Покровская (1852–1927) после направления в начале 1880-х годов в губернский город на место заведующего городской амбулаторией, где «до сих пор у них на городской службе не было женщин-врачей»[374]. Об этом она рассказывает в своих мемуарах «Как я была городским врачом для бедных» (1903). Мало кто придерживался мнения представителя городской Думы, который сказал Покровской при первой встрече: «Я думаю, что в качестве пионерок женщины будут более усердными работницами, нежели мужчины»[375]. Справедливость этого суждения она доказывала своей работой каждый день: ежедневно ей приходилось не только утверждать свой профессионализм, но и преодолевать недоверие и психологическое давление, сталкиваясь с представлением о том, что «разве женщины могут быть хорошими врачами? Вон наша докторша совсем по-бабьи ставит диагноз, трусиха страшная»[376]. Одна из первых в России женщин-врачей, Покровская была заложницей сложившегося в обществе и укоренившегося стереотипа, что женщину «приглашать к больному опасно: вместо пользы может принести вред»[377].

Покровская пишет о том, что бесплатное посещение ею бедных пациентов на дому вызывало не только удивление коллег-мужчин, но и напряжение между корпоративными и общественными интересами. Она рассказывает об одном из своих коллег:

…ему казалось, что я своим усердием ‹…› хочу показать, что женщины-врачи