Скажи им, мама, пусть помнят... - Гено Генов-Ватагин

— Где?

— В Советском Союзе, на моей второй родине!

Я подскочил от неожиданности. Это показалось мне невероятным. Гочо никогда не рассказывал мне об этом. И вдруг…

Я увидел его совсем в другом свете. Как будто он принес с собой свет кремлевских звезд. И, как на экране, передо мною мелькнули тени Павки Корчагина и Штокмана, Ватагина и Чапаева, чьи имена мы унаследовали в суровой борьбе. Я вспомнил об увиденных советских фильмах, об услышанных мною песнях, которые я и сам умел петь. Мгновенно я представил себе бесконечные просторы советской земли, легендарные битвы — о них я читал в «Войне и мире». Но вот я увидел перед глазами страшные пожары войны. И мне показалось, что я слышу издалека призыв: «Вперед!»

В этот момент я вспомнил и о своем деде, часто рассказывавшем мне о непобедимой силе братушек, о великих русских людях. Вспомнил и стихи Вазова о России:

Россия, как ты нас пленила!Твое имя святое, родное, милое,Оно и во мраке нам светило…

Я прислушался к шуму гор, и мне показалось, что в нем звучал мотив песни «Священная война»:

Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бойС фашистской силой темною,С проклятою ордой!..

— Зимой 1924 года в морозную северную ночь, — продолжал Гочо, — я сел в поезд Москва — Рига с фальшивым паспортом на имя студента Константина Ризова. Меня провожали верные товарищи. Они же усадили меня к купе первого класса. Рижский вокзал оказался очень многолюдным. Куда-то торопились и молодые, и старые: одни уезжали, другие возвращались. Это были очень неспокойные времена…

Я забился в угол купе и ждал, когда состав тронется.

В купе вошел незнакомый тучный человек, который с трудом мог поворачиваться и пыхтел как паровоз. Но сумев взобраться на верхнюю полку, он жалобно посмотрел на меня, не сказав ни слова, но я понял, что он просит меня поменяться с ним местами.

Я уступил ему свое место, но не спускал с него глаз. Вдруг я заметил, что мой толстяк выворачивает карманы брюк и пиджака и выкидывает из них изорванные бумажки. Я подумал: «Похоже, что это мой коллега. Кто знает, может, он вроде меня тоже куда-то собрался? Мир широк, земля огромная, но все же судьбы людей нет-нет да и пересекаются».

Наконец мы устроились: он на нижней полке, я — на верхней. Состав набрал скорость, и каждый из нас, не проронив ни слова, погрузился в свои мысли.

Мне предстояло запомнить ряд сложных вещей и имен, которые я услышал впервые. Я должен был в случае необходимости точно знать, откуда я выехал в Советский Союз, через какие города я проехал, что я там делал, и вообще уметь убедительно рассказать свою «легенду»: ехал-то я с фальшивым паспортом и под чужим именем. Товарищи в Москве подробно обдумали путь моего следования. Мне предстояло вернуться из Москвы в Болгарию через Ригу — Берлин — Мюнхен — Вену. А это был дли меня совсем новый, незнакомый путь, новые города, в которые я попадал впервые. И, лежа на полке мягкого вагона, я думал о подстерегающих меня опасностях и о том, как из них выпутаться.

До Риги мы ехали ночью. После пересечения границы мне предстояло самому о себе заботиться, потому что я уже покинул пределы Советского Союза. До Берлина я купил билет третьего класса и пересел в другой поезд. Теперь в моем купе появилась попутчица — какая-то русская, женщина средних лет, довольно симпатичная и общительная. Насколько я понял, она принадлежала в свое время к высшему обществу, но была достаточно объективной, так как не высказывалась со злобой о новой власти в России.

Узнав, что в вагоне едет русская, пассажиры самых разных национальностей набились в наше купе, сразу ставшее центром внимания всего вагона. Разумеется, для меня в этом таилось много опасностей, потому что вместо того, чтобы ехать незаметным, я оказался в гуще людей. Естественно, у любого из них мог возникнуть вопрос: а кто этот человек, едущий вместе с русской женщиной?

Меня спасла моя попутчица, оказавшаяся весьма деликатным человеком. Она спокойно отвечала на все вопросы любопытных и даже спела несколько русских романсов.

Потом ко мне подошел какой-то немец и заговорил со мной по-немецки. Я дал ему понять, что не знаю этого языка. Но немец оказался упорным человеком. Он пригласил меня в свое купе играть в покер, и мне ничего не оставалось, как согласиться. Я даже подумал, что, возможно, среди иностранцев я меньше буду бросаться в глаза.

Наступило время обеда. Мои партнеры-немцы пригласили меня в ресторан. Мне не удалось отказаться. Я вынужден был пойти с ними. Но должен признаться, что я пережил при этом много неприятных минут, и под конец мне едва удалось отделаться от своих чрезмерно общительных спутников.

В Берлин приехали вечером. Как мы и договорились с товарищами из Москвы, я отправился прямо с вокзала в ближайшую гостиницу, находящуюся на берегу Шпрее. Устроившись, сразу же пошел в австрийское посольство, чтобы запастись визой на въезд в Австрию.

Ох, это длинная история! И что только не валилось на мою несчастную голову! Я знал всего несколько немецких слов. А в посольстве я столкнулся с изысканными господами, и мне, крестьянскому парню, пришлось с ними как-то договариваться. Сотрудница посольства, которая должна была выдать мне визу, узнав, что я болгарин, стала рассматривать меня, как диковину, и заставила ожидать, не предложив сесть. Получив визу, я отправился бродить по берлинским улицам и прогулял до поздней ночи.

На следующий день я сел в поезд, идущий в Мюнхен. На сей раз в моем купе оказалось немецкое семейство. С ними я почувствовал себя спокойнее. Сказал им, что я студент и еду в Болгарию. Они не проявили особенного интереса к моей личности. И я без происшествий доехал до Мюнхена.

Из Мюнхена в Вену ехали днем. Всю дорогу я сидел у окна, делая вид перед попутчиками, что любуюсь природой и что мне очень нравятся окрестности, мимо которых мы проезжаем.

В Вене со мной произошло маленькое недоразумение. Извозчик, увидев, что я выхожу из шикарного вагона, решил отвезти меня в самую дорогую гостиницу.

Вскоре явились двое полицейских и начали меня самым подробным образом расспрашивать, откуда еду и с какой целью путешествую. Так как я не говорил по-немецки, то они решили вызвать какого-то русского переводчика, вероятно белогвардейца. Я быстро сообразил, какая мне грозит опасность. Переводчик сразу же поймет, что я не русский, и может навлечь на меня подозрения. Поэтому я заявил, что еду в Болгарию, где скончалась моя мать, и что я непременно должен поспеть на ее похороны. Тогда старший полицейский махнул рукой и оставил меня в покое. Так мне удалось ускользнуть из рук полиции.

Через час, приведя себя в порядок, я вышел из гостиницы и встретился с Тодоровым (Иваном Генчевым-Караивановым), отвечавшим за болгарских политэмигрантов в Австрии.

Узнав, где я устроился, он поморщился и распорядился, чтобы я немедленно забрал оттуда багаж во избежание провала.

«Да ты, — сказал он мне, — попал в самую дорогую гостиницу. В ней останавливаются обычно князья и графы, так зачем же тебе, бедняку, туда было лезть?»

В Вене я встретился с двумя товарищами — Христо Петровым и Гавраилом Савовым. Мы разными путями добирались до Вены, где нам предстояла встреча.

Нас устроили в рабочем общежитии. Впервые за все свое длительное путешествие я почувствовал себя в своей среде.

Тодоров отобрал у нас паспорта, выдал новые, и я стал теперь Андреем.

В Вене я оставался месяца полтора. Там, до того как меня перебросили в Болгарию, пришлось решать ряд вопросов, связанных с моей будущей работой. Очевидно, до Вены канал, по которому проводилась переброска наших людей, функционировал более надежно, чем из Вены в Болгарию. Нам сказали, чтобы мы выдавали себя за русских белоэмигрантов. Я целыми днями изучал город и страну, занимался русским языком и готовился к своему возвращению на родину. Встречался с австрийскими коммунистами, принимал участие в их мероприятиях и собраниях.

Наконец началась непосредственная подготовка к переброске в Болгарию. Мне сказали, что принято решение послать меня работать в Стара-Загору. Туда я прибуду как студент из Европы. Я купил себе новый костюм, часы, даже трость. Мне снова сменили паспорт. Теперь я стал студентом Бело Белчевым из Варны, возвращающимся на родину.

Сначала было решено, что я проеду через Румынию и оттуда через Русе прямо в Стара-Загору. Но потом решение изменили, и я отправился через Югославию.

Ехал скорым поездом. Став уже опытным пассажиром, я не выходил из вагона ни на одной станции. Все время сидел у себя в купе и думал о Болгарии.

Что происходит в моей стране? После Витошской конференции ЦК партии обсудил 17 и 18 июня 1924 года ошибку, допущенную 9 июня. Теперь следовало исправлять эту ошибку, перестраивать работу согласно новым принципам и продолжать бороться.