Право на творчество. Судьбы художниц Российской империи - Надежда Дёмкина

мы начнем постигать живопись заново. А затем — все перевернется с ног на голову, и наше содружество рассыплется. Магда, поскитавшись по провинции и наголодавшись, уедет в эмиграцию, как и тысячи, сотни тысяч других. Лермонтова, самая талантливая, умрет от туберкулеза. Грекова также окажется на чужбине, даже не по своей воле. А я… я останусь в России и проживу то, что мне было суждено, с моей счастливой несбывшейся любовью. И постараюсь записать то, что помню, и буду хранить эти бумаги как самое ценное, даже в войну, под бомбежками.

«Никогда не быть одиноким, оторванным от целого, быть частью целого, исполняющего свою задачу в общей работе, смотреть на мир такими большими глазами всей школы и вместе с тем оставаться самим собой вопреки решительно всем другим школам, порабощенным преподавателем или образцом, все это создавало незыблемую почву под ногами, такую прочную, какой, верно, уже больше не почувствуешь никогда. В соответствии с самочувствием были и взаимные отношения товарищей. При всем напряжении памяти я не могу вспомнить ни одной ссоры, ни одного недоразумения. Не было никакой зависти к успехам того или другого товарища, достижения одного были праздником для всей школы»[84] — так одна из участниц квартета подруг Юлия Оболенская скажет в записках о школе Елизаветы Званцевой.

Юлия была дочерью известного писателя и журналиста Леонида Оболенского, редактировавшего и издававшего журнал «Русское богатство». Видимо, атмосфера пишущей семьи сказалась в том, что она всю жизнь вела дневники и обширную переписку. Сейчас они стали бесценными документами эпохи. Благодаря ее архиву, который только начал изучаться, мы можем узнать много подробностей о преподавании в школе Званцевой, об однокурсниках Юлии, о Коктебеле, который сыграл в ее жизни очень важную роль, о круге интеллигенции, в котором она вращалась. Осознавая ценность своих записей, художница начинала составлять из них проекты будущих книг: о школе Званцевой, где училась, о своей большой любви — художнике Константине Кандаурове. Но работа, к сожалению, не была доведена до конца из-за наступившей Второй мировой и смерти художницы.

Среди учеников школы Званцевой — имена тех, кто станет новым лицом искусства авангарда: Елена Гуро, Михаил Матюшин, Софья Дымшиц-Толстая, Юлия Оболенская, Маргарита Сабашникова, Марк Шагал, Николай Тырса, Ольга Розанова, Надежда Лермонтова, Наталья Крандиевская-Толстая, Юлия Грекова и т. д. Среди преподавателей не только Лев Бакст и Мстислав Добужинский, но и заменивший их позднее Кузьма Петров-Водкин, именно здесь начавший свою деятельность в качестве учителя.

Неизвестный автор. К. С. Петров-Водкин с учениками (школа Званцевой). Петербург, 1913

Фотобумага матовая, тонкая; фотография черно-белая. Художественно-мемориальный музей К. С. Петрова-Водкина — филиал Федерального государственного бюджетного учреждения культуры «Саратовский государственный художественный музей имени А. Н. Радищева»

Кем была Званцева и почему ее фигура так важна, хотя ее собственных творческих работ практически не осталось? Во многих статьях только и читаешь о ней, как о «жестокой музе» или своенравной девице, которая мучила великого живописца Илью Репина. В отделе рукописей Третьяковской галереи хранится 74 письма Репина к Елизавете — свои ответные письма она уничтожила. Главное же ее детище — школу, которой она посвятила почти 18 лет жизни, — часто и вовсе называют по именам известных преподавателей: «школой Бакста и Добужинского», забывая об устроительнице. Тогда как школа — именно ее рук дело, о нем она заботилась и вела его, несмотря на финансовые трудности…

Елизавета Званцева училась искусству в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в петербургской Академии художеств и в Париже — в академиях Филиппа Коларосси и Родольфо Жюлиана. Брала уроки у Репина и Чистякова, двух знаменитейших преподавателей и художников. Официально она так и не окончила ни одно из учебных заведений, но образование получила широкое. Тот же Репин высоко ставил ее талант (хотя его можно подозревать в необъективности).

Молодая художница появилась в мастерской у Репина осенью 1888 года по рекомендации его друга и педагога по Академии Василия Матэ. Репину 44 года, он недавно расстался с женой, с которой они прожили 15 лет; официальный развод так и не состоялся. У него четверо детей (старшие живут с ним, младшие остались у жены) и уже всероссийская популярность. Елизавете — 24. Видимо, художник, известный своей горячностью, сразу влюбился в девушку. Той хватало силы воли противостоять его чувствам. Игорь Грабарь пишет, что «ей, видимо, доставляла развлечение эта страсть и она, либо по неопытности, либо из понятного для девочки тщеславия, недостаточно решительно на нее реагировала. Но сделанные ею попытки охладить пламенного влюбленного только сильнее распалили страсть, и Репин потерял голову»[85]. Мне кажется странным перекладывать ответственность за все происходящее на младшего и более зависимого участника отношений. И в любом случае мы можем говорить обо всем лишь приблизительно: мы не знаем, как она отвечала, и слышим в их переписке только один голос — Ильи Ефимовича. Репин просит, умоляет, уговаривает, извиняется и снова признается в любви, подписываясь «ваш раб». При этом художник так и не оформил развод с женой, а значит, мог предложить лишь неофициальные отношения. Почему Званцева не прервала общение? Возможно, надеялась на охлаждение со временем. Слишком уважала как преподавателя. Хотела остаться друзьями. После очередной вспышки художница даже перешла заниматься в мастерскую к Павлу Чистякову, чтобы не видеться с Репиным. Но не разорвала отношения окончательно.

В 1889 году Репин пишет сразу два портрета Званцевой. Один дарит ей, а второй, где девушка в темном платье, останется с ним до конца жизни (теперь находится в музее в Хельсинки). В 1890-м Репин даже едет по приглашению Елизаветы в их семейное имение Тарталеи. Но в конце концов общение угасло окончательно, и в 1891-м Репин вернул Завнцевой ее письма, которые сам не решился уничтожить как знак окончания так и не случившегося, по сути, романа.

В 1897 году Званцева вместе с другом детства художником Константином Сомовым едет в Париж, оставив занятия в Академии. Проведя два года во Франции, открывает частную студию в Москве. Такие небольшие школы были очень популярны в Париже — вступительных сложных экзаменов не было, за скромную плату обучали всех желающих, и учителя были более свободны, чем в государственных академиях, скованных устаревшими программами. В конце века такие школы уже открыты как для мужчин, так и для женщин любого возраста и уровня умений. Во Франции Званцева почувствовала движение в сторону современного обучения. В ее московской школе преподают Валентин Серов, Константин Коровин, Николай Ульянов — яркие художники, которым есть что передать ученикам. К сожалению, вести регулярные занятия преподавателям оказывается