Ушедшие в никуда - Марина Лазарева

Ашайну. Так, Лейла, называли в те времена Румское море. А еще прежде был Великий потоп. Хочешь, Лейла, я прочту тебе про это? Подай мне вон тот свиток.

Девушка встала. Податливая ее движению, короткая шелковая туника всколыхнулась, облегая стройный стан наложницы. Шафару нравилось в ней все: и то, как она двигалась, и то, с какой грацией она подала ему рукопись, и то, как снова села перед ним в ожидании рассказа.

– Слушай, Лейла, древнюю повесть. – Шафар начал читать: – По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Хам, Иафет. И достался восток Симу. Хаму же достался юг. Иафету же достались северные страны и западные. Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жил каждый в своей части. Был единый народ. И когда умножились люди на земле, замыслили они построить столп до неба. Было это в дни Иекта и Фалека. И собрались на месте поля Сенар строить столп до неба и город около него Вавилон. И строили столп тот сорок лет, и не был он закончен. И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: «Вот род един и народ един». И смешал Бог народы, и разделил на семьдесят и два народа и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп. И находятся останки его между Ассирией и Вавилоном… и много лет сохраняются эти останки… Да ты не слушаешь меня, Лейла! – Шафар оторвался от чтения. – Что с тобой? Ты чем-то огорчена? Почему ты отводишь взор?

– Нет, мой господин, – отозвалась девушка, – я слушаю тебя. – Но привычная грустинка в ее глазах, которая так нравилась Шафару, вдруг превратилась в растревоженную грусть.

Он отложил в сторону свиток и взял Лейлу за руку.

– Я твой господин и требую признания. – С напускной властностью он повернул ее лик в свою сторону. Она подняла на него покорные глаза. – Отвечай, – скорее просяще, чем повелительно приказал Шафар.

– Сегодня я видела сон, мой господин, – Лейла обожгла его взглядом, – странный сон.

– Всего-то?! – прервав ее на полуслове, усмехнулся Шафар. – Ну что ж, рассказывай.

– Я видела во сне старуху, страшную оборванную старуху. Была ночь. Старуха колдовала над кипящим на костре котлом. Напротив нее сидела девушка. Она была очень красива. А во лбу у нее была в точности такая же родинка, как у тебя, мой господин. Я видела все это сверху, словно парила над землей. Я видела в котле кипящее варево. Оно было словно живое. Варево бурлило и парило, принимая различные формы. Неожиданно для себя я увидела на его поверхности очертания всадника. Он был в твоих доспехах, мой господин. Варево клокотало. Оно сделалось кроваво-красным. В следующий миг, словно молния ударила с небес и сразила всадника. Я увидела его закрытые глаза и черное солнце. – Лейла с тревогой смотрела на Шафара.

– Всего-то?! – рассмеялся Шафар. – Это был только лишь сон. – Он погладил девушку по щеке.

– Да, сон, – согласилась наложница, – но всадник был так похож на тебя, мой повелитель. – Она смотрела на Шафара с тревогой. – Мне страшно, не к добру это!

– Ничего не бойся, это всего лишь сон, – успокоил ее Шафар и привлек к себе. Стоило ли задумываться над девичьими страхами и причудами, которые в любой женской голове, по разумению всего рода мужского, словно облака небесные – берутся ниоткуда и в одночасье исчезают невесть куда? Так же об узости и недалекости женского разума с легкостью суждений мыслил и Шафар.

VI

Немного времени прошло, как вернулся Святослав со своей дружиной с торкских земель, как получил от ябгу Кандиха заверение о помощи в походе его на козар. Немного времени прошло, но тесно молодому князю средь городских стен, тесно и душно. Снова рвется неуемная душа его в поход, на вольные ветры, на быстрые воды. Рвется, ибо глубоко в сердце занозой сидит мечта Святославова подчинить Руси козарские земли, земли, по которым проходят многие земные пути. Желает князь во что бы то ни стало взять эти пути под свое бдение, лишить козар источника пополнения их казны, их военного могущества. А коли падет Хазария к ногам Святославовым, то и те племена, что в данниках у нее числятся, без труда покорятся Руси.

Скорее, скорее снова в поход, сначала на Оку, а уж потом по Оке на Волгу. В миг бы ушел Святослав с дружиною, но не след в таком деле торопыжничать. Несколько недель придется повременить, покуда новые ладьи на воду спустит, покуда луки и стрелы в достатке соберет да дружину пополнит новыми ратниками да конниками.

С легким сердцем ушел бы Святослав на Оку, вот только матушка, княгиня Ольга, все чаще хворает. Редко сказывается она больной, не хочет огорчать сына старческой немощью. Да он и замечает не всегда. А коли приметит, лишь вздохнет с сожалением, но увлеченный жаждой грядущих завоеваний, тут же забывает о ней в каждодневных хлопотах о предстоящем походе.

Но время птицей летит над землей. Вот оно, то раннее утро, что запишут потом летописцы в книги свои, как начало великого похода Святослава на Оку – начала войны с Хазарией.

Бьются окские воды в свежевысмоленые бока русских ладей, дозволяя крепким веслам резать плоть свою, дабы те, соприкоснувшись с упругой пучиной, с каждым взмахом убыстряли ход челнов дружины Святославовой.

Много их устремилось вверх по Оке, ведомых молодым русским князем. Его ладья, самая быстрая, впереди всей многочисленной армады. Скользит она по глади водной в утреннем тумане, что скрывает от взора берега и, пробираясь под одежду, зябко студит стан. Но утренний хлад лишь в радость Святославу, ибо устало тело от княжеских покоев Киева. Жаждет оно вольного ветра да походного варева.

Стоят Святослав со Любояром рука об руку на борту княжеской ладьи и вглядываются через сизость утреннего тумана в заветную даль.

– Должно мне, Любояр, во что ни на есть должно завершить сей поход победою, – скрестив на груди руки, распрямив плечи, молвит Святослав своему полководцу.

– Раз должно, значит, так тому и быть, княже, – не отводя устремленного в затуманное пространство взгляда,