Ушедшие в никуда - Марина Лазарева

Богато убранная юрта, в которой ябгу Кандих принимал росских гостей, по всему пространству пола была устлана овечьими шкурами и циновками. От этого, как казалось Святославу, здесь было нестерпимо душно. Русы то и дело отирали пот с обветренных загорелых лбов. Ябгу и его толмач, казалось, не замечали ни жары, ни того, как выжимала она из их гостей крупную испарину.

Кандих как гостеприимный хозяин предлагал нибид[50], от которого кружилась голова и путались мысли. Но не затем пришел сюда Святослав, чтоб в праздных беседах растрачивать драгоценное время. И без того вся жизнь его была меряна походами да привалами, а уж теперь, когда столь великое дело затеял, и подавно не след голову дурманить. Переглядываются Святослав с Любояром. Нельзя обидеть ябгу, но и свою выгоду соблюсти тоже не замешкать бы.

Многое роднило русов с торками. И Кандих, и Святослав – оба слыли противниками ислама, оба настороженно относились к Хорезму, а на Хазарию у каждого свой был погляд. Перекликались желания и русичей, и торков. Оба чаяли Хазарии слабости. Для того и пришел русский князь в становище Кандиха, чтобы звучавшие в унисон с его желаниями подголоски торков выковать сильным единым голосом. Как мог убеждал росский князь торкского ябгу быть пособником в его деле, не дать Хазарии принять помощь Хорезма, чтоб не пришлось им, торкам, теснить земли свои, а то и подчиниться хазарам. Кандих и сам ясно понимал, эта угроза будет висеть над ним и без союза Хорезма с Хазарией, ибо та все еще сильна пошлинами, что налагает она на торговцев, провозящих через ее земли многие товары. Кандих понимал и то, что ссориться ему с Хазарией тоже очень опасно. Ябгу оттягивал ответ. Он приказал рабу наполнить деревянные пиалы росов нибидом, осыпая Святослава очередной порцией любезностей.

– Я не властен дать ответ сейчас, – потягивая напиток, негромко произнес правитель гузов. – Кроме меня есть старейшины. И только их совет даст окончательный ответ. Если князь желает, совет соберется завтра в полдень.

– Часть добычи будет твоей, Кандих, – все настойчивее склонял ябгу на свою сторону Святослав.

В глазах Кандиха блеснули едва заметные алчные искры, но они вспыхнули лишь на миг и погасли под лукавым прищуром торка. Ни с чем вернулись в свою юрту росичи. Все думы их стекались в одно русло – как склонить торков на свою сторону? Видно, не одну ночку предстояло заночевать им в становище ябгу.

Святослав нервно мерил шагами душное пространство юрты. Времени ждать у князя не оставалось. Много дел предстояло выправить перед трудным походом, не один раз выиграть в уме решающую битву, из которой он, Святослав, обязан выйти победителем.

Князь по привычке сунул руку в широкий карман рубахи. Что-то твердое царапнуло кожу. Медальон! Тот самый медальон, что подарил ему торок! Как он мог о нем запамятовать?! Святослав крутил в руках обломок золотой безделушки, что-то быстро просчитывая в голове. Мелочь, но она должна была очень помочь росичам.

– Любояр, помнишь, что говорил торок? – воскликнул обрадованный князь. – Эта пустяковина поможет нам. Прикажи одному из дружинников, самому надежному, чтобы нашел этого, как его… Ибузира, кажется. Да пусть приведет его сюда хоть хитростью, хоть обманом. Нам не стоит ходить к торкам, дабы не навлечь на себя лишнее внимание.

Совсем недолго пришлось томиться князю с его верным полководцем ожиданием. Войлок перед входом откинулся, и в юрту вместе с жарким воздухом степи вошел невысокий щуплый человек с длинной, но редкой седой бородой, в старом потертом халате.

Святослав пригласил Ибузира расположиться рядом с ним и Любояром на застеленном шкурами полу юрты. Ибузир был взволнован. Он говорил сбивчиво, путая слова, так, что толмач с трудом переводил его речь. Из его рассказа росы поняли – Ибузир жизнью обязан Кариму. Некогда два совсем юных торка служили у хазар наемными арсиями. Услышав это, князь с полководцем переглянулись.

Войско хазарских арсиев остановилось на привал в небольшой рощице у реки. Нужно было разбить лагерь до темноты. Из заостренных копий, которые имел у себя каждый арсий, соорудили ограду, укрепили ее щитами и стали готовить еду. Сквозь заросли колючего кустарника, что рос по берегу, Ибузир спустился к реке. Наполнив кожаные мешки до краев свежей водой, он было хотел подняться к лагерю, но в этот момент его плечо пронзила резкая боль. Инстинктивно схватившись за больное место, арсий ощутил в своем теле длинное жало чьей-то стрелы. Он пригнулся к земле, но тут на шею ему затягивающейся петлей упала тяжелая веревка. Не дав опомниться, неведомая сила свалила его с ног и потащила по земле сквозь шипы густого кустарника, сдирая одежду и кожу. Ибузир увидел лишь чьи-то ноги. Сильный удар по голове лишил его чувств. Очнулся он, привязанным к дереву. Сколько времени провел арсий в таком положении, он не знал. Суставы затекли. Веревка, обвившая все его тело и лицо, впиваясь в зубы, не давала возможности закрыть рот.

Сквозь проблески сознания, недалеко от дерева, Ибузир увидел человека, охранявшего его. Со стороны хазарского лагеря до Ибузира донеслись крики. По всему было видно, что на арсиев напала разбойничья шайка. Темнело. Вдруг где-то рядом Ибузир услышал еле уловимый шорох. Измученный болью, жаждой, потерявший много крови, он с безразличием относился ко всем посторонним звукам. Внезапно охранник вскрикнул и глухо рухнул на землю. Ибузир почувствовал, что сзади него кто-то режет веревку. Лежащий на земле охранник зашевелился. Из-за дерева, к которому был привязан Ибузир, выскочил человек и вонзил ему в грудь заостренный кол. Это был Карим. Ибузир, освободившийся от веревочных пут, едва держался на ногах. Но на шее охранника красовался большой золотой медальон. Ибузир снял его с убитого и положил за пазуху.

Оставаться во вражеском стане было опасно. Крики, что доносились со стороны хазарского лагеря, стихли. Хазарские арсии были разбиты. С минуту на минуту сюда могли вернуться чужаки. Нужно было уходить. Всю ночь Карим с Ибузиром бежали, куда глаза глядят, пока под утро Ибузир совсем не обессилел. Да и Карим едва передвигал ноги. В неглубоком овраге, под покровом высохшего кустарника их одолел сон. Проснулись беглецы, когда солнце уже садилось за горизонт. Кругом было тихо. Ибузир вспомнил про медальон, что снял с убитого охранника. Ему стоило больших усилий сломать золотую безделушку.