В поисках прошлогоднего снега - Светлана Мосова

бродили по пропахшему солнцем и свежей рыбой городу, с сочувствием смотрели на атлантов и кариатид, держащих балкон с какой-нибудь звонкой тетей Шурой в переднике, шли на набережную, где рядами сидели художники, грубо льстившие своей кистью клиентам, брели на пляж, сидели до заката, читали, вздыхали, тосковали и мокли под дождем из кошек и собак.

Однажды одна из московских подруг по праву институтского братства даст Ксении телеграмму: встречай нашего друга… Алик-Вова… поезд… вагон…

Ксения пойдет встречать неизвестного друга Алика-Вову с Ариной. Друг вывалится из поезда, красивый и пьяный, и изумленно уставится на сестер. Надо сказать, что Алик-Вова был пьян хронически, в связи с чем у него все и всегда двоилось – и плохое, и хорошее. И тут опять – вместо одной Ксении он увидит сразу двух. И обомлеет от чуда.

Так они встретят судьбу Арины.

Арина генетически уйдет в свою любовь, и непонятно будет – горе это или счастье. Гай и Елена, так и не очнувшиеся от своей любви, уйдут бродить по парку, все будут в паре – и Ксения в паре с тоской. «В Москву, в Москву…»

В Москве ее отстраненный и нездешний лик сразит бородатого и толстого острослова – и толстые умеют испытывать тонкие чувства. Савва не был принцем, как того ожидали от Ксении. Более того, Савва был алиментщик, безбожник и матерщинник. Но Ксения не заметит подмены. Она станет его женой и родит Андрюшу. И всем будет странно и немного досадно, что Ксения, прекрасная, необыкновенная Ксения вот так просто, как все, вышла замуж – и все: ничего особенного, все обыкновенно, банально, неинтересно, а так многообещающи были удивленность и печаль ее ореховых глаз…

А Ксения целыми днями бродила с коляской по улицам, рассеянно слушая соседку и внимательно – свой покой и счастье: разлюбив тоску, она полюбила Савву, его маленького щекастого сына, соседку, солнечные живые блики на асфальте, свою негорькую печаль по Гаю, Елене, Арине и – снова Савву…

– А любовь вечной не бывает, – к чему-то однажды сказала соседка, и Ксения, на беду, услышала.

Услышала – и не поверила.

Услышала – и огорчилась.

И со временем какая-то смутная вина в душе Ксении останется за той соседкой.

…Есть в ранней весне какая-то грусть – словно предчувствие в ней осени. Но грусть преходяща, жизнь победно берет свое, и все бурлит и пенится зеленым и бело-розовым. И вдруг вновь напоминание об утрате – это когда осыпается вишня, и белое, живое, нежное – на черной мокрой земле… Но еще есть лето – еще есть жизнь!

Именно в эту пору у Ксении всегда появлялась странная тревога, неясная, как сон, мечта и смутная догадка, что там, за дверью ее жизни, осталось что-то нерастраченное, непрожитое, недочувствованное… И сколько цвела и осыпалась по весне вишня, столько мучилось и тревожилось ее сердце. Но наступало лето…

И вот, когда уже все привыкли к обыкновенности судьбы Ксении, случился этот чудовищный, этот скандальный роман, не одобренный даже в салоне дворника Веры. Так бывает перед грозой, когда в чистом небе откуда ни возьмись вдруг появляется туча и малодушно думается: может, пронесет, минует, пройдет стороной?..

Не пройдет.

Не минует.

Грянет. Да так, что, кажется, снесет все живое.

Сначала Ксения узнала об изменах Саввы. Ну какие такие измены – так, из мужской романтики, ничего особенного. Но воспитанную на высоком образце старомодной супружеской верности Гая и Елены, Ксению это сразило. Савва, как настоящий мужчина, отрицал все начисто – Ксения молчала. Савва божился – Ксения не верила. Не верила, не верила, и тут-то ее изумленные глаза встретились с давно стерегущими ее глазами лучшего друга Саввы. До этих пор Ксения избегала случая в них глядеть.

Обедникову, несмотря на некую прозаичность его фамилии, была отведена по жизни роль героя-любовника, сам бы он ограничился и ролью бизнесмена. Но не мы выбираем. Красив, умен, авантюрен, романтичен при этом. Имел жен, детей, любовниц, две машины – зимнюю и летнюю, любимое дело, хобби и мечту о дирижабле. Знал полусвет, знал жизнь, все шло путем, и вдруг – Ксюша! Роковая Ксюша, женщина-призрак, женщина-мираж.

Обедников скинул двадцать пять килограммов, очередную жену и половину состояния: здоровье и деньги уходили на поиски Ксении, бежавшей от всех с Андрюшей под мышкой. О, эти безумные погони за призраком!..

Судьба, как бы очнувшись, вдруг спохватилась и быстро-быстро, впопыхах, стала перекраивать их жизни, обрезая по живому, пришивая заново и вновь поря…

Савва то клял неверную жену Ксению, то звал обратно. Ксения то возвращалась к нему, то вновь уходила: с Саввой она думала об Обедникове, с Обедниковым – о Савве.

Все смешалось, спуталось, разошлось по швам, не сшивалось, не склеивалось – душа жаждала покоя в смуте, куда ввергал ее ум. Ксения с Андрюшей жила уже отдельно, без всех, чтобы сосредоточиться, и часами смотрела в окно, словно выглядывая своими ореховыми глазами в небесах Бога, ожидая от Него помощи или хотя бы тайного знака.

Бог не вмешивался.

Вмешивались друзья, давали советы.

– Брось Обедникова, – говорили друзья Обедникова.

– Брось Савву, – говорили друзья Саввы.

Ксения решила заняться делом, благо спрос на ее профессию рос не по дням, а по часам. Она давала частные уроки, преподавала язык на курсах при синагоге, а время от времени ей позванивал Гарри Харт, сотрудник иностранной фирмы, и заказывал тот или иной перевод. С грифом «срочно!».

Ксения усаживалась за стол, гордясь своей деловитостью, обкладывалась техническими словарями, открывала справочники и… засыпала, летая во сне. Полеты прерывались звонками: бархатным голосом Гарри вежливо напоминал о срочности… Ксения вновь бросалась к столу, бралась за словари, переводила, теряла перевод, начинала сначала и в конце концов представляла его пред ясны очи Гарри, однако грубо надругавшись над сроком. Гарри галантно благодарил, заказывал другой, и довольная Ксюша уходила, давя в себе, правда, неприятное чувство, что, вернувшись назад, могла бы застать Гарри врасплох, кидающим ее перевод в мусорную корзину. Но Ксения не возвращалась: неделикатно заставать человека врасплох.

Отечество еще пело «кипучую и могучую», а поднаторевшие в английском Ксюшины ученики уже рвали когти из певучей страны.

– А Р-родина?! – рычали им вслед патриоты.

Ксюша не рычала.

– А вы что ж не едете, Ксения? – спрашивали ее лишенцы. – С вашим-то английским!.. какие проблемы?!

Ах, Ксюше бы доехать до кулинарии!..

Да и потом, Ксения любила родину. Не так, чтобы ком в горле застревал при звуках гимна, а просто: Гай, Елена… Арина… Чехов… Как-то так. Ксюше казалось, что Швеция, Франция –