Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

французы и американские индейцы не были столь различны. Жители обоих сообществ были амбициозны и стремились к признанию своего окружения. Закари де Пацци де Бонвиль отмечал это, утверждая, что молодые американские индейцы и французы имели много общего в своих национальных характерах. Согласно его наблюдениям, первые «энергичны, веселы и только и делают, что танцуют, особенно те, кто общается с французами, которые из всех европейцев любят [танцевать] больше всех из-за своего легкого и веселого темперамента, который так хорошо сочетается с характером sauvages» [Bonneville 1771: 36]. Америндские источники также показывают, что эта оценка сходства была взаимной, а не односторонним предположением французов. Уважение к торжественным ритуалам и церемониям считалось важным аспектом культурного и духовного сходства, на основании которого коренные племена считали французов понятными и достойными уважения [Jaenen 1974]. Предполагаемые сходства в характере и культуре, наряду с повседневным взаимодействием америндцев и французов, особенно в местах, которые Арно Бальве называет sociétés des forts («фортовые общества»), способствовали солидарности, смешанным бракам и дружбе.

Установление «средней почвы» однозначно сопровождалось непониманием и проекциями; однако militaires philosophes верили, что главным злом было отсутствие социальности. Те, кто выражал это отсутствие, были угрозой для французов или Северной Америки. Некоторые авторы с отвращением писали о своих соотечественниках, которые подрывали социальные связи и доверие, пытаясь манипулировать америндскими воинами, фальсифицируя духовные знамения. Дюмон де Монтиньи и другие осуждали некоего капитана де Шепара (встречаются такие написания фамилии, как Chepart, d’Echeparre, Chopart, Chepare), командира форта Розали в Луизиане. По их мнению, антисоциальное и жестокое поведение этого командира было главной причиной печально известной бойни с участием племени натчез в 1729 году, в которой была убита почти треть местного французского населения (250 из 700 человек).

Неудачи в этих сферах и отсутствие социальности во время Семилетней войны сыграли немалую роль в потере Канады. Солдаты французской регулярной армии под началом Монкальма столкнулись с трудностями при общении с Конфедерацией ирокезов, в которой главные решения, особенно по вопросам войны, дипломатии и потребностей сообщества, принимали женщины. Монкальма удивил дипломатический процесс, во время которого уважаемые женщины оказали ему честь, вручив пояса-вампумы, после чего он должен был предложить подобные «ожерелья» в ответ и спеть с ними военные песни. Другие отмечали удивление Монкальма после приема женщин-послов [Crouch 2014: 72–73]. Если даже франкоканадцы и морские офицеры долго адаптировались к подобным формам социальности и дипломатии, то офицеры из метрополии, как и Монкальм, часто обнаруживали, что взаимодействие с коренными американками требовало «ангельского терпения». В итоге их неуважительное антисоциальное поведение и несоблюдение обязательств перед коренными племенами – особенно обещаний в отношении военных трофеев – стали причиной военных катастроф, которые привели к краху территориальных притязаний Французской империи в Северной Америке[153].

На Индийском субконтиненте роль социальности была не менее важна. Французские военные офицеры и губернаторы взаимодействовали друг с другом, с остальными европейскими представителями и с индийскими принцами, султанами и местными властями[154]. Официальная политика короны и разных воплощений “Compagnie des Indes” предполагала нейтральность и невмешательство в индийскую политику. Однако Пьер-Бенуа Дюма (1668–1745) и Жозеф-Франсуа Дюплекс (1697–1763), служившие губернаторами Пондичерри с 1735 по 1741 и с 1742 по 1754 год соответственно, стремились превратить французские торговые посты в полноценную франко-индийскую колонию. Торговый пост в Пондичерри получил самоуправление в псевдо-феодальной манере от могольских и позднее майсурских властей, понимавших, что европейская торговля поддерживает экономику. Когда Могольская империя в период между 1707 и 1730 годами распалась, Дюма и Дюплекс воспользовались возможностью, чтобы получить территориальные владения от местных властей в обмен на военную поддержку в их конфликтах. Эта имперская политика вмешательства, которую никогда не одобряли Версаль и “Compagnie des Indes”, вынудила обоих губернаторов глубже изучить региональную политику и обычаи.

Завоевание уважения через военную эффективность, социальность и проявление власти, которое было понятно индийским лидерам с культурной точки зрении, составляло основу французского выживания и потенциальной экспансии на континенте. Успех Дюма в этих сферах стал поводом для знаменитого политического события: Великий могол (падишах) пожизненно даровал титул наваба, то есть губернатора Индии, тем, кто занимал должность губернатора Пондичерри. Губернатор больше не был иностранцем, представляющим Францию и “Compagnie des Indes”: он становился местным чиновником, фактически индийским принцем. Дюма потратил очень много времени и денег, принимая индийских представителей власти, чтобы доказать свое заслуженное место среди губернаторов и принцев региона. Один военный офицер писал, что «не проходит и недели без [приема] послов мавританских и языческих принцев или посещений владельцев земель, которых губернатор желает принимать с еще большей помпезностью, чтобы дать им самое выгодное представление о нации»[155]. По некоторым данным, Дюплекс отправлялся в дипломатические поездки с блестящим и изысканным окружением, включая процессию из 12 слонов.

Дюплекс полагался не только на зрелищность. Он мудро собирал команду из членов семьи, друзей, посредников и советников, чтобы продолжить традицию правления Дюма. Он женился на Жанне Вансон (или Жанне Бепом, 1706–1756), женщине смешанного индоевропейского происхождения, которая говорила на нескольких индийских языках и отлично разбиралась в местных обычаях. Мадам Дюплекс выступала в качестве постоянного переводчика и культурного посредника своего мужа. Дюплекс также собирал информацию и занимался дипломатической работой через иезуитских миссионеров, но в первую очередь он зависел от французских военных, служивших под началом индийских лидеров. Шарль Жозеф Патиссье де Бюсси, маркиз де Кастельно (предположительно 1718–1785), был главным офицером и послом Дюплекса. Будучи militaire philosophe, Бюсси сам изучал местные языки и культурные традиции. Он гордился своей способностью жить согласно нормам различных «азиатских» (en Asiatique) обычаев. Мемуары других военных позволяли узнать о переговорах с местными навабами, о впечатляющих достижениях маратхов (это противоречило их репутации плохих захватчиков, о которой говорилось в “Encyclopddie”) и о характерах майсурского султана Хайдера Али Хана и его сына Типу Султана (1750–1799) (рис. 8)[156].

Рис. 8. Антуан Сержан. Встреча Пьера Андре де Сюффрена де Сен-Тропе (1729–1788) и Хайдера Али (1728–1782). Portraits des grands hommes, femmes illustres et sujets memorabies de France (1786–1792). Предоставлено Национальной библиотекой Франции

К 1781 году подполковник кавалерии Рюссель провел на службе в Индии 12 лет, когда он отправил доклад морскому министру де Кастри о Хайдере Али и Типу Султане, рядом с которым он жил и сражался в качестве союзника. Рюссель утверждал, что дружба и межкультурное понимание были главными механизмами наращивания французского присутствия в Индии. Рюссель описывал подробности переговоров и глубокой дружбы с коронованным принцем, с которым он служил:

Когда я встречался с ним, что происходило дважды