Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

Позволив полковнику присесть у приставного столика, контр-адмирал положил перед ним радиограмму с решением Военного совета Черноморского флота. В ней командующий оборонительного района уведомлялся о разработке операции по высадке десанта в Восточном секторе обороны, в районе Аджалыкского лимана[26] и Григорьевки. Цель этого десанта, который планировалось произвести уже 16 сентября, отвлекая на себя ближние тылы противника и уничтожая их, способствовать успешному наступлению частей оборонительного района в Восточном секторе, на пространстве между Куяльницким и Большим Аджалыкским лиманами, которое позволило бы отбросить противника на восемь-десять километров. Конечная цель операции – обеспечить безопасное судоходство между Большой землей и блокированной Одессой, а значит, и бесперебойную работу ее порта.

– Из других шифровок, а также из моих бесед с командующим флотом, – заговорил контр-адмирал, как только Бекетов пробежал взглядом по тексту радиограммы, – следует, что основная задача всей этой десантно-наступательной операции – максимальное истребление живой силы противника, а также выведение из строя или захват всех тех вражеских батарей, которые ведут огонь по городу, порту и Севастопольскому фарватеру. Прежде чем донести это решение командования флота до Военного совета обороны города, я специально пригласил вас, милейший, как человека, который лучше других ознакомлен с силами противника на Восточном направлении. Отсюда вопрос: «Что вы по этому поводу скажете, полковник?»

Это старорежимное адмиральское «милейший» поначалу сильно коробило главного контрразведчика оборонительного района, но со временем он с ним смирился. Тем более что употреблял его Гавриил Васильевич не вообще, не в просторечии, а только в виде особого словесного поощрения, демонстрируя тем самым свое особое расположение к собеседнику.

– Появление этого документа, – потряс он листиком, – подтверждает, что командование флота, как и Военный совет обороны города, понимает: операция по расширению зоны безопасности, нашего оборонительного пространства, необходима. Однако на этом моя похвала решения флотского военсовета завершается.

– Я только потому и пригласил именно вас, милейший полковник контрразведки, что знаю, сколь немногословной будет эта похвала. Поэтому приступим к конкретному анализу, – контр-адмирал перешел к приставному столику, уселся напротив Бекетова и развернул чуть в сторонке от себя карту. – Понимаю, что разговор на заседании Военсовета будет нелегким и принципиальным, а потому важно идти на него, зная ваше мнение.

– Уже сейчас румыны противопоставили нам на восточном направлении две кадровые пехотные дивизии, отдельный 32-й пехотный полк, два кавалерийских полка и около десятка вспомогательных частей и подразделений. По данным, полученным армейской разведкой на девять ноль-ноль, противник установил свои тяжелые батареи вот здесь, – указал полковник карандашом в карту – чуть западнее Фонтанки, а также в районе населенных пунктов Кубанка, Гильдендорф и Новая Дофиновка, не считая нескольких полковых батарей и только вчера прибывшего немецкого тяжелого минометного дивизиона.

– То есть уже сегодня противник противопоставил нам четыре батареи, которые имеют возможность вести прицельный обстрел порта, подходов к нему и значительной части севастопольского фарватера, – побарабанил пальцами по карте контр-адмирал.

– Притом что обе береговые батареи, базировавшиеся в этом секторе, мы вынуждены были взорвать. И что у вражеских артиллеристов есть прекрасный ориентир – Воронцовский маяк. Впрочем, у пилотов – тоже.

– На это уже указывал в своих донесениях начальник обороны порта. Но взорвать маяк – значит поставить под удар все те караваны судов, которые в основном приходят к нам ночью.

– Согласен, взрывать его нельзя. Но чем раньше мы решимся на этот шаг, тем меньше потерь понесем. Ведь фарватер теперь находится на расстоянии четырех-пяти километров от батарей. Если вспомнить, что это километры морской глади, то получается, что обстрелы будут вестись почти прямой наводкой. Образно говоря, конечно.

Адмирал подпер голову ладонью, словно пытался утолить сильную боль, и с минуту молчал.

– Мне не позволят взрывать этот маяк, – проговорил он, все еще не меняя позы. – Кроме всего прочего, маяк остается одним из символов города, его архитектурной ценностью.

Теперь уже пришла очередь для молчания начальника контрразведки. Что он мог возразить против такого довода, да и какой смысл в подобных возражениях? Однако проблемы идеального ориентира для вражеских пушкарей его молчание не решало.

– Кстати, кроме румынских авиационных полков, которые базируются вот здесь, в районе бывших немецких колоний Зельца и Бадена, – решил Бекетов уйти от спора с адмиралом, – уже через пару дней мы будем иметь дело с «асами Геринга» из 10-го авиакорпуса люфтваффе. Того самого, пилоты которого в течение двух лет вели сражения с кораблями английского флота и набирались опыта в знаменитой воздушной «битве за Британию»[27].

– В «битве за Британию» – да… – автоматически как-то подтвердил адмирал и тут же поднял глаза на Бекетова. – Наслышан. С таким-то опытом; да и самолеты, очевидно, новейшие.

– В основном пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», то есть наиболее подходящие машины для уничтожения судов и вскрытия обороны противника.

– Пикирующие бомбардировщики, – задумчиво кивал адмирал, думая уже о чем-то другом, возможно, о тех судах, которые так никогда и не дойдут до причалов города. – Только этих «асов Геринга» нам сейчас и не хватало.

Командующего никогда не покидало чувство вины за те конвои, которые понесли потери. Особенно если гибель корабля случалась уже на подходе к порту. Докладывая о ней в штаб флота, он психологически готов был к резкому упреку: «Что ж вы так?! Мы тут снаряжаем конвои, последнее от себя отрываем, а вы не смогли уберечь ни груз, ни само судно!»

– По данным разведки флота, полученным от пленных пилотов, – продолжил информационно добивать командующего начальник контрразведки, – первые авиачасти этого корпуса уже перебрасываются из побережья Средиземного моря в район Николаева и нацелены они будут на наши морские коммуникации, прежде всего – на севастопольский фарватер.

– Да уж, у разведки всегда найдется чем «утешить» командование флота.

– А теперь прикинем, что мы можем противопоставить противнику в Восточном секторе обороны? Нашу вконец измотанную 421-ю стрелковую дивизию, с ее жутким недокомплектом личного состава, не имеющую ни одного танка, ни одного артиллерийского подразделения? Столь же измотанные полки морской пехоты и пограничников, да резервный батальон ополченцев? Притом что не мы, жаждущие наступления, имеем как минимум трехкратное преимущество в живой силе, а наш противник. Это, подчеркиваю, в живой силе, а что уж говорить о технике?! Тем более что части почти не получают авиационной поддержки, в воздухе пока что господствует противник. Поддержка корабельной артиллерией тоже ограничена. И вообще потерять две такие, по существу, неуязвимые, береговые батареи!..

Адмирал и сам знал о катастрофическом положении в Восточном секторе. Как, впрочем, и в двух других. В самый раз не о наступлении думать, а отводить войска еще ближе к городу, максимально сокращая линию фронта ради насыщения ее живой силой, да зарываться в землю, превращая в опорный пункт каждый хуторок, каждое здание – в предместье. Ясно, что все это Жуков осознавал. Однако для него важно было услышать такие вот слова поддержки, подкрепленные знанием реального положения дел, слова обычного человеческого понимания. Причем услышать их прежде всего от полковника Бекетова, чье мнение ценили не только в штабе и Военсовете оборонительного района, но и в штабе флота.

– Все, что вы, милейший, только что изложили и еще способны изложить, – резко поднялся из-за стола командующий, увлекая за собой полковника, – звучит веско, а главное, убедительно. Выходит, я не зря начал обсуждение этой директивы Военсовета флота именно с вами. Но, исходя из сказанного, вам поручение… Собственно, не столько поручение, сколько просьба: подготовьте проект письма нашего Военсовета обороны командующему флотом. Оно, конечно, должно быть деликатным, дескать, «мы готовы выполнить любой приказ», но в то же время достаточно реалистичным, а потому – принципиальным.

Бекетов поморщился, покряхтел… Он терпеть не мог бумаг; особенно таких вот «ублажающих», как он называл их, писем, и всегда составлял их крайне плохо – с изложением на бумаге у него обычно возникали трудности. Но терзаний его адмирал не ведал и продолжал:

– Основная мысль нашего донесения должна быть предельно ясной: Военсовет и штаб оборонительного района считают, что успех задуманной операции возможен только при условии серьезной поддержки со стороны командования живой силой, мощной корабельной артиллерией, а также бомбардировочными и истребительными эскадрильями. Добро бы еще подключить штурмовую авиацию.