Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

– Как и противник – нам.

– Значит, и сами тоже проявляем непростительную беззаботность.

– Просто все мы учимся не только воевать, – задумчиво ответил Гродов, наблюдая за тем, как, дурачась, двое румынских солдат, захватив за руки за ноги своего товарища, бросают его с небольшого обрыва в воду. В детстве его самого старшие ребята однажды таким вот образом «учили» плавать. – Но и в пылу не нами развязанной войны учимся сохранять в себе нечто человеческое.

Их беседу прервал телефонист, вновь позвавший майора к аппарату.

– Даже не представляешь себе, – услышал комбат веселый голоса Осипова, – как твой захват окопов противника удивил и приободрил командование.

– Мы что, уже разучились выбивать противника из его позиций, что так удивляемся окопной рукопашной?

– Просто все были убеждены, что силы наши на исходе. До утра береговая батарея, как ты знаешь, должна быть высажена в воздух, а завтра до полуночи мы обязаны отойти на основной рубеж линии обороны. Как ты понимаешь, майор, в такой ситуации твой бросок в траншеи врага… Жаль, что мы не смогли поддержать тебя.

– Иначе я бы не отошел на свои позиции.

– И еще… Скорее всего батальон будет отходить уже под командованием майора Денщикова. Наверное, тебя отзовут в штаб оборонительного района для выполнения какого-то важного задания.

– Нечто похожее я уже слышал, однако…

– Всему свое время. Очевидно, твое время настало только сейчас. Никаких разговоров на эту тему с Денщиковым и прочими офицерами пока не веди, поскольку окончательного решения в штабе все еще не приняли. Сам понимаешь: нужно дождаться приказа.

– И мы его обязательно дождемся, – молвил Гродов.

Если бы он был до конца честен с полковником, то признался бы, что ему до чертиков надоели эти позиционные бои, которые он воспринимал как «окопную возню». По самому складу своего характера он был человеком решительных действий, с явно выраженным авантюризмом при проведении любой рискованной операции.

…Хотя день выдался не таким уж и жарким, в скованное штилем морское мелководье майор входил как в парное молоко. Далеко на рейде виднелся силуэт миноносца, и в течение нескольких минут Гродов устремлялся к нему, подобно человеку, оказавшемуся в открытом море и теперь увидевшему в этом корабле свой последний шанс на спасение. Возможно, он так и продолжал бы свой заплыв, если бы вдруг не заметил впереди себя большое скопление утопленников. Одни из них все еще оставались в красноармейской форме, другие же представали в нижнем солдатском белье – изорванном и, судя по пятнам, окровавленном.

Почему их так много и почему они оказались вместе – это оставалось загадкой, задумываться над которой у майора не было ни времени, ни желания. Его вдруг охватил почти панический страх, который можно было бы простить мальчишке, но не боевому офицеру. Развернувшись в дельфиньем прыжке через спину, Гродов изо всех сил понесся к берегу, но, оглядываясь, непроизвольно ловил себя на мысли, что все это скопище мертвецов тоже движется, буквально преследуя его.

Выбираясь на крутой берег, Дмитрий несколько раз поскользнулся, и всякий раз ему казалось, что море попросту не желает отпускать его, что какая-то сила вновь и вновь пытается отторгнуть его от берега и вернуть в общество утопленников.

– Товарищ майор, вас к телефону! – словно из другого мира раздался над ним голос ординарца в ту минуту, когда Гродов буквально на четвереньках выбирался на глинистый берег.

– Кто на сей раз?

– Полковник Бекетов.

– Давно ждет у телефона? – Поскольку ординарец был легко ранен в плечо, но не желал отправляться в госпиталь, комбат усадил его дежурить у аппарата.

– Позвонил, как только вы отплыли от берега.

– Почему же не позвал?

– Я сказал, что вы плаваете в море и спросил, нужно ли звать вас. Полковник ответил: «Пусть плавает, позвоню минут через десять». И вот только что опять позвонил.

– Ты хоть понимаешь, майор, что своим пляжным поведением расхолаживаешь все войско противника? – услышал он в трубке давно знакомый по едва уловимому акценту и приглушенной хрипловатости голос Бекетова.

– Ритуальное прощание с летом и морем, товарищ полковник.

– С морем прощаться тебе, предположим, рано. Оно еще напомнит, что, хотя и береговой, но ты все же моряк.

– Предстоит прогулка в Севастополь?

– Пока что только в Одессу. К восьми утра за тобой прибудет разъездная машина военно-морской базы. К этому времени ты уже должен передать командование своему начальнику штаба.

– Есть, передать командование.

– Формальное объяснение: ты поступаешь в распоряжение штаба оборонительного района. Приказ на отвод батальона с Большеаджалыкского перешейка Денщиков получит от командира полка. И еще… Для моральной, так сказать, поддержки, можешь взять с собой двух бойцов: офицера, который способен выполнять обязанности командира штурмового батальона, а значит, имеющего опыт Румынского плацдарма, и краснофлотца, а лучше – сержанта, который бы стал у тебя надежным порученцем. И тоже из твоих дунайских легионеров.

«Старший лейтенант Владыка и сержант Жодин», – почти мгновенно решил для себя этот вопрос комбат и тут же объявил.

– Возьму троих, мне понадобится снайпер. Но тоже из дунайских легионеров.

– Торговаться начинаешь, майор? Будто не знаешь, что каждый ствол здесь…

– Мне-то казалось, что из числа защитников города нас изымать пока что не будут.

Бекетов недовольно покряхтел, как делал это всякий раз, когда подчиненные разгадывали его замыслы, и проворчал:

– В общем-то, ход мыслей правильный.

– Поскольку речь зашла о штурмовом батальоне, лучше было бы отобрать из моих легионеров человек двадцать, которые стали бы таким костяком.

– Была бы моя воля, твой батальон, только пополненный, и стал бы тем самым штурмовым. Да только ни снимать с передовой, ни разрушать твой батальон я не могу. Все воспротивились, особенно полковник Осипов, который, как ты знаешь, у нашего адмирала в особой чести. Ну а «штурмовиков» ты себе еще сформируешь. Словом, все, Гродов, не наглей. Бери, кого разрешают, и воспевай мудрость командования.

– Только то и делаю, что воспеваю, товарищ полковник, – смиренно заверил его комбат. – С берегов Дуная начал, как княгиня Ярославна.

– Ярославна, как всем известно, оплакивала, а не воспевала. Разницы не улавливаешь?

– Но и я ведь не рыдающая княгиня. Мне еще хотя бы двух бойцов прихватить с собой.

– Еще одна просьба – пристрелю прямо по телефону. Обо всех прочих подробностях – в штабе. И не вздумай до утра напрашиваться в гости к румынам и вообще соваться под пули. Мертвому голову сниму.

– Это уж как водится.

– Просто ты нужен сейчас штабу, – вдруг резко сменив тон, благодушно объяснил начальник контрразведки оборонительного района. – До самой крайности ситуации нужен, Гродов, потому что сам видишь, как эта самая ситуация складывается.

36

Однако не «соваться под пули» у комбата в эту ночь не получилось. Около полуночи позвонил Осипов и тревожно сообщил, что на Лебяжьем острове, расположенном всего метрах в пятидесяти от западного берега лимана, накапливается румынская пехота.

– Поскольку остров этот всего в трехстах метрах от твоих окопов, – объяснил полковник, – то понятно, что на рассвете румыны предпримут отвлекающий артналет и пехотный штурм позиций, чтобы тем временем высадить у тебя в тылу десант и потом уже ударить с двух сторон.

– У противника мало плавсредств, поэтому он решил накапливать силы на острове…

– …От которого до берега можно дойти вброд, тем более что расстояние это усеяно островками, банками[25] и песчаными отмелями. То есть утром ты можешь оказаться в окружении и тогда уже…

– Утром я позволю румынскому полковнику высадить на острове священника. Из сугубо христианских побуждений, чтобы отпел убиенных.

Услышав это, командир полка запнулся на полуслове, он ожидал какой угодно реакции, только не столь воинственной. Впрочем, он имел дело с Черным Комиссаром, а значит, и с несколько иной, нежели та, которая царила в окопах, философией войны.

– На помощь разведдозору я послал всего лишь отделение бойцов, – извиняющимся тоном известил он майора. – Итого четырнадцать бойцов. Больше снять просто не могу. Ты же знаешь, подразделения до предела обескровлены.

– А каковы действия береговой батареи?

– В четыре утра она делает последний налет на вражеские позиции. Всем имеющимся боезапасом. Ориентиры определены. Без мощного артналета мы попросту не сумеем оторваться от противника, чтобы достойно отойти. Какова дальнейшая судьба батареи, тебе известно.

– Больше вопросов нет, приступаю к ликвидации десанта.

Приказав командиру полевой батареи открыть огонь по острову, в основном по восточному берегу, к которому могут подходить подкрепления, майор тут же прихватил ручной пулемет и метнулся к мотоциклу. Вместе с ним поехали корректировщик с рацией и Жодин. Поднятая по тревоге рота Лиханова уже готовилась к марш-броску, получив при этом наставление: продвигаться скрытно, без лишнего шума и сразу же окапываться на берегу, охватывая всю длину острова.