Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пройду я этот грозный лес,
Не дайте мне блуждать в мечтанье сонном;
Пускай, когда душа моя сгорит,
Воспряну Фениксом и улечу в зенит!
Сон над книгой Данте, после прочтения эпизода о Паоло и Франческо
Как Аргусу зачаровавши слух,
Ликуя, взмыл Гермес над спящим стражем,
Так, силою дельфийских чар, мой дух
Возобладал над вечным бденьем вражьим
И, видя, что стоглазый мир-дракон
Уснул, умчался мощно и крылато
Не к чистой Иде на холодный склон,
Не к Темпе, где Зевес грустил когда-то,
Но ко второму кругу адских ям,
Где в круговерти ветра, ливня, града
Пощады нет измученным телам
Влюбленных… Горькая была отрада
Коснуться бледных губ – и все забыть —
И с милой тенью в урагане плыть.
К Фанни
Пощады! – милосердия! – любви! —
Любви прошу – не милостыни скудной —
Но милосердной, искренней любви —
Открытой, безраздельной, безрассудной!
О, дай мне всю себя – вобрать, вдохнуть
Твое тепло – благоуханье – нежность
Ресниц, ладоней, плеч – и эту грудь,
В которой свет, блаженство, безмятежность!
Люби меня – душой – всем существом —
Хотя б из милосердия! – Иначе
Умру; иль, сделавшись твоим рабом,
В страданьях праздных сам себя растрачу,
И сгинет в безнадежности пустой
Мой разум, пораженный слепотой!
«День отошел, и все с ним отошло…»
День отошел, и все с ним отошло:
Сиянье глаз – и трепет льнущих рук —
Ладоней жар – и мягких губ тепло —
И томный шепот, нежный полузвук…
И вот мои объятия пусты,
Увял цветок, и аромата нет,
Прекрасные затмилися черты;
Блаженство, белизна, небесный свет —
Все, все исчезло на исходе дня,
И догорает страсти ореол,
И, новой, тайной негою маня,
Ложится ночь; но я уже прочел
Все – до доски – из требника любви;
Теперь уснуть меня благослови.
Элизабет Баррет Браунинг
1806–1861
Элизабет Баррет родилась в состоятельной семье. С детства она проявила незаурядные способности к языкам и литературе. Греческих, латинских и итальянских авторов читала в оригинале; в возрасте двенадцати лет написала эпическую поэму. К сожалению, от матери Элизабет унаследовала слабое здоровье, которое ухудшилось после смерти брата в 1839 году, утонувшего на ее глазах. Последующие шесть лет она вела жизнь затворницы и полуинвалида, почти не выходя из своей спальни. Выход третьего сборника «Стихотворения» (1844) сделал ее знаменитой. Поэт Роберт Браунинг познакомился с ней в 1845 году и сделал предложение. Несмотря на то что жених был на шесть лет младше и отец категорически возражал, она вышла замуж, и брак оказался счастливым. Браунинг увез жену в Италию, где они вместе прожили шестнадцать лет. Их история сделалась легендой английской литературы и отражена, в частности, в повести Вирджинии Вульф «Флаш» (в которой все события увидены глазами любимого пса Элизабет). Поэтесса оставила памятник своей любви в 44 прекрасных сонетах, опубликованных анонимно как «Сонеты, переведенные с португальского» в 1850 году.
Безнадежность
Страданье настоящее бесстрастно;
Лишь те, что скорби не достигли дна,
Лишь недоучки горя – ропщут на
Свою судьбу, стеная громогласно;
Но тот, кто все утратил, безучастно
Лежит, как разоренная страна,
Чья нагота лишь Господу видна
И чья печаль, как смерть сама, безгласна.
Она – как тот могильный монумент,
Поставленный, чтоб до скончанья лет
Усопший прах никто не потревожил
(Хоть все крошится – камень и цемент).
Коснись гранитных век – там влаги нет;
Когда б он мог заплакать, он бы ожил.
Плач смертных
I
Глупцы кричат, что Бога нет,
Но разве нет печали?
Ведь под конец дороги свет
Нужнее, чем вначале.
Скрипит, изнемогает плоть
У ближнего на тризне,
И шепчет: «Смилуйся, Господь!» —
Кто не молился в жизни.
О, смилуйся, Господь!
II
Все гуще облака вверху,
Внизу все больше мрака,
И жмется стадо к пастуху,
К охотнику – собака.
Удар! и вспыхивает мрак
От яркого разлома,
И мы дрожим, не зная, как
Ответить гласу грома.
О, смилуйся, Господь!
III
Гремит над полем битвы гром,
Серпы войны в работе,
И – во имя чести – жнем
Снопы из братней плоти.
Одним сотворены Творцом,
Его дурные дети,
Мы рубимся к лицу лицом,
В свое подобье метя.
О, смилуйся, Господь!
IV
Чума опустошает град,
Дыша незримым ядом;
С телеги мертвецы глядят
Остекленелым взглядом.
Водицы просит сын опять,
Горя в недужном зное,
И воплем страшным будит мать
Свое дитя грудное.
О, смилуйся, Господь!
V
Страсть к золоту безумит нас,
Как будто сквозь одежу
Кентавра злая кровь, сочась,
Въедается нам в кожу.
Мы бредим выгодой одной,
Несчастные торговцы,
И сами биржевой ценой
Помечены, как овцы.
О, смилуйся, Господь!
VI
Лишает хлеба земляков
Проклятие наживы,
И смотрят толпы бедняков,
От голода чуть живы,
Как тянут певчие псалом
В раскрашенном соборе
И, что ни день, суда с зерном
Отчаливают в море.
О, смилуйся, Господь!
VII
Мы любим вечера встречать
Средь праздничного гула,
Стараясь вновь не замечать
Пустующего стула.
Кричим и кубками стучим,
Налитыми до края;
