Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

class="v">Вы, облака над вещим Альбионом!

Когда пройду я этот грозный лес,

Не дайте мне блуждать в мечтанье сонном;

Пускай, когда душа моя сгорит,

Воспряну Фениксом и улечу в зенит!

Сон над книгой Данте, после прочтения эпизода о Паоло и Франческо

Как Аргусу зачаровавши слух,

Ликуя, взмыл Гермес над спящим стражем,

Так, силою дельфийских чар, мой дух

Возобладал над вечным бденьем вражьим

И, видя, что стоглазый мир-дракон

Уснул, умчался мощно и крылато

Не к чистой Иде на холодный склон,

Не к Темпе, где Зевес грустил когда-то,

Но ко второму кругу адских ям,

Где в круговерти ветра, ливня, града

Пощады нет измученным телам

Влюбленных… Горькая была отрада

Коснуться бледных губ – и все забыть —

И с милой тенью в урагане плыть.

К Фанни

Пощады! – милосердия! – любви! —

Любви прошу – не милостыни скудной —

Но милосердной, искренней любви —

Открытой, безраздельной, безрассудной!

О, дай мне всю себя – вобрать, вдохнуть

Твое тепло – благоуханье – нежность

Ресниц, ладоней, плеч – и эту грудь,

В которой свет, блаженство, безмятежность!

Люби меня – душой – всем существом —

Хотя б из милосердия! – Иначе

Умру; иль, сделавшись твоим рабом,

В страданьях праздных сам себя растрачу,

И сгинет в безнадежности пустой

Мой разум, пораженный слепотой!

«День отошел, и все с ним отошло…»

День отошел, и все с ним отошло:

Сиянье глаз – и трепет льнущих рук —

Ладоней жар – и мягких губ тепло —

И томный шепот, нежный полузвук…

И вот мои объятия пусты,

Увял цветок, и аромата нет,

Прекрасные затмилися черты;

Блаженство, белизна, небесный свет —

Все, все исчезло на исходе дня,

И догорает страсти ореол,

И, новой, тайной негою маня,

Ложится ночь; но я уже прочел

Все – до доски – из требника любви;

Теперь уснуть меня благослови.

Элизабет Баррет Браунинг

1806–1861

Элизабет Баррет родилась в состоятельной семье. С детства она проявила незаурядные способности к языкам и литературе. Греческих, латинских и итальянских авторов читала в оригинале; в возрасте двенадцати лет написала эпическую поэму. К сожалению, от матери Элизабет унаследовала слабое здоровье, которое ухудшилось после смерти брата в 1839 году, утонувшего на ее глазах. Последующие шесть лет она вела жизнь затворницы и полуинвалида, почти не выходя из своей спальни. Выход третьего сборника «Стихотворения» (1844) сделал ее знаменитой. Поэт Роберт Браунинг познакомился с ней в 1845 году и сделал предложение. Несмотря на то что жених был на шесть лет младше и отец категорически возражал, она вышла замуж, и брак оказался счастливым. Браунинг увез жену в Италию, где они вместе прожили шестнадцать лет. Их история сделалась легендой английской литературы и отражена, в частности, в повести Вирджинии Вульф «Флаш» (в которой все события увидены глазами любимого пса Элизабет). Поэтесса оставила памятник своей любви в 44 прекрасных сонетах, опубликованных анонимно как «Сонеты, переведенные с португальского» в 1850 году.

Безнадежность

Страданье настоящее бесстрастно;

Лишь те, что скорби не достигли дна,

Лишь недоучки горя – ропщут на

Свою судьбу, стеная громогласно;

Но тот, кто все утратил, безучастно

Лежит, как разоренная страна,

Чья нагота лишь Господу видна

И чья печаль, как смерть сама, безгласна.

Она – как тот могильный монумент,

Поставленный, чтоб до скончанья лет

Усопший прах никто не потревожил

(Хоть все крошится – камень и цемент).

Коснись гранитных век – там влаги нет;

Когда б он мог заплакать, он бы ожил.

Плач смертных

I

Глупцы кричат, что Бога нет,

    Но разве нет печали?

Ведь под конец дороги свет

    Нужнее, чем вначале.

Скрипит, изнемогает плоть

    У ближнего на тризне,

И шепчет: «Смилуйся, Господь!» —

    Кто не молился в жизни.

                О, смилуйся, Господь!

II

Все гуще облака вверху,

    Внизу все больше мрака,

И жмется стадо к пастуху,

    К охотнику – собака.

Удар! и вспыхивает мрак

    От яркого разлома,

И мы дрожим, не зная, как

    Ответить гласу грома.

                О, смилуйся, Господь!

III

Гремит над полем битвы гром,

    Серпы войны в работе,

И – во имя чести – жнем

    Снопы из братней плоти.

Одним сотворены Творцом,

    Его дурные дети,

Мы рубимся к лицу лицом,

    В свое подобье метя.

                О, смилуйся, Господь!

IV

Чума опустошает град,

    Дыша незримым ядом;

С телеги мертвецы глядят

    Остекленелым взглядом.

Водицы просит сын опять,

    Горя в недужном зное,

И воплем страшным будит мать

    Свое дитя грудное.

                О, смилуйся, Господь!

V

Страсть к золоту безумит нас,

    Как будто сквозь одежу

Кентавра злая кровь, сочась,

    Въедается нам в кожу.

Мы бредим выгодой одной,

    Несчастные торговцы,

И сами биржевой ценой

    Помечены, как овцы.

                О, смилуйся, Господь!

VI

Лишает хлеба земляков

    Проклятие наживы,

И смотрят толпы бедняков,

    От голода чуть живы,

Как тянут певчие псалом

    В раскрашенном соборе

И, что ни день, суда с зерном

    Отчаливают в море.

               О, смилуйся, Господь!

VII

Мы любим вечера встречать

    Средь праздничного гула,

Стараясь вновь не замечать

    Пустующего стула.

Кричим и кубками стучим,

    Налитыми до края;