Там, где была тишина - Евгений Кривенко

С трудом дошел он до конторы и, как подкошенный, свалился на постель. Сразу же его начало трясти.

— Виталий Александрович, — щелкая зубами, попросил он Буженинова, — набросьте на меня пальто, ради бога, чертовски х-холодно.

Буженинов торопливо накрыл его своим одеялом, пальто и еще чем-то («Комплектом старых газет», — шутил потом Макаров), но его продолжало трясти.

— Вот это хвороба проклятая, — жаловался он, выбивая зубами барабанную дробь, — и откуда она взялась на мою голову!

— Это все местные комары, — сокрушенно разъяснял Буженинов, протирая очки, — анофелесы, которые во множестве развиваются в орошаемых местах. В теле комара некий паразит — плазмодий, собственно, и вызывающий это заболевание.

Но Макаров уже не слышал его, температура у него подскочила до 41 градуса, он бредил.

…Тяжело на стройке. Всех косит болезнь. Мало продуктов, питание очень плохое, главное, почти совсем нет жиров.

Каждый день жена десятника Назарова — Агафья Силовна варит какую-то затирку из муки.

Макарова уже предупредили, что мука должна расходоваться только на выпечку хлеба. Устанавливали процент припека, твердую норму расхода и предупреждали, что за перерасход будут судить.

Хлебная проблема уже вставала над страной, и с людьми, нарушающими строгие правила расходования хлеба, поступали сурово и жестко.

Макаров все это знал и тем не менее разрешал употреблять муку на приготовление знаменитой затирухи или баланды, как ее называли рабочие.

И даже сейчас, в забытьи, он бредил всем этим наболевшим — хлебом, мукой, крупой, макаронами, бараниной, всем тем, что необходимо для жизни и чего тогда было так мало.

— Коля, — приказывал он, — завтра же поезжай на рынок в Керки и купи мешок муки. Понятно? Что? Нет денег? Деньги получим в банке. Я поеду сам. Банк не даст, я знаю. Они пришлют комиссию. Где же эта комиссия? Черт бы их побрал! Так же нельзя! Нельзя! Кто все время сует палки в колеса? Скажите, Буженинов, вы же все знаете! Вот и про плазмодия. Это такой паразит, плазмодий, да? И от него болеют и умирают?

— Что вы, что вы, Виктор Александрович, — склонялся над ним Буженинов, не зная, бредит ли еще Макаров или уже пришел в себя. — Какая там смерть! Завтра вы будете на ногах.

— Что вы мне даете, Буженинов? — кричит Макаров, стуча зубами. — Это же липа. Ха-ха-ха! Там выемка, а у вас показана насыпь. Кто это нахомутал? И вы, голубчики, хороши, ошибка на целых шестьдесят сантиметров. Конечно! Проверьте отметку репера. Я что говорил?

— Бредит, — смущенно объясняет Буженинов только что вошедшим Наталье и Николаю. — Проклятая болезнь!

…Время идет. Макаров медленно раскрывает глаза. Тело его в мокрой, липкой испарине.

В конторе пусто. Над столом склонился кто-то. Какая-то девушка.

— Нина! — чуть слышно зовет Макаров. — Пить!

— Я не Нина, — сухо откликается Наталья. Она подходит к его постели. — Вот прими хину.

Она подает ему порошок и стакан воды запить. Макаров благодарно смотрит на нее.

— Спасибо, Наталка. Это правда, то, что ты говорила насчет завала?

— Правда, — так же сухо откликается Наталья.

— И здорово завалило?

— Не очень. Во всяком случае не так, как было. Как ты себя чувствуешь?

— Ничего. Маленько голова кружится. А что такое?

Наталья заботливо поправляет на нем одеяло.

— Там к тебе приехали двое из Чаршангу, из банка. Может, им сказать, чтобы они приехали в другой раз; ты ведь болен?

— Нет, нет, — заволновался Макаров, — ни в коем случае. Это очень важно. Банк ведь прекратил финансирование. Они начнут давать деньги только после заключения комиссии.

— И ты думаешь, что они начнут давать?

Макаров приподымается на постели.

— Что ты хочешь сказать?

Наталья присаживается на край койки.

— Слушай, Витя, они приехали проверить камень, который ты заготовил для дороги.

— Какой камень? — ужасается Макаров. — Нам никакого камня не нужно.

— Витя, — спокойно разъясняет Наталья, — для того, чтобы получить в банке деньги за проделанную работу, ты подал акт на заготовку камня. Ты забыл? А камня-то ведь нет. Это ведь липа, обман.

— Какой обман? — начинает сердиться Макаров. — Я же деньги не в карман себе положил?

— Вот ты поговоришь с ними…

— И поговорю, — вскакивает Макаров. — Прости Наталья, мне нужно одеться.

…Возле приезжих вьюном вьется кладовщик «его величества». Он чует чутьем, что начальству грозит какая-то неприятность. Комиссию надо «ублаготворить». Он уже где-то достал бутылку водки и кусок хорошей брынзы, — предлагает перекусить.

Один из членов комиссии — высокий и рыжий товарищ с портфелем — как будто согласен начать работу с этой процедуры. Но второй — маленький, смуглый, с живыми, горячими глазами — категорически против.

— Нужно сначала сделать работу. Зовите вашего прораба.

— Вин хворый, — прижимает к груди руки Борисенко. — Його така трясця трясе, що не дай бог!

— Ну, пусть он назначит кого-либо, — хмуро откликается смуглый. — Нам все равно. Мы к вечеру должны возвратиться в банк.

— Та перекусить трохы, — убеждает кладовщик. — 3 дороги ж!

Наконец, появляется Макаров. Он сдержанно здоровается с приезжими.

— Антонов, — представляется высокий товарищ.

— Георгидзе, — подает руку второй. — Вот наши документы.

— Не надо, — отмахивается Макаров и смотрит на Борисенко. Тот незаметно пожимает плечами: мол, я все, что мог, сделал, — не помогает!

— Мы приехали посмотреть заготовленный вами камень, — объясняет Георгидзе. — Будьте добры, покажите его нам.

На лице Борисенко выражение полной растерянности.

— Хорошо, — небрежно бросает Макаров. — Товарищ Борисенко, распорядитесь насчет машины. Мы едем в горы…

Накинув на плечи пальто, Макаров садится в кабинку и любезно приглашает ревизоров в кузов. Те быстро вскакивают. На них легкие ситцевые рубахи.

— А ну, Петя, с ветерком, — тихо бросает Макаров шоферу, когда машина выезжает на ровный, словно отполированный такир.

У старой, разбитой, видавшей виды и десятки капремонтов эмушки словно вырастают крылья. С шипеньем мчится она по такиру напрямик к темнеющим вдали горам. Холодный ветер врывается в кабину. Макаров торопливо подымает заделанное фанеркой окошко и оглядывается назад.

Сквозь стекло он видит, как поеживаются Антонов и Георгидзе. «Камешков им захотелось, — думает Макаров. — Я покажу вам такие камешки, что вы ахнете. За них весь банк отдать не жалко».

Проходит минут сорок. Машина мчится по предгорьям, подымаясь все выше и выше.